— Часы, что ли? Больно мудрёные. А вдруг, это такие, которые наша Добрая с собой таскает и разбивает. Но нет. Эти набок не положишь. Из таких оставшийся песок мигом выскочит и упадёт в банку. Но даже если это подобие смертельных часов, их песок уже высыпался, значит, Мудрейшая почти умерла. Одна песчинка осталась, которая не пролезла в отверстие.

Рассуждая вслух, я пытался разобраться с устройством песочных часов жизни и смерти. Стоял, теребил в руках расшитый колпак и соображал, пока в памяти не всплыл совет Кармальдии, переданный через прото: «Просто переверни...» Или: «Тебе нужно что-то просто перевернуть».

— А если, правда, перевернуть часы? Всё, что упало на дно, мигом окажется в макушке. Потом резко опрокину обратно, и всё упадёт в конус. Возможно, часики эти так запускаются, а жизнь… А воплощение Пифии начинает жить заново. Крупный кристалл вместе с мелкими тоже окажется в этой лейке, и всё получится. Только вот, удастся ли сделать это или, как обычно, что-нибудь испорчу?

Пока собирался с мужеством и чесал затылок, не заметил, как неосознанно напялил красный колпак на голову. Только выдернув склянку из её деревянного основания, сообразил, что теперь придётся идти до конца. Не думая о результате, перевернул часы кверху тормашками и замер.

Первым вниз упал шарообразный бриллиант и в мгновение ока раскололся на сотню мелких кристалликов, которыми было устлано донышко часов. Я ойкнул, сообразив, что Девятое Воплощение действительно окажется последним из-за моей нерасторопности. Но потом вспомнил, что нахожусь всего-то на тренировке, а само пробуждение Мудрейшей будет позднее, когда явлюсь в пещеру всеми «запчастями».

Повеселев от своевременной догадки, начал энергично трясти перевёрнутую конструкцию, чтобы и остальные песчинки отлепились от дна и проскочили сквозь щели, которые были в местах впайки лучиков-игл в стеклянный корпус.

Почти все кристаллики не выдержали моего издевательства и просыпались в вершину часов жизни. Я замер в нерешительности, а потом произнёс:

— Эти остались, чтобы вы не новорожденной стали, а молоденькой. Чтобы не в пелёнках пророчествовали, а хотя бы в детском платьице. Можно я переверну ваш колпачок обратно?

Снова мне никто не ответил, и я, глубоко вздохнув, приготовился к решительному шагу. Взболтнул часы, сделав пару круговых движений, понадеявшись, что кристаллики метелью закружатся в часах, но они примёрзли друг к дружке и ни в какую не захотели пылиться или шевелиться. Пришлось на свой страх и риск одним рывком перевернуть часы и замереть в ожидании результата.

На удивление, все просеянные кристаллики так и остались в верхушке часов. По всей видимости, они не собирались падать в серебряный конус с дырочкой. Что-то нужно было сделать ещё, а вот что именно, сообразить у меня не получилось.

— Будем считать, что тренировка закончилась. Прячу хозяйство обратно в нишу и выхожу на улицу, — сказал я вслух и, не дожидаясь возражений, воткнул часы в деревянное основание.

Потом рывком снял с головы колпак и вернул его на штатное место. После чего отнёс сказочный агрегат и схоронил его за гобеленом.

Кое-как засунув пьедестал с часами на место, поправил декорацию и собрался выметаться из пещеры, воспользовавшись Коридором Страхов. Сделал несколько решительных шагов на выход из Оракула и… Очнулся внутри скафандра в невесомости.

— Так, ребята-октябрята. Что опять стряслось? Почему снова ничего не видно? — возмутился я из-за непрозрачного забрала.

— Проснулся, герой? Что за обмороки перед ответственным шагом? Или на приёме у Кармальдии притомился? — накинулась на меня Ватрушка.

—Цыц, Трезор. Лучше скажи, где и когда я задремал? Мы всё ещё в космосе? Или в сердце звезды? Почему скафандр не показывает картинку? Боится, что кого-нибудь испугаюсь? — окоротил я Природу и задал уместные вопросы.

«Мы на орбите. Разрешение на приземление ещё не получено. Поэтому ожидаем сигнал», — откликнулись скафандровые Эсхатос-Протос.

— Скорее всего, нужно самим спросить и… — не успел я сумничать, как меня окоротили и Ватрушка, и бактерии.

— Какие мы мудрые!

«Мы уже спросили».

— Но вы им не сказали, что я уже совершил ответственный шаг со Смертью. Что уже был и в Коридоре Страхов, и в самом Оракуле, — решил я поделиться подвигом, содеянным в мороке, не уточнив, что геройствовал только разумом, или астралом-застрялом.

— Ты в этом уверен? Если… — засомневалась Ватрушка.

— Если ничего не получится – вернёмся. Кстати, как называется астероид, где осталось покрывало Ватарии? Ну, где нас всех почти арестовали? — озадачился я, вспомнив, что не удосужился узнать «адрес» адресатора, где меня собрались проверить на божественную принадлежность.

«Они узнали, что ты похвастался знанием о Коридоре Страхов», — доложили прото, и скафандр начал настраивать прозрачность.

— И кто такие «они»? — встревожился я, когда разглядел сквозь забрало, что понесся в сторону зелёной планеты, радовавшей взгляд обилием рек и озёр. — Вы адрес не перепутали? Я же был на пустынной… На неживой планете, а эта…

— Никто ничего не путал. Это планета Нимф. Здесь тебя уже лет двести, как ждут. Или ждали. Так что, сейчас с девчонками познакомишься. Ха-ха-ха!.. — рассмеялась мне в ухо Ватрушка.

— Какими ещё девчонками? Я же Пифию разбудить должен, — струхнул я перед встречей с очередными грудастыми зеленухами с копьями наперевес.

«Они – это все нимфы, собравшиеся на праздник Возрождения Пифии. По слухам, она вот-вот проснётся. Кто-то уже помог её телу омолодиться. Осталось только разбудить», — подал голос Мутный, объяснив, что никакой ошибки с целью путешествия нет.

Успокоившись, я принялся глазеть на леса и луга, ручьи и озёра, в великом множестве «населявшие» планету Нимф. Когда начал угадывать пейзаж, виденный в мороке, скафандр пошёл на посадку в сторону горы-небоскрёба, тоже оказавшейся зелёной от кустов и травы.

— Обманули дурачка-а-а, — невесело вздохнул, вспомнив безжизненный пейзаж, и приземлился на тропу, ведущую к пасти-входу в Коридор Страхов.

По обеим сторонам тропинки красовались женские статуи в развевавшихся непрозрачных одеждах разных оттенков. Причём, все изваяния были в одинаковых позах, с одинаковыми причёсками. Ещё у статуй были одинаковыми цветочные венки на головах и зажмуренные глаза.

Когда подошёл к скульптурам, засомневался, что они неживые. А поравнявшись с ними, вздрогнул, осознав, что все молодые тётеньки оказались спящими красавицами. Только они стояли на невысоких пьедесталах, а не лежали в хрустальных гробах и не сидели в стеклянных аквариумах.

— Этих что, тоже надо будить? — забеспокоился я, когда вспомнил ненавистные яблоки, а Скафандр Васильевич неожиданно стёк вниз на тропу и собрался в кубик.

— А как же! Ха-ха-ха! — напомнила о себе Ватрушка и рассмеялась в самое ухо. — Всё, дорогой божок. Оставляю тебя на растерзание нимфам. Спасибо за весёлое путешествие и за «милый диадикас». Ха-ха-ха!..

Пока приходил в себя от издевательского хохота помощницы Ватарии, та смылась в неизвестном обличии и направлении. Просто, когда услышал, как за спиной затрещали кусты под лапами неведомого зверя, оглянулся и увидел только шатавшиеся макушки деревьев и дорожку из смятой травы, по которой промчалось нечто размером с носорога.

— Прощай, Ватрушка, голова два ушка. Оборотень-подружка, — грустно выговаривал я, поднимая с земли бесценного кубического товарища по имени Мутный.

Собравшись с душевными силами, продолжил путь в Коридор Страхов, до которого оставалось рукой подать. Всё бы ничего, только спавшие нимфы-памятники не давали успокоиться. Казалось, вот-вот очнутся от дрёмы и набросятся с какими-нибудь взрослыми шуточками.

«Что ещё за милый диадикас? И кто такие эти нимфы?» — наконец, предался я размышлениям, напрочь забыв, что разговаривать со мною могли не только Ватрушка и Мутный, но и атласарские бактерии.