— Любовь моя, вы же знаете, я бы проводил подле вас сутки напролет. Но мы обустраиваем новое государство, мне нужно присутствовать на совете.

— Прошу, берегите себя. Вы полностью отдаетесь государственным делам, — проворковала Мадаис. — Это делает вам честь, как правителю, но нам с сыном вас не хватает.

— Да, любимая, я знаю, — ответил Ардир. — Мне и два часа, проведенные без вас, в тягость. Я постараюсь сделать так, чтобы у нас было больше времени друг для друга.

Судя по паузе и короткому «Доброй ночи, любимая», за заверениями Ардира последовал поцелуй. С глухим щелчком закрылась дверь, послышались шаги, Нальяс поспешно вжался в пока ещё пустующую нишу в стене. Мимо торопливо, глядя только прямо перед собой, прошел император Ардир. Точно такой, каким Нальяс его помнил. Εсли бы молодой Пророк собственными руками не хоронил его, он обязательно усомнился бы в слухах о кончине правителя.

Но Нальяс знал, что настоящий император Ардир мертв. Поэтому не бросился на помощь, когда уходящий от него мужчина пошатнулся и схватился за подоконник, чтобы удержаться на ногах. В следующее мгновение он застонал от боли, а его облик начал меняться. Длинные заплетенные в традиционную косу русые волосы укоротились, стали каштановыми и волнистыми, едва доставали до плеч. Фигура теперь казалась более человеческой, чем эльфийской. Судя по стати, это был молодой мужчина. Он тяжело дышал и с явным трудом сохранял равновесие. Я силилась рассмотреть его лицо и сожалела, что не могла отойти от Нальяса в воспоминании.

Сквозь приоткрытое окно галереи донесся голос Мадаис. Императрица хотела заглянуть к принцу и велела придворной даме не шуметь. Мужчина, держащийся обеими руками за подоконник, повернулся на звук голоса, в волосах блеснул золотой венец, а я увидела Владыку Талааса. Даже если бы я не видела его в ранних воспоминаниях дедушки, настолько очевидное внешнее сходство с принцем Зуаром исключало любые домыслы и ошибки. Несмотря на пояснения дедушки, меня очень удивило выражение лица бронзового дракона: он любил Мадаис и всем сердцем сожалел, что не может быть с ней.

Он постоял ещё немного, потом медленно побрел к себе. Глядя в спину уходящего дракона, Нальяс пояснил:

— Один драконид из личного отряда Талааса рассказал мне, что вначале всю свою злобу дракон срывал на императрице. Истязал ее так, что она выжила только благодаря вмешательству Φиреда. Но после всего пережитого она повредилась рассудком. Поэтому она верит сейчас, как верила и тогда, что Ардир жив, спас ее и увел свой народ из разрушающейся империи на восток.

— Поэтому ты сказал, что я не смогу разоблачить ложь, — я не скрывала горечи, прислушиваясь к голосу вполне счастливой Мадаис, разговаривавшей с дамой.

— Да, поэтому, — мрачно ответил Нальяс. — Как бы странно это ни звучало, но Мадаис хорошо в том мире, который она хочет видеть вокруг себя. А Талаас делает все, чтобы ее представления о действительности оправдывались. Она счастлива в своем безумии.

— Насколько я понимаю, в настоящем обличье она Талааса не видит, — глянув в сторону скрывшегося за поворотом дракона, хмуро предположила я.

— Именно так. Когда проклятие сам-андрун начало работать, он даже не пробовал появляться перед ней настоящим. Он прежде хотел, чтобы она страдала, чтобы она его боялась, наслаждался ее унижением и болью. А потом, когда чары сам-андрун изменили его, он не смог заставить Мадаис забыть весь тот кошмар.

— Потому что утратил ментальную магию? — догадалась я.

Нальяс кивнул:

— Верно.

Снова в воспоминании раздался голос Мадаис, я, нахмурившись, посмотрела в сторону ее комнат.

— Семерка может не понимать, что имеет дело не с эльфом, а с иллюзией, которую создал превышающий десятку дар. Но почему-то кажется, Талаас использовал какое-то другое волшебство. Снятие иллюзии не вызывает боли.

Мои размышления вслух дедушку радовали, это отчетливо слышалось в голосе.

— Ты совершенно правильно мыслишь, — похвалил он. — Меня тоже насторожил этот момент, но потом я выяснил, что боль во время снятия иллюзии связана с тем, что Талаас дракон. Их иллюзии работают дольше, идеальны настолько, что не только изменяют голос, но даже передают аромат любимых духов того, чью личину дракон примеряет.

— Ничего себе, — ошеломленно пробормотала я.

— Особенности их формул, — пожал плечами собеседник. — Чем чаще дракон прибегает к иллюзиям, тем быстрей они его выматывают. Каждое новое сотворение сильней истощает резерв. Создание заклинания и его отмена причиняют боль. Очень сильную, почти невыносимую. Само волшебство становится менее стабильным и требует большей сосредоточенности. Несмотря на все усилия удержать заклинание, оно рушится значительно скорей, чем в первые разы. Талаас, ослепленный любовью к Мадаис, поначалу набрасывал на себя иллюзию на несколько часов, оставался на ночь. Но уже через год это прекратилось. Вот в это время, — Нальяс широким жестом указал на крытую галерею, — он мог поддерживать иллюзию не больше двух часов в день.

— Как ты все это вызнал? — поразилась я.

Он грустно усмехнулся:

— Некоторые дракониды умирали очень тяжело. Мои заклинания ослабляли боль этих исключительно быстро постаревших существ. Дракониды будто пьянели от облегчения и рассказывали все. Так я много узнал об Эвлонте. Это мир, откуда пришли драконы. Мне рассказали о сам-андрунах и о кровной клятве братства Талааса, о том, что другие драконы, оставшиеся с ним, не могли его ослушаться. Они заплатили бы жизнями за отступничество. Правда, они заплатят жизнями и за преданность, но позже. Пока у них есть немного времени.

Он вздохнул, посмотрел мне в глаза:

— Вернемся к истории с принцем.

Я кивнула и вложила ладонь в его протянутую руку — меня подхватил поток образов и вынес в сад у дворца.

Поздним летом цветник выглядел скромно. Молодые яблони гордо держали на ветках по пять-шесть яблок. В предрассветном полумраке большой дуб в трех десятках шагов казался сказочным великаном. Сад еще не обустроили, но уже существовали пруд, ручей и горбатый мостик, которые я видела в иллюзии во время отбора. Нальяс заканчивал дежурство и шел ко дворцу, когда заметил поблескивающую дымку рядом с деревянным шаром на перилах. Молодой Пророк остановился, дымка коротко вспыхнула изумрудом и стала увеличиваться в размерах.

Сердце зашлось стуком от неожиданности, но ощущения опасности не возникло. Мне даже казалось, зря Нальяс в воспоминании встал в боевую стойку. То, что исходило не от драконов Талааса, не могло навредить их врагам.

Дымка постепенно обретала плотность и очертания. Довольно скоро они стали узнаваемыми. Нальяс опустил руки, улыбнулся. На меня волной накатило его облегчение. Когда призрачная фигура стоящего ко мне полубоком мужчины прекратила мерцать, Нальяс заговорил.

— Доброе утро, лорд Старенс.

Дракон медленно повернулся, будто преодолевая сильное сопротивление. В изумрудных глазах читалась настороженность, сменившаяся изумлением.

— Доброе утро, господин Нальяс, — улыбнулся черноволосый красавец. — Приятная встреча. Правда, я никак не ожидал увидеть здесь вас. Уж точно не в доспехах с пламенеющим цветком.

— Я тоже рад случайной встрече, — кивнул молодой эльф. — Вы за довольно короткое время достигли впечатляющих успехов в создании астральных порталов.

— К сожалению, есть еще место для множества шагов вперед. Порталы далеки от совершенства. Хотя формулы оповещения о возможных недругах работают отлично. Ваше присутствие формулы посчитали неопасным. Вы ведь не собираетесь выдавать меня вашему новому работодателю? — вопросительно изогнул идеальную бровь черный дракон.

— Ни в коем случае, — заверил Нальяс. — Я бы и не связывался с ним, если бы не принц Мирад.

— А, понимаю, — глядя в глаза собеседнику, протянул лорд Старенс. — У вас тоже возникли сомнения в отцовстве Владыки Талааса.

— Нет, лорд Старенс. У меня нет сомнений, — твердо ответил молодой эльф. — Я знаю, что это не его сын.