Вернее, мне подсказали синие гуманоиды. В полудрёме. А потом я повторил за ними. Всё собезьянничал, как понял. Только домашнего адреса я же не знал. Через Кармалину мамку Светлидию еле-еле смог домой попасть. «Поиск» просил. Нашёл её кое-как, а пропуска-то в руке нет. Выпуска из той пещерки. Пришлось Барбарию-Болидию вызывать. Она там вместо нашей Стихии комсомолит. Пару вопросов задала прямо из своей ступы, не опускаясь наземь. По десять баллов за что-то прибавила, а потом впаяла мне тридцать шесть пещерных пропуска. Руку от них так и обожгло.

Угодник поначалу сдерживался, изображая внимательного и серьёзного слушателя, но долго не вытерпел. Расхохотался так, что стены у подвала затряслись. Что именно ему показалось смешным, я так и не понял, а поэтому продолжил доклад, не обращая на его смех никакого внимания.

— Тридцать шесть. Не шутка. И как только все в руку поместились? Но напрасно я оттуда выпорхнул. Про тот адрес так и не спросил. А местный дух, или Провидение, вдогонку пророчествовал, что я к нему не раз ещё вернусь, чтобы ошибки свои исправить.

Щенка, опять же, Барбаре подарить. Её Природа в спячке уже. И сама она Яга Ягой. Но мысли мои слышит и не морщится. Так я после того как оттуда выпорхнул, ещё четыре пересадки делал. Четыре пещеры включал и рассказывал, кто я и откуда взялся.

Это потом уже наша, которая Образ, рассказала о каких-то рукавах в Млечном Пути. Ещё световые года приплела. По ним, якобы, поиск миров делают и домой просятся, если заблудились. Орион. Точно. Ветка или рукав Ориона, а расстояние двадцать шесть тысяч вёрст со световыми столбами.

Ещё я узнал от ЭВМ, что синие человечки взаправду жили. Я их адрес повторил, Зах Дженн который, а она сказала, что мир уже погиб. Но расстояние до него ещё осталось. И рукав, опять же, живой и весь светится. А сам Млечный Путь у нас прохудился, и теперь в его центре чёрная дыра. От неё измеряют расстояния до… Но ведь этого всего я от Образа не слыхивал. Я что, снова фантазирую и остановиться не могу? Или опять чужая память проснулась?..

Угодник перестал хохотать и начал вылезать в наш родной мир.

— Уморил. Мастер художественного слова. Не захочешь, а рассмеёшься. Потом продолжим. Когда к стихийной комсомолке в гости пойдём. Твой глобус нужно же раздвоить. Чтобы вам было с чем начинать работать. И булавки с флажками найти.

Мы выбрались в Скефий и вышли из сарая к Павлу и Давидовичу. Дед уже снова восседал на штатном троне и, казалось, ничто в мире не может нарушить того безмолвного спокойствия, в котором он пребывал.

Я попрощался с Николаем, твёрдо пообещав, что по возвращению домой сразу же отбуду в страну Америку за бананами, и направился мимо Давидовича и деда домой. Павел сделал вид, что не заметил моего ухода, и я, без лишних пикировок, проследовал по назначению.

Вернулся я как раз вовремя. Было уже половина второго. Хорошо, что по дороге домой догадался попросить Скефий о сокрытии, а то бы прилип задом к ремню за беспардонный прогул. Пришлось снова надевать школьную форму, брать портфель и выходить за калитку. А вот когда вышел, так сразу вспомнил, что ни классных работ в тетрадках, ни домашних заданий в дневнике, ничего-то этого у меня не было.

«К Ольге сходить, и у неё всё срисовать? Или к близнецам на поклон вернуться? Но у них по-другому всё может быть. То же самое, но другое. И глаза на них смотреть не хотят. К Вадьке или Серёге сходить? Потребуют объясниться, почему это у меня своего ничего нет. Ведь я, вроде как, с ними целый день околачивался», — размышлял я, стоя на улице, и колебался, решая, что бы такого предпринять.

— Скефий Дедморозыч. Какие у меня есть варианты? К Ольге прокрасться? — спросил у мира.

— Чмок! — сразу же получил по лбу.

— К Вадьке сходить?

— Чмок! — снова то же самое.

— Твоя очередь предлагать, — буркнул я и занялся смахиванием с головы и формы нежных снежных ответов.

— Хлоп! — заполировал мои страдания Скефий, метнув мне по маковке Оленькиным портфелем, доверху заполненным девчачьими сокровищами и школьными знаниями.

— Можно и так, — согласился я, припомнив киношную фразу, и поднял портфель с тротуара. — Тогда я опять домой. Уроки делать. А ты пока поищи мне подходящее одеяние. Я же Угоднику обещал за бананами слетать, а в полёте прикинуться каким-то Суперменом. Так что, будь ласков. С тебя маскарадный костюм. Умеешь же портфели воровать.

Без лишних церемоний, отдал родному миру нахальные распоряжения и, как ни в чём не бывало, вернулся домой. Словно это не я, а он у меня состоял на верной службе. Будто так понукал им каждый божий день.

«Хамовато, конечно, получилось. Ну, прости шалопая», — извинился я мысленно и принялся исследовать Оленькин портфель.

Вытащив дневник и тетрадки, углубился в копирование классных работ и домашних заданий. Причём, решил сразу их выполнить, памятуя о праздничном вечере с Угодником за столом и плацебо на столе. Пришлось читать, писать, думать и запоминать.

Так увлёкся нехитрым повседневным занятием, что не заметил, как на диване появился комплект из ярко-красного плаща-накидки и такого же яркого, но уже синего трико. Красные плавки и какая-то невменяемая обувка или, скорее, кожаные носки прилагались к костюму в нагрузку и находились рядышком.

— С размером, вроде как, накладка вышла, — констатировал я, когда представил себя в этом нелепом взрослом одеянии, в котором наверняка бы «утонул».

— Чмок! — не согласился со мной персональный Хоттабыч.

— Подрастить меня собрался? — испугался я, что снова стану большим и неуклюжим.

— Чмок! Фух!

— А это что значит?.. Стоп-стоп. Лучше молчи. Вернее, не отвечай, — попросил я временного перемирия и вернул все школьные принадлежности обратно в Ольгин портфель. — Возврати с благодарностью. Какой – сам решишь. А пока, размагнить меня, пожалуйста. Мне нужно «домой вернуться».

Портфель, прошмыгнув в дверь, возвратился обратно к соседке, а я через минутку откашлялся, привлекая к себе внимание домочадцев.

— Я дома. А задержался потому, что сразу в школе домашнее задание делал, — доложил всем и сделал вид, что только что прибыл домой.

— Переодевайся и кушай, — донеслось из огорода от мамы. — Мы все уже пообедали.

— Не дождались, значит, — буркнул я недовольно и начал переодеваться.

Переодевался, переодевался, а когда мельком взглянул на себя в зеркало, чуть в обморок не упал.

— И как это его… Меня угораздило плавки поверх трико напялить? — возмутился я, когда увидел в отражении незнакомого худосочного парня, одетого красно-синим Суперменом в трико и плаще. — Шуточки? Рожу мне выстругал, как того у манекена в магазине «Одежда». Ещё букву на груди нарисовал. «S» – Skefiy. В общем, конечно, не уродливый, но только, что на это мамка скажет?

— Чмок!

— Её «чмоки» побольнее твоих будут. И крику… Как та сирена у пожарной машины, — на удивление, хладнокровно высказался я обо всём происшедшем, и поплёлся на кухню. — Как хочешь, а я на голодный желудок суперменствовать отказываюсь.

Я чинно пообедал, представляя, что снова стал взрослым и нахожусь в Кристалии и, сложив грязную посуду в тазик с водой, вышел во двор.

— Красавец, — всплеснула руками мама. — Смотри, Серёжа. Какой у тебя братик.

— Мама что, меня видит? — ужаснулся я вслух и присел на порог, прямо в нелепых красных плавках.

— Фух! — запоздало получил тёплое подтверждение.

— Чай не слепая. Вижу. Вырядился как в детском садике, когда играл роль Огня. Тогда ты тоже в красном плаще был и ёлочку сжечь обещал. Ну, так по сценарию было, — спокойно без сирен рассказала мама.

— Всемогущий я Огонь. Берегись! Меня не тронь, — процитировал я, вспомнившиеся реплики из детского спектакля.

— Помнишь, — обрадовалась мама. — Иди уже, куда собирался.

Я не то чтобы от такого её панибратства опешил, я потерялся в собственном дворике с мамой, Серёжкой и Туманом в качестве трёх незыблемо-сосенных ориентиров. Заблудился в захлестнувших мыслях и чувствах.