…

Неделя пролетела в рабочем угаре. Порой я просыпался, не понимая, день сейчас или ночь. Просто натягивал на себя свежую одежду, завтракал тем, что находил в холодильнике, и ехал обратно в госпиталь Крепкого Духа.

Постепенно до меня дошло, что архонт Фрэнсис Фукуяма в буквальном смысле живёт работой. Варится в личных делах, купается в благодарностях пациентов, спит и думает о новых методах лечения. Лучшего учителя по телесным трансформациям мне даже вообразить сложно. Я за неделю узнал едва ли не половину от того, что выучил за последний год в одном из лучших ВУЗов мира.

Начало восьмого дня не предвещало ничего экстраординарного. Но это же Фрэнсис, чёрт возьми! Поэтому, увидев его в холле в приподнятом настроении, я напрягся.

— Что у нас сегодня? — сердце пропустило удар. — «Понедельник»? Сколько в этот раз показательных операций?

Архонт радостно кивнул.

— Да, «понедельник»! Но необычный, — целитель махнул рукой на правое крыло больницы. — Сегодня состоится медкомиссия для тех, кого мы с тобой лечили всю эту неделю. Надо выяснить, кто из них реально выздоровел телом и душой, а кто только притворяется. Пойдём, Довлатов! Я покажу тебе одно своё открытие.

Фрэнсис едва ли не вприпрыжку помчался в правое крыло центрального здания Крепкого Духа. Поплутав по коридорам, целитель привёл меня к двери закрытого кабинета.

— Сюда могут входить только четверо человек со всей больницы, — целитель, продолжая улыбаться, протянул мне карточку пропуска. — Ты будешь пятым, Довлатов.

— Доверяешь? — сказав это, я зевнул сонно.

— Можно и так сказать, — целитель закатил глаза. — Скажу так, ты в меру неадекватный! Такой же, как я. Или умело притворяешься тронутым на всю голову целителем. Есть, конечно, шанс, что ты ещё более сумасшедший, чем я… но это вряд ли.

— А вот сейчас было обидно! — я шутливо надулся. — То есть твоё безумие сильнее моего⁈

— О-о-о! — целитель поднял вверх указательный палец. — Вот это мы сейчас и проверим.

Открыв дверь своей карточкой пропуска, Фукуяма впустил меня внутрь. Ничего необычного там не обнаружилось. Десятки кроличьих клеток стояли вдоль левой и правой стен. Пахнет сеном и, кажется, озоном.

— Сюда входят только те, кому я доверяю, — целитель, уперев руку в бок, посмотрел на клетки. — Уборщица следит за чистотой. Медсестра, Большая Берта, даёт им жидкий кошачий корм. Ещё сюда заглядывает наш директор, мистер Чоппер. Он же глава больницы, как-никак. Ну и мы с тобой.

Заглянув в одну из клеток, я увидел, что в ней сидит некая помесь слизня и кролика. Тело продолговатое, прозрачное, в глазах ноль эмоций.

— Зверьё из аномалий?

— Да. Причём весьма необычное зверьё. Мы назвали их чуру, — Фукуяма, присев у одной из клеток, указал на сидящего в ней зверька. — В ходе эволюции они практически полностью утратили самосознание. Представь, что один такой чуру-слизень прицепляется к самке носорога. А второй к самцу. Чуру начинают говорить или издавать звуки, соответствующие тому, о чём думает их реципиент.

— Птица-говорун? — мне на ум сразу пришёл детский мультик.

— Хмм, — целитель, задумавшись, приложил палец к губам. — Чуру, скорее, говорящий попугай. Мы их используем как живой детектор лжи на пациентах. Покажу на примере.

Хитро улыбнувшись, Фукуяма схватил рукой слизня-зайца и посадил к себе на плечо. Несколько секунд ничего не происходило, но вот зайка надул щёки, будто его вот-вот вырвет… и вдруг.

— А-А-А-А-А! Спасти пациентов! Больше новых уникумов! Больше необычных случаев! Давай, Жизнь, выходи на ринг. Только ты и я! Смахнёмся, как в старые добрые времена.

Фукуяма расхохотался под довольно громкий рёв зверька.

— Вот как-то так. Чуру питается естественными выделениями эфира и маны реципиента. Если нет носителя, они переходят на подножный корм. Траву, червей, насекомых. В общем, питаются любой несложной органикой. Теперь твоя очередь.

На лице архонта появилась улыбка предвкушения. Сунув руку в соседнюю клетку, Фрэнсис выудил оттуда слизня-зайца с мощным волевым подбородком и взглядом альфа-самца.

— Характер у всех разный, — целитель довольно хохотнул, сажая зверька мне на левое плечо. — Приходится подбирать под поведение пациента.

Повернув голову, я с сомнением глянул на неведомого зверя. Несколько секунд ничего не происходило, но вот в глазах чуру промелькнули нотки разума.

— Михаил, — чуру заговорил голосом Железкина. — Якорь мне в гузно! У меня что, голос появился?

— Интере-е-есно, — глаза Фукуямы стали размером с блюдце. — Довлатов, у тебя в голове живет субличность?

— Скорее попутчик, — я устало выдохнул. — Последствия вмешательства в память. В последнее время они стали чаще со мной говорить.

— «Они», значит, — глаза Фрэнка заблестели. — Давай-ка посадим к тебе второго.

Поскольку левое плечо было занято чуру с мощным подбородком, Фрэнк посадил второго на моё правое плечо. Эта шмакодявка походила на слизняка-алкоголика в мире падших слизняков. Эдакая бесформенная хрень с почти полным отсутствием черт лица.

— Аккоман такого не одобряет! — вдруг удивлённо запищал чуру голосом кукловода Аккомана. — О боги, убейте меня обратно!

— Эй, сопля! — чуру Железкин свесился с моего плеча. — Давай споём?

— Давай, — у Аккомана вдруг резко изменилось настроение. — Раз нас двое, уже не страшно.

Чуру Железкин надулся, выпячивая мощный подбородок.

— Сяду я верхом на коня-я-я… да на коня! — выдал он могучим баритоном.

— Ты неси по полю меня-я-я!

Заорал Аккоман во всю глотку.

— По бескрай-не-му-у, — поддержал я пением двух чуру, — по-о-лю моему…

— По бескрайнему полю моему-у, — запели мы в унисон на три голоса.

— Дай-ка я разок посмотрю,

Где рождает поле зарю-ю (рождает поле)…

Какое-то время Фрэнсис удивлённо пялился на наше поющее трио, хлопая глазами, а потом наконец выдал.

— Беру свои слова назад, Довлатов. Ты куда более двинутый на всю голову целитель, чем я думал. Мне до таких тараканов ещё расти и расти.

…

Мы несли клетки с чуру в зал, где будет проходить медкомиссия госпиталя Крепкого Духа. Из-за ограниченного запаса сил у самих зверьков-симбионтов Фрэнсис весьма ревностно относился к тем, кто с ними контактирует. Потому никто посторонний к клеткам не прикасался. Их использовали только для медкомиссий.

Вдруг по громкой связи госпиталя раздался голос оператора.

— Михаил Довлатов… То есть Салтыков. Вас ожидают в холле. Повторяю, Михаила Салтыкова ожидают в холле.

Фрэнсис махнул рукой недовольно.

— Иди уже! Может, твой первый благодарный пациент, наконец, объявился. Как закончишь, приходи в зал для медкомиссии. Я пока клетки с чуру туда отвезу.

Идя в холл, я всё гадал, кто же пришёл меня навестить. Обе мои фамилии и место работы знают не так уж много людей. Артур Гаус сейчас по уши в работе. Катарина трудится сутки напролёт, практически не покидая апартаментов. Других моих хороших знакомых в Аркхэме можно пересчитать по пальцам одной руки.

Едва я вышел в холл, как все мои домыслы оказались разбиты в пух и прах. Красноволосый мужчина лет сорока, с аурой абсолюта [7], стоял в компании пары не менее впечатляющих личностей. Женщина-геомант с суровым взглядом недовольно смотрела на запуганных медсестёр на рецепции. Весёлый толстячок-блондин, гаденько смеясь, глядел на меня.

— Михаил Довлатов? — красноволосый, шагнув вперёд, казалось, сдвинул с собой весь воздух в огроменном холле госпиталя.

Скрипнули стоящие у стены скамейки, упал десяток прочитанных мной информационных бюллетеней. Со стойки рецепции грохнулся монитор.

— Да он это! — фыркнула дама-геомант. — Ты видишь тут других идиотов, желающих показываться нам на глаза?

— Рэдклиф, Маршал и Кавендиш, я полагаю, — мой взгляд остановился на весёлом толстячке.

— Ну хоть с глазами проблем нет, — пухляш Маршал хохотнул. — Но головой ты точно тронулся, парень.