Искра в центре семёрки фибр сверкала недолго, и почти сразу выскочила, оставив шесть фибр в одиночестве. Никто и бровью не повёл, а я перепугался до беспамятства.

Но искра далеко улетать не стала, а зависла недалеко от бублика из шести фибр, или колёсика из новорожденных фибр.

— Теперь наша очередь, — призвала всех Кармалия. — Делаем то, что должны. То, что все хотели. Начинает Ёжик. За ним Правда. Потом я. А дальше по старшинству.

Я заморгал, давая понять, что не знаю, как начинать, и что, собственно, начинать, но что-то во мне очнулось, и я со всего маху запустил свой лучик-молнию в мерцавшую искру. Причём, запустил широким кончиком вперёд.

Мой лучик долетел до самой искры и замер, не достигнув цели совсем чуть-чуть. Остановился над искрой остриём вверх, а широким кончиком вниз.

Следом за моим полетел луч Правды и остановился остриём вниз, а широким кончиком вверх, снизу от искры. Лучик Кармалии замер слева, Скефия справа. И пошло-поехало. Миры запускали свои звёздные лучи, и те замирали, заняв каждый своё место.

Когда стрельба закончилась, вокруг искры образовалась корона из сверкавших лучей. Лучики моргнули раз, другой, и слились в единое целое с искрой. Получилась огромная искра-звезда. Или огромная, сверкавшая лучами, фибра. Но и на этом чудеса не закончились.

Наша фибра-искра начала подниматься вверх в синее-синее небо с белыми облаками. Словно маленькое солнце она удалялась и удалялась, и мы не сразу заметили другую, такую же, но менее сверкавшую искру, летевшую навстречу. Потом наша фибра с искрой замерла. Нет. Совсем не замерла. Искра продолжила свой полёт вверх, а её корона из лучей остановилась. Старая и новая искры разминулись, поморгав друг дружке, и продолжили свой полёт.

Старая «Изначальная» фибра так и улетела в синюю даль, а новая, с новой божьей искрой, надела корону из наших лучиков и засверкала так, что мне стало больно смотреть. Ярче солнца! Ярче тысячи солнц! А может, я захотел, чтобы она так ярко засверкала?..

Нет. Точно засверкала.

Когда новая искра приблизилась к колечку из шести новорожденных фибр, она уменьшилась в размерах, притушила свечение и устроилась на своё место в центре. Как будто всегда там была.

— Начинается. Готовьте Головастика, — отдала новую команду Кармалия.

Амвросия поднесла и положила Александра рядом со спавшей душой и отошла в сторону. Я откуда-то точно знал имя этого женского мира. Да… я всех теперь знал поимённо! И то, что разбитоколенная оказалась Кристалией. И Талантию. И всех братьев-миров, присутствовавших здесь и сейчас. А их прибавилось. Сначала было только шестеро из первого круга, а теперь стояло не меньше двух десятков.

Семёрка фибр покружилась-повертелась, будто привыкая друг к дружке, а потом влетела в мою душу. Крепко так влетела. Со звуком.

«Не пробила бы насквозь», — подумал я, но вспомнил, что после вылета этой семёрки со старой искрой, душа так и осталась объёмной, а не сдулась, как я опасался.

Душа неожиданно встрепенулась, пошевелила руками, ногами, а потом встала во весь трёхэтажный рост.

— Проснулась? — спросила её Кармалия, но душа ничего не ответила.

Она еще подвигалась, поприседала, а потом на её груди появился целый калейдоскоп из портретов Александра Головастика. На них он то был серьёзным и сосредоточенным, то корчил смешные рожицы, то просто улыбался.

Одну такую рожицу с ехидной улыбкой и выбрала душа из всего множества лиц. Выбрала и перенесла с груди себе на лицо. Теперь уже сама начала улыбаться над всеми нами, вмиг оживив этот портрет.

Трёхэтажная душа кивнула Кармалии, подавая знак, что проснулась и готова продолжить службу.

— С Богом, — выдохнула мировая мамка.

Душа взлетела над твердью, снова показавшись мне белой птицей, но крыльями-руками размахивала недолго.

Снова сделавшись плоской и какой-то бесформенной, она начала скручиваться и складываться. Складываться и двигаться, как бесконечная лента Мёбиуса. Сверкать, скручиваться, скользить между собой же, и складываться, складываться, складываться. Складываться пока не стала размером с небольшой арбуз. Сверкавший, переливавшийся, бесконечно двигавшийся сам в себе.

«Вот как ты выглядишь, Душенька. Не пар, не дым, не туман. Бесконечная, светящаяся, двигающаяся живая душа», — подивился я новому открытию.

А душа прицелилась, примерилась, и влетела в лежавшего на тверди Головастика.

* * *

В один миг всё вокруг нас стало прежним и будничным. Небо белым и мутным. Я угловатым и колючим ёжиком. Кармалия мамкой. Правдолюб учителем труда. Миры – мирами-мужиками. Сёстры их тоже стали серьёзными и сосредоточенными. Всё Небытие начало возвращаться в обычное повседневное состояние.

Кармалия подхватила Головастика и понесла на руках, как маленького котёнка. Я засеменил следом, не зная, куда себя деть. Пики Кавказа ожили и начали подниматься из футбольного поля, растопив стеклянную лаву над своими главами, а у школы-стиралки принялись отрастать новые верхние этажи.

Оскариусы высыпали на поле, равномерно разбрасывая коконы с консервированными фибрами. Миры начали расходиться по своим домам или орбитам, а с нами остались лишь Скефий и Талантия.

— Бери ребёнка. И помни мой наказ, — строго сказала Кармалия и отдала Скефию Головастика.

Скефий, получив сувенир, зашептался с сестрой и поторопился исчезнуть.

— Готов вернуться? — обратилась Кармалия ко мне.

— На всё готов, — заявил я, ещё не понимая, о чём спросила мировая мамка.

— Тогда иди ко мне. Занимай своё место поближе к сердцу.

С этими словами Кармалия сорвала с груди часть платья, а может, даже тела. Я увидел такую же живую трепетавшую душу мамки миров. Она тоже переливалась ярким золотым светом и бесконечно двигалась. Точь-в-точь, как человеческая.

— А я своими осколками вас не пораню? Может мне… — начал я колебаться.

— На то ты и дитя родное, чтобы ранить мамку не куда-нибудь, а в самое сердце.

И я, как был остроугольным ёжиком, так и влепился в свою душу. Вернулся почти десять лет спустя. Когда, интересно, я к Александру попал?..

Ах, да. Когда тот показал сыну и мне пару малюсеньких кукишей.

* * *

Когда я выяснил факт подмены самой главной душевной искры, прошло много времени. Именно из-за неё на мою долю выпали такие сногсшибательные приключения, что… ни словами сказать, ни фломастерами нарисовать. Новая искра оказалась пропуском в «командировочную» параллельную галактику Млечный Путь. А вот многоуважаемый Виталий Правдолюб только прикидывался Маркарычем, а сам… Но об этом расскажу, когда наступит время поведать о высшем галактическом начальстве – о всемогущих Архитекторах Вселенной.

Кстати. С некоторыми из них я, будучи в мороке, пытался посмотреть фильм «Кармалия и её традиции». В «Родине» дело было.

На чём я остановился? Ах, да. На возвращении из бедовых миров второго круга. Из моей временной взрослой жизни. Эх…

— Вставай. Школу проспишь. Выходные уже кончились, — нежно разбудила меня мама. — Скоро уже Оля за тобой зайдёт, а ты ещё не умывался.

— Какая ещё Оля? — взбунтовался я спросонья и попытался вспомнить вчерашний день.

— Соседка. Одноклассница, — было мне ответом, от которого подпрыгнул, как ошпаренный.

— Чур меня! — взвизгнул, будто получил звонкую оплеуху за какой-нибудь проступок. — Я же дома. В мужском мире. Никакими одноклассницами никогда на нашей улице не пахло. Или теперь пахнет? Тумана нужно спросить. Или душевный разговор…

В один прыжок долетел до зеркала и уставился в него, не сразу осознав, что на меня глазело девятилетнее, а не взрослое, отражение.

«Я вернулся?.. Может… я давно уже вернулся? Или… Какая тогда Оля? Соседка по парте? А куда Танька делась? И зачем бы этой Оле… Так. Что-то я сам не свой. Или опять в мороке?» — спрашивал я себя и сам себе из зеркала кивал: «Да. Нет. Не знаю. Нет. Не знаю. Нет».