— Мороженое «Эскимо», — заявил он и подставил ладонь прямо под мой игрушечный ствол.

— Чуть подальше. Чтобы не помялось, — сказал я и пальнул батончиком «Ленинградского».

— Ух, ты! И мне! — начали протягивать ладошки остальные карапузы.

Я ещё пару раз сморозил – с’эскимосил и пошагал к стартовой площадке.

— Добрая душа, да? А мне что-нибудь выстрелишь? — снова обиделась соседка.

— Заказывай. В пределах разумного, конечно. Чтобы в дуло поместилось, — рассмеялся я своей шутке.

Ольга ничего не ответила, и мы спокойно присели на скамейку, которая кое-чем отличалась от таких же местных, стоявших вдоль площадки перед кинотеатром-тёзкой.

Не успели мы облокотиться на спинку этой скамьи, как наши волосы от порыва ветра подпрыгнули, а окружавший пейзаж мгновенно и разительно изменился в армавирскую сторону.

— Всё на сегодня, — скомандовал я и поднялся. — Только забудь всё обо мне и… Чтобы не задразнили, не говори, что мы вместе гуляли.

— Если стрельнёшь шоколадкой «Алёнка», я тебя в упор не увижу, — выдвинула свои условия соседушка.

Пришлось стрельнуть себе в левую руку, а потом передать Оленьке её заказ.

— Что за фантазии у вас? Одни по два рубля в карманы попрятали, а пожелали мороженое за двадцать две копейки. Другая шоколадку, — причитал я по дороге домой.

— А давай тогда ещё одну для Элки. Если не жалко, конечно, — сразу же перефантазировала Оленька.

Я печально вздохнул, но фокус с шоколадкой повторил, после чего повесил проверенное в деле оружие на плечо.

— Ты же кошка. К тому же рыжая. Попросила бы шоколадную мышку-брюнетку размером с Серёжкину пинетку. Ха-ха! — попытался я скрасить наше унылое возвращение. — А ты «Алёнку».

— Теперь дразниться будешь?

— Буду. Но молча, — заявил я о честных намерениях. — И рыжей, и кошкой.

— Лишь бы не Стёпой, — согласилась Оленька, а я обмер.

«Откуда знает? Я же за эти пару дней её ни разу…» — начал уплывать в синие дали, но Скефий не дал.

— Пуфф! — отрезвил он мою голову, давая понять, что общаюсь не совсем с Оленькой.

— Оружие сдавать? — сразу спросил у мира.

— Пуфф! — повторил Скефий, и на этом наше кинопутешествие кончилось.

Мы с Ольгой разошлись по своим дворам, как совершенно чужие одноклассники-соседи.

* * *

— Где мотался? — встретил меня папка посреди двора.

— На безголового ходил. Который всадник. Жуть! — признался я сразу же.

— Ну, милорд, ты даёшь. А мамка знает?

— Зачем ей? Сводить в кино её хочешь? Там «Командир...», что-то там, какой-то щуки. А на какой бы ты хотел? А то я могу с Серёгой посидеть, — предложил я услуги исполнителя желаний.

— Потом как-нибудь.

— Ладно. Так я пошёл?

— Про неизвестных братьев не напомнишь? Я уже у всех спрашивал. Никто о таких не вспомнил. Знаю, что родные, а в памяти пусто.

— Что ты от них хотел? За бананы поблагодарить или за пепси? Я могу передать им привет. Если встречу, конечно, — снова предложил я волосок из бородки Скефия Хоттабыча.

— Как их звали?

— Колькой и Сашкой.

— Так-так-так. А они родные братья? — заблестел глазками родитель.

— Дядька и племянник. Между собой. А к нам… Бог знает.

— Уже кое-что. А фамилию их не помнишь? — пристал папка, как репей.

— Ага. Вам здрасти. Мы ваше счастье. А фамилия у нас «Ваша-родняшенко». Так по-твоему братья здороваются, когда в гости приходят? Или: «Мы из племени землян, из левого рукава обезьян, из шершавой ладони крестьян, из мизинца по имени «С-утра-весел-и-пьян».

— Значит, ясельный «Мишка Косолапый» на пользу пошёл. Ха-ха-ха! А повторить сможешь? Когда в гости кто-нибудь придёт? — раззадорился Григорьевич младший.

— Я тебе не только повторю, а ещё и с три короба наплету, навяжу, накручу и накричу. И всё будет в рифму. Ты только к людям не приставай с расспросами о потерянных братьях. Сами найдутся. Обещали на Новый год быть, как штыки. А то и раньше, — наобещал я златые горы.

— Значит, ты их хорошо запомнил?

— И снова блоха наша здорова. А вот наш блох, хоть и был неплох, всё одно под вечер издох. Всё, я пошёл к мамке за подзатыльниками, — отмахнулся я от папки и поплёлся в дом, рассчитывая на тёплый ужин.

— Это ты у Павла таким штучкам научился?.. — услышал вслед.

— У него. Только не штучкам, а спонтанной импровизации с зарифмованным исходом.

Оказалось, я явился как раз вовремя. Прозвучала команда «свистать всех за стол» и всё наше семейство расселось по своим обеденным местам.

Папка больше ко мне не приставал, вероятно, опасаясь прогневать одну из Андреевн. Зато мамка, ни с того ни с сего, прочитала лекцию о пользе прогулок с троюродными сестрёнками Светкой и Галкой. А так же с любыми другими особами с косичками и бантиками. Будто бы увидела меня с Оленькой сквозь много-много километров в чужом городе в обнимку со скакавшим безголовым всадником.

— Они же мои кузины-образины, — попытался я отшутиться прямо за столом.

— Они что, страшные? Или ты их боишься? — не отстала мамка.

— Не безобразины, а… А на кой они тебе сдались? Хочешь, чтобы я с ними в куклы играл? Или они со мной в войнушку?

— А если бы у тебя сестра появилась, а не братик? — возмутилась младшая Андреевна.

— Сдал бы в пункт приёма втор-сырь-дочек, а выписал бы свистульку-сынульку. Серёжку нашего. Что ещё за вопросы? Набираете команду женских болельщиков и страдальцев? Я беру самоотвод.

— Каких-каких болельщиков? — вступил в диалог папка.

— Какой-какой самоотвод? От родных сестёр? — опешила мамка.

— Что пристали? Мне ещё рано этим заниматься. И им рано. Спроси их сейчас: «Хочешь чуда расчудесного?» Что скажут? «Ага. Хочу шоколадку Алёнка». «А может, ещё что-нить позабористей хочешь, почудней?» А они снова: «Ага, если можно ещё чудесней, тогда хочу две шоколадки».

После моих кривляний от лица никому не известных сестёр, ужин был прерван на долгие и продолжительные аплодисменты, перемежавшиеся подзатыльниками. Хлопали папка с Серёжкой, а шуточными подзатыльниками одаривала мамка.

На том и закончились наши гляделки-посиделки с воспитательным и питательным ужином. Дальше был телевизор, потом опять телевизор, потом снова он же, но уже с программой «Время».

Как я ни старался хоть что-нибудь выудить из внешнеполитической обстановки, кроме напряжённости на Ближнем Востоке, ни в чём не разобрался и ничего не понял.

О Дальнем Востоке я уже слышал и даже летал с Павлом в ту сторону, а вот о Ближнем – понятия не имел. Расспрашивать, кого бы там ни было, я не стал, подумав: «Войны пока нет, ну, и ладно». Однако собрался в самое ближайшее время слетать на юг, чтобы отыскать Святую землю, на которой, по моему наитвердейшему убеждению, произрастала моя знакомая дерево-свидетель, она же за веру радетель, она же источник ладана, она же Босвеллия Бурзеровна.

С этой тётенькой-сестрёнкой с несметным количеством косичек, я готов был провести времени больше, чем с любой другой живой и настоящей.

«Что ещё нужно обязательно сделать? Что совершить? Куда слетать ясным соколом? Куда нырнуть хрустальным змеем? Куда телепро… двинуться? Короче. Куда перешагнуть и перепрыгнуть по космосу? — размечтался я засыпая. — Дел-то ещё видимо-невидимо. Хорошо, что у меня и моей команды ещё всё впереди. Плохо, что мы такие балбесы и повесы.

Может, не так уж плохо? Кто ещё в нашем бледно-розовом возрасте на такое отважится?.. А что тут отваживаться? Живи, и всё. Живи и… Главное, что всё ещё впереди».

Утро пятницы. Снова «бессонная» ночь. Не приснилось, не пригрезилось, не показалось, не почудилось ничегошеньки. Я проснулся по приказу мамы и сразу же включился в бесконечный, но привычный круговорот. Умылся, позавтракал, оделся, дождался времени старта и… Вышел за калитку навстречу новому дню.

Вроде как, взял старт. Или стартовал. Зато без всяких выстрелов. Без выстрелов в воздух и в спину. Тихо и буднично. Пока тихо. Пока без выстрелов в спину…