Впоследствии я выполнил свою угрозу и сначала на берегу ручья воскресил Дафну-единорожиху, а потом она известным способом разбудила от мраморного сопора Бельведерского, благо к тому времени сатиры его уже вытащили из оракула на тамошнюю авеню и в три слоя приодели в цветастые тоги.

Пока изумлялся отсылкам к абстрактным картинам своей «двоюродной» истории, а моя авторская память озарялась всё новыми красками и небывалыми ценогенетическими приключениями, продолжал браво маршировать по тропе в сторону…

В какую именно сторону шагал, тоже вспомнил и опять замер от ужаса, но теперь надолго. Другими словами, сам впал в сопор – в оцепенение, вялость и бесчувственность.

Или, как в учебнике, в глубокое угнетение сознания при сохранении рефлексов. Но я не был безучастен ко всему окружавшему, совсем наоборот. Окружавший мир напомнил мне, что неоднократно бывал здесь. И бывал не из праздного любопытства, а по самому что ни на есть важному делу.

— Ша-Ду-Са, — еле выговорил заклинание, оказавшееся адресом мира или, что скорее, именем места, где реально то, что нигде и никогда не возможно. — Точно. Сам же сюда попросился за своей…

Вовремя заткнувшись, признался себе, что понятия не имел зачем прибыл туда, где воочию видел апостола Павла ростом с двухэтажный дом, который стоял у ещё более высоких резных врат в самый настоящий Рай.

То, что апостол лицом и повадками был точь-в-точь дедом Пашей, а вокруг врат не было никакого райского забора, я помнил точно. И бесконечную вереницу странных человекоподобных светло-серых существ, стоявших гуськом и державшихся руками друг за дружку. Точнее, задние держались руками за плечи впередистоящих. Некоторая часть этих невиданных существ была с аккуратными прозрачными крыльями, но все они не имели ни глаз, ни ушей.

В памяти всплыло, как я обыграл и для лучшего запоминания заменил Ша-Ду-Са на За-Ду-Ша, но наличие у существ крыльев немного смущало. «Значит я здесь и за своей Душой, и за своим Ангелом-Хранителем», — объяснил себе, как можно спокойнее, но волнение от предстоявшей встречи подавить не смог.

Перед глазами была незабываемая картина с апостолом Павлом, на заре подменявшим апостола Петра, который брал за загривки пострадавшие от гордыни души, встряхивал их, отчего те прозревали, светлели до нестерпимо яркой белизны, и к ним возвращался слух. Они низко кланялись и, с одобрения деда Паши, сами проходили резные райские врата насквозь. Что происходило с Хранителями, нужна ли была им процедура прозрения и очищения, мне так и не вспомнилось.

Почему Павел по утрам подменял Петра, почему врата не открывались и почему души ослепли и оглохли от гордыни я тоже откуда-то знал. И про третьих петухов, и про ключи от рая, и про самокритичные души, считавшие себя недостойными рая, а потому скитавшихся по окрестностям, пока не оглохнут, не ослепнут и не собьются в вереницы, после чего их со временем «отбракуют».

Встряхнут и оценят побелела или, наоборот, стала чёрной как смоль, и такое я тоже видел. Правда всё оказалось шуткой, и почерневшая душа сначала моментально провалилась под землю, но через мгновение взмыла вверх, просияла, побелев до нужной кондиции, приземлилась, после чего смеявшийся Павел кивком головы разрешил ей следовать по назначению.

— И мне он тогда таинственно подмигнул, — осторожно произнёс я вслух, понадеявшись, что буду услышан либо самим двухэтажным апостолом, либо тем, кто его в тот день замещал.

Ноги сами понесли меня в неизвестность, находившуюся где-то впереди, за местным горизонтом. В груди потеплело и перестало трепетать. Волнение улеглось. И что-то мне подсказывало, буквально твердило немыми, но доходчивыми словами, что данное мною слово «разбудить всех, кого должен», выполнено. Даже без положенных в таком случае видений апостолов, резных врат и сонма заблудившихся душ и их верных ангелов-хранителей.

— Доложите пожалуйста, все ли на месте? Никто не потерян, не забыт? Ша-Ду-Са? Или некомплект? — робко схохмил даже не надеясь на «душевный» ответ, но отчётливо услышал сначала над головой короткое «дилинь» колокольчиком, а затем давно знакомым голосом: «Дуй в свой Пуп Земли и не сомневайся, Никанор ты наш Затрапезный».

Резко развернувшись, чуть ли не побежал обратно в сторону спасительного холма с откосом и нишей для перемещений, но не всё было так просто в том, наполовину реальном, мире. Глазами видел, что двигался вперёд, что пытался вернуться в то место, из которого совсем недавно прибыл, а всеми остальными чувствами понимал: простого возвращения быть точно не может.

«Пока не найдёшь ответ, обратной дороги нет!» — стучало в висках, но о каком ответе должен подумать или вспомнить, сообразить из-за волнения никак не получалось, поэтому моё бегство из мира Ша-Ду-Са откладывалось.

Останавливаться не хотелось, хотя живо представлял… Или, скорее, вспоминал, что уже не один раз попадал в эту ловушку из которой нет выхода, хотя есть вход. Что однажды разозлился и пошёл на принцип: решил шагать обратно и ни о чём не думать.

Блажил или вредничал, это на меня очень похоже, за что и получил по заслугам. Тогда горизонт слева и справа остался на штатном месте, а спереди и сзади медленно поднялся, выгнулся и сомкнулся над головой. Я оказался в подобие огромной трубы М-маховика. Дорожка, по которой шёл, срослась краями, а мои потуги куда-нибудь дойти стали наглядно бесполезными.

Как в тот раз выкрутился, я понятия не имел. Переволновался, или этим фокусом мне намеренно напомнили только то что захотели, тоже было неведомо. Зато на душе царило удивительное спокойствие, хотя никаких подсказок, кроме видений апостола Павла и его призрачного хозяйства, вспомнить не мог. Даже только что вернувшегося душевного колокольчика с его возможными предупреждениями. Даже своего нового прозвища – Никанор и домашнего адреса Плутарха-IX, к которому должен был обязательно явиться и… Разбудить.

Я остановился и зажмурился. Решил постоять и подумать о чём-нибудь неважном, о чём-нибудь далёком и давным-давно забытом. Представил себе, что снова стою покалено в Реке Времени, снова чувствую себя потерянным, что если открою глаза опять окажусь в месте, где всё наоборот и шиворот-навыворот.

«Почему мне тогда так казалось? Жаль, что все воспоминания об Арктиуме я сначала зашифровал, а потом запер в… Где? В тайной комнате с коробочками знаний? От них остались одни тараканы и листья с напоминаниями…

Муит-Кра – это и есть Арктиум наоборот. Почему на листе лопуха я написал напоминание об Арктиуме? Я тогда подумал, что местные признаки называли мне имя того, тоже наполовину реального, мира с Рекой Времени, которая Стикс, а они всего-то обзывали меня лопухом. Наверное, за то, что тормозил. За то, что туго соображал, прямо как сейчас.

Мне же Искра тоже ни о чём толком не рассказала и не объяснила…

Признаки? Там что, настоящих людей не было? Наверняка были. Я же отыскал…

Нет, Калику я в этот раз… Кто такая Искра? Я не только с душой могу каляк-маляк, но и…

Иск-Ра – это же искусственный разум. Имя Образа, а не И-Ра, как сейчас после хроноволны, поменявшей всё на свете.

Точно. Я тогда глазами видел, что река времени течёт с горы по ущелью и далее в море-океан, а всеми фибрами ощущал, что всё наоборот. Но в этот раз со мной ничего подобного не было. Или я не помню? Или запретил себе вспоминать? Точно. Запретил. Но почему?

А в прошлые разы река точно вытекала из моря и забиралась на горы. Но так бывает только в зеркальной вселенной. Глаза всегда обманывают разум, поэтому я любил стоять в реке и жмуриться. Течение воды в одну сторону, а течение времени…

Что из них главнее?

В наших мирах есть как прямой, так и обратный ход времени. Мне ещё кто-то объяснял, как два крейсера Авроры идут на встречных курсах. На каждом своё время. Каждый движется вперёд, в своё будущее, а оказывается в прошлом другого? Или…

Ну и на кой мне всё это именно сейчас?»