— Ягнёнок Богом оказаться, — негромко выговорил невидимый собеседник.

— Родитель дедом, бабкой мать, — перешёл я с животноводства на семейную тему.

— Всё это нужно понимать, — с непонятной интонацией произнёс Пещерный свою строчку.

— Любой из нас когда-нибудь проснётся, — брякнул я, не успев ничего придумать о ближайших родственниках.

— А жизнь уже прошла, — почти прошептал дух.

— Или вот-вот начнётся? — выдал я три обыкновеннейших слова, от которых у самого волосы встали по стойке смирно, а всё поголовье мурашек бросилось врассыпную.

— Зачё-от. Уважил. Не ожидал, что кто-то… Так вкусно! Ладно. Зови «Устройство», и в добрый путь к Барбарии. Она, правда, кое-кого другого поджидала. Ну, ничего страшного. Места на всех хватит, — закончил восторгаться Пещерный и умолк, а я собрался с силами и метнул молнии в местный ракушечный небосвод.

Когда Млечный Путь закружился звёздной метелью, я сказал ЭВМ:

— Мне или саму Барбарию, или лифт к ней. В гости напрашиваюсь, только вот, как её вызвать, чтобы она видимой…

— Как хочешь, так и вызывай! — крикнула откуда-то издалека сама невидимая, но хорошо слышимая Яга-Болидия, перебивая и меня, и Образ.

— Критерий опознан, — отозвалась местная ЭВМ, и я услышал, как где-то далеко-далеко включился почти неслышимый механизм лифта.

В этот раз он опустился до самого пола и, отворив выпуклую дверцу, пригласил меня внутрь.

— Можно входить? — спросил я то ли Ягу, то ли Образ, а может, сам лифт.

После торжественной минуты молчания, собрался с силами и шагнул в едва освещённую ступу подъёмного механизма. Дверца за мной плавно закрылась, и лифт тронулся.

А вот ехал я почему-то дольше, чем рассчитывал. Только когда меня изволили выпустить, понял, почему. Я оказался в знакомом коридоре. Точь в таком же, как и на Чёрном Во́роне, как я назвал свой родной астероид с адресатором.

Пришлось шагать и на удачу стучаться левым локтем в умные двери, рассчитывая на их доброе знакомство. Одна сжалилась и впустила.

— Тут что, никакой ЭВМ нет? — почти вежливо спросил я незнамо кого, и вошёл в белую палату, похожую на больничный лазарет с диваном, двумя креслами, прочей мебелью и широким прямоугольным окошком-иллюминатором в стене, за которым царила ночь, или, скорее, тьма беззвёздного космоса.

Никто мне не ответил, и я приступил к изучению окружавшей мебельной обстановки. Здесь тоже была дверь в «спальню», а из неё проходы в два помещения. В кухню со столом, парой стульев, буфетом от стены до стены, огромным холодильником. И в ванную, с её набором сантехнических удобств.

Закончив исследования объёмов, приступил к содержаниям. Представил, что нахожусь не в галактической гостинице, а у себя в голове, и начал шерстить коробочки. Открывал и захлопывал обратно все ящики, все дверцы комодов, встроенных шкафов, столов и прочих тумбочек.

Нашёл много знакомых вещей, но ещё больше незнакомых. Кстати, холодильник оказался не холодильником, а морозильником, полным замороженных упаковок то ли с мясом, то ли с овощами, а может с мороженым эскимо.

Все коробочки были яркими, пёстрыми, аппетитными. Лежали плотными рядами на трёх полках, но что за фрукты изображались на упаковках, было не ясно. Для меня, по крайней мере.

— Где ты? В туалете? — окликнул меня Пещерный.

— На кухне. Холодильник изучаю. Или это у вас ледник?

— После его обзовёшь, а сейчас шлем из шкафа возьми и на голову надень. К тёмному экрану подойди. Кое-что сделать нужно. Отрегулировать. Заодно пообщаемся.

— Это который в тумбочке? Сейчас напялю, — пообещал я и поспешил в зал.

То есть, в каюту со спальным местом, где нашёл нужный прибор, и водрузил его на голову, как когда-то третий Александр выварку деда Павла. Только напяленная мною посудина была белым шлемом с небольшим вырезом для лица

— Он же мне великоватый, — буркнул я, погрузившись по плечи в неведомое устройство.

— Ничего. Сейчас биотоки мозга с картотекой сверим, и всё. Кое-что мысленно представишь, а на экране сразу же проекция появится. Отрегулируем, и начнём беседу. Ты же не против? Или отдохнёшь сначала?

— Не против. Я долго в одном подземелье отдыхал, пока вспоминал, как, собственно, телепортация срабатывает. Так что, готов. Сейчас буду готов, — уточнил я и, усевшись на краешек дивана, недолго отдышался, чтобы хоть немного успокоиться перед первым в жизни измерением КУР – коэффициента умственного развития.

— Вот и хорошо. Начинаем! — скомандовал Пещерный, и окно в моей комнате включилось, как обыкновенный телевизор, правда, как-то мудрёно, начав показывать только светло-зелёную муть.

— Мать честная! Динозавровое окошко? Оно что, ожило? Или у вас такой прокисший космос? Может, солнце ваше так светит? — оторопел я от зелёной неожиданности и подошёл ближе к экрану.

— Это подобие телевизора. Но он может работать наоборот. По-другому, то есть. Ты думаешь, а монитор показывает твои мысли. Всё, о чём вспомнишь или помыслишь, окажется на экране. Потом, когда отрегулируем, и без шлема показывать будет. Интересно?

— Получается, я артистом буду? Кино!.. А ещё и зрителем?.. Кошмар.

— Нет-нет. Это только при настройке. Потом… Потом ты точно артистом будешь. Сидеть на диване, рассказывать всё, что помнишь, а мы во все глаза смотреть на тебя. Вернее, на твои приключения, о которых будешь повествовать.

— А почему мне не покажете, что я там, болтая, в телевизор передавать буду?

— Чтобы не отвлекался и не смущался. Порядок такой.

— А Барбария где запропала? Вроде, я к ней приехал? — спросил я без всякой задней мысли.

— К ней. Только я сам пока с тобой повоюю. Уж больно интересный экземпляр. Не часто… А она с другими зрителями посидит. Если что, поможет тебе, — как бы успокоил меня Пещерный.

— Ладно. А делать-то что? О чём думать, чтобы ваша кастрюля что-то там, что-то там?

— О чём захочешь. О маме и папе. О других знакомых. О местах, где всё происходило. Где жил, бывал, гостил. Вкратце. Нам сейчас не нужно особых сказаний или эпопеи, мы только для настройки. А там прибор сам, что нужно, срисует, с голосом согласует, и вперёд.

— Понял. Ясно. Вижу.

Я начал незатейливый рассказ о своей семье и школе, о соседях и друзьях, о рыбалках и Михайловских приключениях, обо всём, что приходило в голову.

На экране сперва появились мутные и бесформенные фигуры, которые причудливо передвигались, иногда вращались или собирались в яркие узоры. Потом они перемешались друг с дружкой, прояснились и превратились в моих маму и папу, Серёжку и Тумана, бабулю и бабушку Наташу. Всё, о чём бы я не заикнулся, начинало обретать до боли знакомые формы и родные очертания.

На первых порах я от всего экранного напрягся, но потом успокоился, сел на диван и продолжил сыпать замысловатыми словечками, надеясь хоть на какие-нибудь телепомехи, но тщетно. Головной убор-прибор хорошо настроился и вовсю демонстрировал не только моих родных и знакомых, мою улицу и школу, но и Фортштадт, и Джубгу, и Кубань, и даже ставропольские Кайдалы.

— Хватит-хватит. Не порть нам праздник. Завтра начнёшь свою «Сагу о Головастике». Снимай электронный шелом. На место его. В тумбочку. Готовься к собеседованию и сказкам, — распорядился Пещерный, и я сразу же прекратил рассказ. — Ты, кстати, кушать не хочешь? «Сигма» в центральном блоке выключена, и все окислительные процессы… Метаболизм твой в нормальном режиме. Всё, как на твоей планете. Жиры расщепляются, молочная кислота выводится, и так далее. Так что, кухня и ванная в твоём полном распоряжении.

— С вашей ванной я как-нибудь справлюсь, а вот с кухней…

— А что с ней не так? Взял в холодильнике, что понравилось, поднёс к духовке. Там на упаковках есть квадратики с красно-белыми полосками. Тыкай ими в маленькое синее окошко. Духовка прочитает их, пикнет. То есть, отсканирует и поймёт, как нужно размораживать и готовить то, что ты выбрал. А дальше открыл дверцу, сунул коробочку внутрь, закрыл и подождал сигнала. Духовка сама всё приготовит и напомнит, если завозишься и отвлечёшься. Посуда там имеется, так что, проблем не должно возникнуть.