— Что толку? Прогуливают все, как один. Не слушаются, опять же. В ПТУ их берут, когда по двенадцать стукнет. Для освоения рабочих профессий. А так, на кой им с учёбой заморочки? — вздохнула Настя и откинулась на подушку.

— Чем они хуже, не пойму? В капусте, что ли, несвежей находят? — возмутился я местному мироустройству. — А ты своего чему-нибудь учишь, или он у тебя сам всему учится? Ведь он и буквы уже знает, цифры, опять же.

— Тихо ты. Услышат, — неведомо чего перепугалась Настя и чуть ли не подпрыгнула на кровати.

— Не понял.

— Доложат, куда следует, и в семинарию загремит, — прошептала она, как заговорщик.

— Теперь понял, — тоже шёпотом выдохнул я в ответ. — А что такое семинария?

— Там одарённых мальчиков оскопляют и учат на монахов-богословов, — открыла страшную тайну Настя, но я снова ничегошеньки не понял.

— Как это, «оскопляют»? — решил дознаться вначале про оскопление, а потом про богословов.

— Подрастёшь и узнаешь, — отмахнулась от меня вдова.

— Ладно, — согласился я. — Ну, нам за капустой пора.

Еле-еле оторвав перепачканного шоколадом кандидата на оскопление от мамки, я попрощался с Настей.

— Мы дома хозяйничаем вовсю, так что заранее извиненья у женской милости просим. Всё сделаем, как в мужских мирах, а потом ты переделаешь, договорились? До встречи, — помахал я рукой и вытащил Димку во двор больницы.

— Слушай сюда, — обратился я к Настевичу на улице. — Мы с тобой настоящие мужики. А мужики должны вести себя ответственно. Мало ли какие миры у вас, женские, мужские. Мы с тобой всегда в ответе, что на этом, что на том свете. И учиться не бойся. Только никому не признавайся. Я хоть и в хорошем мире живу, а ум свой тоже подальше от посторонних прячу. Уловил? Летим.

Я попросил Кристалию об отводе глаз и перелёте за Кубань. В места, где, со слов Насти, произрастают капуста и морковка, свёкла и тыква, картошка и яблоки. Всё, чем богата Кубанская земля.

Лететь оказалось всего ничего, и через минуту, будучи над замутившейся от дождя речкой, я увидел прямоугольные поля, на одном из которых копошились люди, похожие на муравьёв в серых фуфайках. Причём, муравьёв только мужского пола.

Кристалия приземлила нас и сразу размагнитила от невидимости, чтобы мы могли пообщаться с тружениками Закубанья. Воровать я ничего не собирался, а потому решил всё разузнать и прикинуть, сколько и чего именно может понадобиться семье из двух-трёх человек на всю зиму.

— Нашу Кубань как мамку люби! — по-взрослому крикнул Димка работягам, ссутулившимся над капустой.

— А её врагов жги, коли, руби! — ответили труженики полей Димке, а заодно и мне.

Я от таких паролей с отзывами ненадолго впал в ступор, но вовремя понял, что это были обычные в этих местах приветствия.

— Бог в помощь. Мы к вам в разведку, — начал разговор, вспоминая, как в подобных обстоятельствах общался папка.

— И вам не хворать, — ответило мне несколько голосов.

— Спроси про капусту, — напомнил Димка.

— Как урожай в этом году, справный? — продолжил я чинно.

— Вашими молитвами, — ответил молодой парень, а остальные снова нагнулись к грядкам, потеряв к нам с Димкой всякий интерес.

— Когда в город пожалуете с урожаем? — поинтересовался я.

— Скоро уже. А вам что нужно? А то нам работать надо, — в нетерпении спросил парень.

— Капусту нам. Морковку, — сказал Димка и спросил: — А мальчишек маленьких не находили?

Парень рассмеялся, а за ним и все мужики, которые снова разогнули спины.

— Могу вилок подарить такому умнику, — предложил парень.

— Спасибо. Мы, если что, купим. Только вот наша мамка в больнице, а что ей надо, и сколько, мы не знаем, — признался я.

— Жена ваша? — уточнил парень.

— Сестра. Ноги поломала, когда Димку спасала. Загипсовалась ненадолго, — пояснил вкратце.

— Это ничего. Бабы быстро друг дружку лечат да нас калечат, — пошутил парень, и все мужики снова захохотали. — А про овощи скажу: их много не бывает. Вам сколько надо? Мешок? Два? Только капусты? Может у вас денег много, и вы всего у нас прямо тут купите? На поле? Мы и в цене упадём до себестоимости. Так как? Сговоримся?

— Что за себестоимость? — смутился я, услышав новое слово. — Это сколько за кило?

— Какое кило? Мы мешками продаём. Вы не кацап, часом? — заподозрил парень неладное.

— Казаки мы. Только с Кубани давно уехали, поэтому говором отличаемся, — соврал я чтобы не казаться чужаком. — Мешками, так мешками. Почём за один? Только их у меня с собой нет. Авоськи есть, а мешков ни одного.

— Двадцать копеек в городе, а тут за десять. Это капуста. Морковка по сорок там, а по двадцать тут. Не прогадаешь. Только как ты всё тащить будешь, казак? — сперва всё рассказал парень, а потом поднял меня на смех.

— Сейчас расплачусь, а вечером на дирижабле прилечу и всё на него погружу. Он у меня не самый большой, но летает любо-дорого. Подтверди, Димка, — наврал я с три короба и толкнул мечтавшего о брате мальчугана.

— Да ну, — не поверили мне работники.

— Коромысло гну! — отбрил я точь-в-точь, как дед Паша. — Сказал, заберу. Значит, заберу. По мешку морковки и капусты нам. Я бы и фасоли, и мёду с яблоками набрал, да мне некогда собирать всё до кучи. Кто деньги получает?

— Я. Семён Ольгович. Агрономлю помаленьку, как мамка научила. Мешки только вот, на складе. Может, на утро сговоримся? Мы тебе всё, что закажешь, приготовим. И денег вперёд не возьмём, — предложил мне парень с женским отчеством, вернее, с матронимом.

— Дело говорит, — загудели фуфайки. — И нам бы подсобить, чтоб на ту сторону хоть маленько капусты передирижабить? Ивана нашего с лодкой унесло в сторону Новокубанки. Самогон клятый до беды довёл.

— Значит, сегодня вечером не сможете приготовить? А то я подальше от чужих глаз дирижабль держу. Днём на нём почти не летаю, — соврал я, не обращая внимания на закубанские разговоры и планируя с темнотой заняться перетаскиванием овощей на балкон Настиной квартиры.

— Чехурда! — позвал кого-то парень. — Смотайся за мешками.

— Кацапу же и мёд нужён, и яблуки. На себе всё потащу? Пролётку даёт пусть, — категорически заявил мужичок в насмерть засаленной фуфайке.

— Сколько и чего вам привезти? Мы мигом сорганизуем, — предложил Ольгович.

— А... а что у вас есть? — растерялся я.

— А всё у нас есть, — огрызнулся парень.

— Мне для сестры всего помаленьку надо. Чтобы ей с Димкой до весны хватило. А что именно, понятия не имею. Картошка, капуста, морковка, свёкла, тыквы, лук… — начал я перечислять всё, что знал об огородах и их растениях.

— Ясно. Если на двоих, то три мешка картошки, мешок лука, ведро фасоли, мешок свёклы, мешок яблок, пара мешков капусты, один морковки, один с тыквой. А мёду сколько? Может, сами к мамке сходите? И расплатитесь сразу, — предложил парень.

— Нет-нет. Я с тётками общаться не умею, — отказался я. — Что делать, ума не приложу. Может ты всё, что перечислил, привезёшь и сюда на поле сложишь, а я после… Ну, когда на дирижабль загружу, приду чтобы рассчитаться. Не думай, я не вор. Я и вперёд денег дам, сколько попросишь.

— Хорошо. Три надюшки давай. На эти деньги мы тебе всего наберём. Гору целую продадим. В обиде на станичников не будешь. Слово даю. Крест святой, как у тебя на шее, целую. Забирай потом всё дирижаблем своим. А ежели ещё чего понадобится, милости просим к нашему берегу, — предложил Ольгович.

— Что думаешь? — спросил я у младшего покупателя.

— По рукам, — выдал своё решение Димка.

Я нащупал три серрублика в кармане и протянул их парню.

— За мешки отдельно? — вспомнил я про тару. — Может, добавлю, чтобы по-честному получилось? Или вам что-нибудь из города привезти?

Я выгреб из кармана красномедную мелочь и добавил ещё двадцать копеек к трём монеткам, которые мужички называли надюшками.

— Нам ничего, кроме бочкотары не надо. Её в Майкопске делают, а это далеко. Так что, спасибо, — сказал мне парень и получил деньги.