— Я могу так весь день, — сказал я, когда мы вновь поменялись местами.

Он злобно зарычал и снова напал. Ударил раз, второй, третий. Каждого удара я избегал. В очередной выпад, он поднял руку, опустил, словно молот. Я отскочил, оказался справа. Мужик грохнул по столу. Тот разлетелся в дребезги. Молния шарахнула в разные стороны, с треском прокатилась по металлическим плафонам люстр. Захлопали лампочки, посыпались осколки стекла. В помещении потемнело.

— Твой долг передо мной растет, — проговорил я.

Щетинистый оскалился, как зверь. Он выглядел злобным, прямо разъяренным. Потом бросился. Но был слишком медленным для меня. Пока он замахивался, я успел дать ему двоечку в нос. Он зажмурил глаза, споткнулся о собственные ноги, припал на одно колено.

Я легко выкрутился из-под его руки. Мой клинок засвистел в воздухе. Я ловко опустился на колено рядом, одновременно вонзив меч в мышцу ноги Щетинистого. Клинок прошел насквозь. Мужик заорал.

Молния на руках немедленно развеялась. Я вынул меч из раны. Щетинистый тут же вцепился в ногу, завалился набок.

Я навис над ним, отнял его руку, схватил пальцы, сломал.

Мужик вскрикнул.

— Нога — за оскорбление девушки. Пальцы — за то, что оскорбил меня, — злобно сказал я, встал, направился к Хорьку.

— Покажи расписку, — холодно сказал я, взглянул на него исподлобья.

— Только из моих рук, — пытаясь сохранить лицо, протянул он листок внутри файла.

Я просто выхватил его из рук мужичка. Тот вздрогнул.

— Она написана твоим хозяином, — даже данных отца нет. Только утверждение о том, что он должен денег. Это клочок бумаги. А твои основания брать деньги, вон там валяются, — я указал пальцем на лежащих на полу амбалов, — плати и праваливай.

— За что платить? — удивился он.

Я оглянулся на девушку, прочитал имя на бейдже.

— Нин, — на сколько они нанесли ущерба?

Девушка удивленно раскрыла глазки, взглянула на меня. Она быстро сориентировалась, задумчиво подняла взгляд к потолку, беззвучно задвигала пухленькими губками.

— Два стола, семь лампочек, плюс плафоны. Тысячи на полторы рублей.

— Спасибо, Нина, — я увидел, как ее белую кожу на лице тронул румянец, — ты слышал ее, — я обратился к Хорьку, — плати.

— Анастас Семенович это так не оставит! — он нервно достал кошелек, принялся отсчитывать рубли, — Не оставит!

— Анастас Семенович может зайти в гости, — нахмурился я, — я дворянин, имею право убить каждого, кто ступит на мою собственность, без разрешения. Вам повезло, — я взглянул на Щетинистого, — что у меня сегодня хорошее настроение. А теперь, проваливайте нахер из моего кафе.

— Ну! Что вы стоите, помогите им встать! — крикнул Хорек грузчикам.

Те бросились к Квадратномордому и Щитинистому, взяли их под руки, повели.

Щетинистый сильно хромал. Перед тем, как скрыться в коридорчике к черному ходу, он бросил на меня злобный взгляд. Я ответил холодным.

— И не забудьте выгрузить все, что уже захапали в свою калымагу, — бросил я вслед уходящему из главного зала Хорьку.

— За счет заведения!

Повар поставил передо мной большую чашку со странным, но очень нажористым супом. В чашке аппетитно парили приятным “дымком” вареная лапша, щедро сдобренная овощами, куски говядины и вареные яица. Есть это дело полагалось странными палочками. Забавно, но ни в одном мире Параллели, где я бывал, такого не подавали. Но на странные столовые приборы я насмотрелся. Напимер на одной Земле, макароны полагалось есть чем-то вроде куханных венчиков. Это еще хуже палок.

— Ха! — улыбнулся я, — за счет заведения? Оно мое. За счет меня что-ли?

— А как же! — засмеялся толстый повар, сел напротив. Его маленькие, словно бы маслянистые глаза добродушно смотрели на меня, — да шучу я, господин Селихов! Я оплачу рамен сам!

Я неуклюже взял палки в каждую руку, осмотрел.

— А… нормальных приборов нету? — растерянно засмеялся я, — или это огромные зубочистки?

— Ахаха! Хорошая шутка, — засмеялся повар.

— Я вообще-то, не шутил, — улыбнулся я, — принеси, пожалуйста, мне человеческую вилку.

— Как хотите! — он позвал молодую официантку, та быстро юркнула на кухню, вернулась с ложкой и вилкой.

Суп, что повар назвал раменом, оказался очень густым и вкусным. Мои мышцы уже немного ныли оттого, что над ними работала Аврора. На силовые тренировки нет времени, а мышечная масса нужна. Супчик будет отличным топливом для восстановления. Я быстро с ним расправился.

— Ты удивил всех нас, — Нина подвинула стул, села немного ближе, чем это было необходимо, подперла голову ладонью, — что с тобой стало, Рома? Ты был всегда таким… робким.

— И трусоватым! — хохотнул повар.

— А двигался как? — улыбнулась девушка, — как заправский фехтовальщик! Никогда такого не видела! — ее глаза восторженно заблестели.

— Многое изменилось, я теперь глава рода, — серьезно посмотрел на Нину я.

Веселье и оживленность тут же кончились. Повар пошевелил пушистыми усами, опустил взгляд. Нина тоже потупилась.

— Соболезнуем, — буркнул повар.

— Моя душа, — девушка тронула мой локоть, — болит вместе с твоей.

— Спасибо, — серьезно сказал я, — но все, кого стоило оплакивать, уже оплаканы. Нужно жить дальше. А проблем много.

— Вот это вы кремень… — повар ошарашенно посмотрел на меня, — диву даюсь! — он изобразил руками взрыв над своей головой, — просто мозги наружу! Как за одну ночь вы изменились!

— Это правда, Рома, — девушка заглянула мне в глаза, — ты был нелюдимым, необщительным, забитым, а тут… Нет слов.

— Спасибо, — улыбнулся я, — иначе не выжить. Только есть одна проблема. После случившегося, когда я положил всех налетчиков, от шока память отшибло. Я забыл вас.

— Ты положил? В одиночку? — недоуменно взглянул на меня повар, — я читал газеты. Там пишут, что СМО “Зосимова” подоспели вовремя и уничтожили всех налетчиков. А их лидера арестовали.

— Да, — девушка серьезно кивнула, — я тоже видела это по телевизору. И в интернете.

Вот сукины дети! Со своей работой налажали, но пиарятся на смерти моего рода, как надо. Ублюдки.

— Это ложь, — спокойно сказал я, — они опоздали. Пришли, когда я со всеми расправился.

— Как ты умудрился? Что все это было? — повар изобразил руками стойку каратиста, — ты ведь никогда так не мог!

— Жить захочешь, — добродушно улыбнулся я, — и не так сможешь. Ну да не будем об этом. Лучше о моей памяти. Как тебя зовут, повар?

— Меня-то? — удивился усач, — я Марк Немов, из сервов. Давно работаю у отца. А что с памятью-то?

— Шок. Психологическая защитная реакция, — солгал я.

— А меня тоже забыл? — немного обиженно проговорила Нина.

— Угу. Только имя успел прочесть на бейдже.

— На имя ли смотрел а? — похабно улыбнулся Марк, намекая на полную грудь блондинки.

— Да ну тебя, Маркуша! — в притворном недовольстве сказала девушка, — я Нина Корнеева, из детей боярских. Отступница, — она показала тату на запястье, — работала у твоего отца управляющей. Ну теперь вот у тебя… — застенчиво и немного грустно проговорила она.

— Приятно познакомиться с вами снова, — улыбнулся я.

— Вот так штука, — повар почесал голову, — странно так знакомиться дважды с одним и тем же человеком.

— И не говори, — пожал я плечами, — но я вот что хотел спросить. Как дела в кафе? Как работа? Выручка?

Нина потупила взгляд. Марк громко вздохнул, махнул рукой.

— Ну, давай. Расскажи молодому господину, — изогнул бровь Марк, — память он же потерял.

— Угу, — вздохнула девушка, — да не очень дела…

— Откровенно хренова, — Марк откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.

— Дай ты договорить, Маркуша! Так вот. Прибыль падает, посетители не идут. Всех пугает эта странная одержимость.

— Одержимость? — задумался я.

— Тоже что-ли забыл? — нахмурился Марк, — одержимость, демон, одержимая вещь. Когда предмет ни с того ни с сего превращается в чудовище и жрет людей. Таких на полях Большой Войны полным-полно шлындает. Бояре не успевают периметр держать.