— Валяй. Домой уже пора возвращаться. Надоели твои шуточки. Ну, да, сам повёлся, как наивный ребёнок, — нехотя согласился Угодник.

— Сейчас у тебя волосёнки подпрыгнут, и мурашки врассыпную бросятся. Скуку, как рукой снимет. Подставляй левый локоть, — приказал я и закатал свой рукав.

— На. Паяй, чудо цыганское. Сказочни… Как ты это сделал? — вздрогнул дядька, что-то почувствовав, а я, по запарке, взял и, как всем Павлам, впаял ему пару пропусков вместо одного.

Ткнул два раза кряду, а только потом опомнился.

— Ёшеньки-кошеньки. Шестнадцать осталось. Чумичка дырявая! Ладно. Что сделано, то сделано. Почувствовал прилив сил? Зашевелилось всё на свете? То-то же. Готов к труду и обороне? — торжественно провещал я, гордясь собою. — Сумел родного дядьку до пещеры привесть. Хоть одна благая весть. Пошли? Или пропитаешься неведомыми чувствами?

— Точно всё дыбом. Но отчего так? — выпучил глазки мой ученик.

— Почувствовал пещеру. Всем существом почуял. И она тебя признала. Теперь пропускать будет. Куда сам пожелаешь. Ко всем девяти мирам по первому требованию. К девяти близнецам из моей сказки про солнце, — сказал я и пошагал в пещеру. — Сейчас все чувства с ума сойдут. Не пугайся. Все так и должно быть. Делай, как я. Зажмурься и иди. Через десять шагов я тебя встречу и остановлю. Уже внутри с тобой окажемся. Договорились?

— Д-да. Да. Готов к… Готов, — еле выговорил Григорьевич старший и последовал за мной в неизвестность.

— Жмурься. Смотреть нельзя ни в коем случае. Топай и шаги считай. Делай, как все инопланетники и земляне, — подбодрил я Николая и шагнул в ракушечную стену.

«Объект Раз» оказался пустым и неприветливым. Никакими Павлами в нём и не пахло. Мои надежды на быстрое выздоровление Угодника начали таять, а сам Николай не спешил со своей материализацией. Задержался почему-то десятый последователь. То ли испугался моего волшебного исчезновения, то ли побоялся оказаться в настоящей преисподней, мне было не ясно.

Я замер посреди ракушечного безмолвия, не обнаружив никого из бородачей-разбойников, на которых возлагал врачебно-лечебные надежды на помощь в возвращении памяти Угоднику. Но, видно, снова злые и тёмные силы сыграли со мной добрую шутку.

— Это Александр Скефийский из миров Кармалии-Светлидии. Включаю Образ в работу! — крикнул я громогласно, разгоняя дурные предчувствия, и поймал себя на мысли, что уже не впервой назвал себя новым мирным прозвищем.

Как это ни странно, но пещера не отреагировала на команду и после извергнутых мною молний не включилась.

— Что за новости? Сломалась, что ли? Отключили на техобслуживание? — испугался я внешне, но в душе остался спокойным. — Выход и сам найду, конечно. Вот только внимательней нужно, если, вдруг, в соседний шлюз…

Прервал я разглагольствования, так как услышал знакомый звук опускавшегося лифта, а потом вздрогнул всем существом от мгновенно наступившего сумрака.

— Обслуживающий персонал пожаловал? Они хоть на людей похожи? — подбадривал себя вопросами, пока тьма от тени спускавшегося цилиндра не начала рассеиваться.

Лифт приземлился, а я, дрожа всем телом, подошёл к его дверце, собираясь познакомиться с неизвестными инопланетниками, бесцеремонно выключившими мою двоюродную ЭВМ из космической розетки.

Дверца распахнулась и… Никого в кабинке не оказалось.

«Зайди!» — прочитал на белом листе бумаги, приклеенном на внутренней стороне кабины, и задрожал ещё сильнее.

— Мать честная! Почерк-то мой. Я написал? Но когда?

Конечно, никто мне не ответил. Пришлось набираться мужества и входить в кабину, клацая зубами от дрожи, как пресловутая Жучка после купания в проруби.

Лифт захлопнулся, тронулся в путь, а я почему-то сразу же успокоился. Будто, действительно, не впервой, вот так, поднимался незнамо в какую астероидную неизвестность.

Через положенное время дверца распахнулась, а я, оказавшись во всё том же стандартном белом коридоре, пошагал вперёд, увидев на одной из дверей следующий листок с надписью «Твоя».

Представившись, как обычно, левым локтем, вошёл в личные апартаменты. Ничего необычного. Всё то же самое. Диван, спящий экран теле-окошка и дверь в коридор с входами в ванную и на кухню.

Обессилев от нервного перенапряжения, упал на мягкий диван, решив недолго посидеть, подумать обо всём случившемся и не случившемся, начиная с бегства Угодника, но мне не дали. Окно включилось. Не просто по-весеннему зазеленело, а именно включилось.

«Здравствуй, Александр Скефийский, — бодренько, так, с огоньком, поздоровался я из телеэкрана. — Всё понимаю. В шоке. Я это ты. Только, я немного умней, потому как, с помощью Образа, взял и состряпал для себя будущего эту запись».

Я не поверил собственным глазам. И ушам. И всему, что было с собой в тот момент из супового набора чувств.

На меня бесцеремонно глазело моё полное отражение и вещало, как заправский диктор Центрального Телевидения. Пришлось собираться с силами и слушать самого себя, только на несколько дней моложе.

«Повторяю, ты же, скорее всего, отвлёкся.

Семалия, по какой-то радостной для неё причине, сыграла с тобой очередную и очень злую шутку. Лишила памяти. И, кстати, не единожды. Ты уже восемь раз к ряду разыскивал Калику, а находил Угодника. Восемь раз! Стало быть, именно столько раз одаривал его пропусками и допусками.

Итого: единственная пара допусков на остатке.

Печально? А то. Но, как ни удивляйся, а это твоё собственное решение.

Объяснить? Пожалуйста.

Заподозрив неладное после следующего… Второго пробуждения, я повторил на бис поиски Калики и убедился… Уже в пещере убедился…

Нет, не так.

Если по-честному, когда включил пещеру, тогда только вспомнил, что снова обозвал себя Скефийским, а потом переспросил ЭВМ, с чего мне так показалось. Понятно излагаю?»

— Понятно, — выдохнул я, обречённо.

«В общем-то, у неё узнал, что, действительно, не впервой. Потом, уже после истерики… Короче, вместе с ней проанализировал и спрогнозировал нехорошее поведение Семалии, и понял, что они задумали выцыганить все мои пропуски, чтобы…

Первый вариант: чтобы я никуда с планеты не делся, потому как, такой казак в их мирном хозяйстве весьма кстати.

Второй вариант: чтобы Угодник смог самостоятельно отбыть в неизвестное место для какого-то обучения божественному мастерству. Будто бы этому можно у кого-нибудь научиться.

Далее. Я… То есть, ты, собирался… Не так.

Я тут долго ошивался и узнал у нашей подружки ЭВМ, как можно вернуть память.

Надоумила. А как же. Нужно отправить Николая не куда-нибудь на глупое обучение, а на Тичарити. На Греноли, то есть. “А зачем?” Спросишь ты. И ты же себе ответишь.

Затем, что именно там находятся все записи моих воспоминаний, когда шесть дней кряду рассказывал Пещерычу всё, что происходило со мной, с дедом, с самим Угодником, с бабулей, со всеми нашими близнецами, и так далее.

Смекнул? То-то же. После такого вмешательства в его светлую голову, никакой мирный сглаз не выдержит. Пеплом развеется.

Зачем так делать? Ну, не знаю. Посиди, сам ещё раз подумай. Может, перерешаешь. Но по моей просьбе Образ запросила ЭВМ Греноли, и ответ пришёл моментально.

“Воспроизведение личных воспоминаний стороннему лицу разрешается. Уровень допуска разрешающего – не ниже десятого”.

Вот я и зарегистрировал официальное разрешение в тот же день. Так что, как поедет в Школу Угодников, в которую, кстати, нужен пятнадцатый уровень допуска, ЭВМ его предупредит, чтобы дурью не маялся. Чтобы сразу же рванул за памятью в родной дом Пещерыча.

У меня всё.

Или нет? Напомню, что это не жертва, хотя очень на неё похоже. Это моё, а, значит, твоё сознательное решение.

С Образом я договорился, как только ты в восьмой раз явишься, направить тебя прямиком в каюту и включить моё второе в жизни телевыступление. Для этого бумажки с посланиями развесил.