— Что ещё за отсек? И куда мне идти? — опешил я от очередной неожиданности, но потом скумекал, что сферы с разной природой огромные сами по себе, значит, никаких простых дверок к ним быть, конечно же, не могло.

— Для гость рядом дверь быть теле и картина, — огрызнулась говорящая ступа и захлопнулась.

— По-каковски их телек говорит? — запоздало спросил я, но получил очередную и бесконечную минуту молчания.

Делать было нечего, пришлось на свой страх и риск шагать к первой коридорной выпуклости – двери. Или, скорее, люку с небольшим экраном на стене, слева от него. Такие же экраны были около каждого входа, вернее, около каждого лифта.

— Здесь кто-нибудь по-русски разговаривает?.. А на Хань-Юе?.. На английском? Дуй-будуй? No-yes? Ну, и идите в лес. То есть, меня пустите в лес, — поговорил я по душам с дверью, но телевизор не включился. — Постукать его, что ли? Но у него же башки… Локоть! То есть, пропуск.

Вспомнив о пропуске с допуском, мигом представился, ткнув в спящий экран левым локтем.

— Пи-ик! — поздоровался мини-телевизор и включился.

На экране появился красочный пейзаж из пустыни с пальмовым оазисом или, скорей, с несколькими оазисами.

«Только недавно из Омана. Ничего вкусного. Пойду к следующему», — раскритиковал я увиденное и поплёлся к следующей дверце.

Так обошёл горную или альпийскую сферу, как у Стихии, потом дремучую лесную с высоченными хвойными деревьями, потом какое-то болото. В общем, только с пятого или шестого раза наткнулся на отдалённое подобие Краснодарского края с круглыми грядками-полями с сельскохозяйственной, а, может быть, дикой растительностью.

Стал напротив двери лифта, потому что не придумал никакого другого способа его открыть. Открылся, любезный, никуда не делся, но молча.

Когда вошёл в кабину, зажмурился, на всякий пугающий случай, но вспомнил, что у Стихии не видел никаких животных, пасущихся на лугах с низкорослой травкой.

— Зверьё, наверно, давно уже в холодильнике? Или для них отдельные загоны? Может, здесь некому приглядывать за сельским хозяйством? — задавал я наивные вопросы, коротая время долгого перемещения куда-то не совсем вниз.

Наконец, кабина замерла, дверь открылась, а я оказался в освещённой комнате без окон с одной-единственной дверью-выходом.

— Спасибо за доставку. Прошу обождать, пока тут прогуляюсь, — подбодрил себя громким разговором и открыл дверь.

«Конечно, не Закубанье, но и не лес с пустыней. Поброжу между инопланетными грядками. Вдруг, найду что-то знакомое?» — поразмыслил я маленько, когда увидел непонятного размера и формы огороды, с одного краешка или, скорее, сектора, которых темнела сырая земля, а с другого желтели или засохшие кусты, или ботва неведомых растений.

Причём, всё круговое пространство между этих секторных крайностей занимали плавные переходы от только что взошедших зелёных ростков, до других секторов с поспевавшими плодами или семенами на невысоких травянистых зарослях, которые впоследствии засыхали.

Видно, кто-то потом всё выкорчёвывал, а на их месте снова всходила поросль, и весь цикл повторялся, замыкаясь в подобие круга.

— Что за чудеса? Все времена года в один день? Ну и ну. Притом, на каждом отдельном поле, — поразился я, увидев, что и череда плодовых деревьев, собранных в кольцо вокруг несуразного огорода, точно так же и спала в зимней спячке, и зеленела, и цвела, и наливалась плодами, и желтела листьями с такими же золотыми фруктами, опадавшими наземь.

Вокруг, куда ни глянь, были такие же обрамлённые фруктовыми лесополосами поля с огородами, их неведомым урожаем, с самостоятельной, шагавшей по кругу, растительностью.

«Никогда бы до такого не додумался», — повторил я несколько раз про себя и, оправившись от фруктово-ягодного шока, пошёл к валявшимся на земле зрелым яблочкам.

Яблоки оказались, скорее, мягкой айвой с привкусом клубники, с бледно-жёлтой мякотью. Только вместо огрызка в моей руке осталась прозрачная кожистая косточка с десятком «семечек», которыми я не замедлил перебить клубничный вкус другим, точь-в-точь, как у орешков фундук.

— Диковина, но приятная на вкус. Надеюсь, это не дичка, а культурное растение семейства айвово-клубничных фундуков. Это я так, на всякий отравительно-тошнительный случай. Воистину нет ничего невозможного, — побеседовал с собой и, захватив несколько плодов, пошёл любоваться кубанскими красотами, которые без тени иронии можно было обозвать неземными, если бы они не были такими будничными, хотя и не без фантазии.

Что произрастало на огородах, для кого, для чего, я не заморачивался. То ли настроения для серьёзных раздумий не было. То ли до конца не верил, что всё вокруг настоящее, а не пригрезившееся. Гулял себе, то и дело, оглядываясь на белое строение с лифтом внутри. Искал кусты с какой-нибудь смородиной, нашёл, но, вспомнив про земные волчьи ягоды, пробовать их не решился. Зато с деревьев совал в рот всё подряд. И орехи, и те же ягоды, и черешни с абрикосами. Конечно, я сам их так именовал, налево и направо раздавая земные названия.

Когда разведывательный круг почёта вокруг домика с лифтом замкнулся, я с полными плодов карманами, и такой же пазухой, отбыл в каюту, собираясь, как следует поваляться на диване и обмозговать увиденное природное творчество канувшей в вечность планеты.

Первая ночь на чужом астероиде прошла вполне спокойно. Если, конечно, не считать трёх походов в ванную… Для проверки максимальных возможностей умного унитаза, торопившегося смыть всё одним махом. Очевидно, с удобрениями на их Во́роне полный дефицит.

Разгулялся мой метеоризм или мета… Что-то там. Не сказать, что болел живот. Скорее всего, это их неведомая Сигма не дала мне поспать хорошенько. С её окислительными и молочными ботулизмами.

Или я сам себе не дал? Забывался короткометражной дрёмой после того, как пририсовывал к увиденной небывальщине свои карикатурные рожки и хвостики. То есть, фантастические и, конечно же, пессимистические выдумки-добавки.

А тут ещё Стихия в каждое полнолуние становилась огромной волчицей и выла на луну с Фортштадта. Но это уже из земных кошмаров. Возможно, они-то меня и расслабляли. Или слабили?

Когда почувствовал себя… Нет, не выспавшимся, а не в состоянии дальше валяться на королевском ложе, поднялся и совершил учебный поход в ванную с целью умыться, освежиться и окончательно проснуться.

— Доброе утро, постоялец, — поздоровался со мной Пещерыч через включившийся иллюминатор.

— Я скорей лежалец, чем стоялец. Но и вам того же... от моей умытой рожи. Если, конечно, у вас имеются эти утра.

— Готов к первому рабочему дню? Как договаривались, ты повествуешь, а мы через специальные приборы слушаем. И глазами, и ушами внимаем, оцениваем. Решаем о твоих способностях и достоинствах.

Может, позавтракаешь сначала? Там всякие лакомства имеются. Сверху сытные и высококалорийные блюда, далее закуски, а в самом низу забавы всякие. Сладости, фрукты, прочие изыски. Методом тыка выберешь, а потом знать будешь, — чересчур слащаво предложил пещерный дух.

— Спасибо. Но я вчера перетрудился на ниве фруктово-ягодной дегустации. Так что, повременю. Готов к труду и обороне, — отказался я от изысков.

— Какой ещё обороне? Мы не… Ты нас даже не почувствуешь. Кхм!.. Не услышишь. Или это такое выражение перед тяжёлыми испытаниями?

— Значки такие выдают. ГТО. «Готов к Труду и Обороне». Но это, по-моему, только в моей стране. С чего начнём?

— Договорились же, с девочки из созвездия Бакр-Гус, с планеты Куом. Там плоский мир. Без детализаций. «Планета Оборотней» по-вашему, а самого созвездия никто из земных отпрысков не видел. Очень далеко оно от вас, — просветил меня новый «учитель».

— Мне и так кошмары всю ночь снились… Ладно. А как же тогда земляне окрестили планету, если даже Бакр-Гус этот не видели?

— Зато выходцев оттуда видели. Видели и окрестили, — объяснил разговорчивый дух.