27

Неделя в Горьком пролетела в трудах. Да что там рассказывать? На автозаводе удалось-таки «расшить» проблему с разделением потоков производства шасси Т-60, которые скоро будут использоваться только для постройки «вокруг него» Су-76 и пушечных ЗСУ, и нового лёгкого танка Т-70. Проблему очень непростую, поскольку дело касалось поставок смежников, «зашившихся» из-за срывов поступления сырья. Соответственно, заработало и «Красное Сормово». Пока не в полную силу, но после наращивания объёмов производства Т-70 на заводе имени Молотова выпуск 37-мм зенитных самоходных установок тоже вырастет.

Вообще у «Красного Сормово» или, иначе, завода № 112, это не единственная проблема. С трудом удаётся наращивать выпуск Т-34. И опять всё дело упирается в ритмичность поставок. А ещё — в недостаток квалифицированных кадров, поскольку часть специалистов ушла на фронт. Предприятие очень многопрофильное, делает и бронетехнику, и ЗСУ, и бронекатера и даже подводные лодки. Но в военно-морские проблемы Демьянов не лез: он просто «дуб» в этих вопросах.

Оставалась надежда на то, что после Горького удастся проехать и в Куйбышев, где на заводе полупроводниковых приборов наверняка найдётся, чем заняться. Но вместо этого пришлось срочно возвращаться в Москву. Срочно!

Всё началось с того, что, посещая цех сборки ЗСУ, Демьянов услышал, как горланит паренёк лет семнадцати, проверяющий вращение от ручного привода уже установленной башни боевой машины. Услышал и остолбенел. Парень закончил проверку и соскочил на бетонный пол.

— Слушай, что за песню ты только что пел?

— Не знаю, я только две строчки запомнил: больно уж мне понравилось, как они звучат. Вдохновляюще! Кажется, это песня украинских партизан.

«Партизан», мляха! Только тех, которые воевали против Красной Армии с сорок третьего аж по пятьдесят четвёртый год.

— Пойдём-ка со мной, поговорить надо.

— Да вы что, товарищ майор госбезопасности? Мне же работать нужно.

— Ничего. Сейчас кликнем мастера, он и распорядится, кто тебя подменит.

Мастер был крайне удивлён тем, что у чекиста возникли какие-то претензии (по лицу Демьянова было видно, насколько он потемнел лицом) к мальцу. А пока тот «вкуривал» чем это парень так не угодил московскому гостю, выяснились и подробности биографии рабочего.

— Да я Олежку вот с таких лет знаю, — опустил руку старый рабочий, чтобы показать рост подчинённого, когда он того увидел. — Его отец тут, у нас работал, пока на фронт не ушёл. Комсомолец, передовик, план постоянно перевыполняет. Моя дочка в школе, где он учился, математику преподаёт, говорит, что парень звёзд с неба не хватает, но и последних не пасёт.

— Родители откуда родом?

— Да испокон века наши, нижегородские. Почти соседи мои: в двух кварталах живём. И их родители здешние. Из крестьян, правда, а не из рабочих. Нижегородской, Пензенской и Казанской губерний.

Явились в кабинет заводского особиста, которого Николай выставил, приказав оставить ключ от дверей. А пока он беседует с парнем, поднять все документы на того и его отца, до ухода на фронт работавшего на заводе.

— Что я такого сделал-то? — недоумевал Олег.

— У меня к тебе ровно один вопрос: откуда ты знаешь эту песню?

— Да что в ней такого-то? Хорошие ведь слова: лента за лентой, патроны подавай, украинские повстанцы, в бою не отступай. Я специально у эвакуированных спрашивал, что значит слово «набои».

Хорошие? Для кого-то, может быть, и хорошие. Да только относится песенка к так называемым «повстанческим песням Украинской повстанческой армии», которая совсем в другой истории начала создаваться в марте 1943 года (а не 14 октября 1942, как врут националистические пропагандисты). А в этой, может быть, и вовсе не появится, поскольку вся верхушка ОУН уничтожена два года назад: Андрей Мельник, глава «консервативного» крыла организации был застрелен (предположительно, бандеровцами) в Италии, а вся верхушка «революционного» (или бандеровского) крыла погибла при взрыве начинённого взрывчаткой грузовика в Кракове. Предположительно — в результате мести «мельниковцев». Возможно, её пели на Западной Украине и до Майдана, но особую популярность она завоевала, звуча с его сцены в 2004 году.

— Вопросы здесь задаю я, — невольно вырвался у Николая «следовательский» штамп.

— Я же говорил уже: не знаю я всей песни, только две строчки и запомнил. Просто слышал, как её один человек пел.

— Что за человек?

— Эвакуированный. Безрукий инвалид. Он по соседству несколько дней угол снимал.

— Когда? Где? Откуда был эвакуирован? Куда переехал?

Парень с лёгкостью назвал адрес и сказал, что это было ещё два месяца назад. Откуда эвакуировался, не имел понятия.

— Куда уехал? Не знаю. Он говорил, что ему в эвакуации в Сибири не понравилось, и он решил перебраться поближе к родным местам, в Ворошиловград. Он, судя по говору, действительно откуда-то с Украины. Вот и перебирается потихоньку с востока на запад.

Ворошиловград. Он ещё не оккупирован немцами, но если рухнет Южный фронт, то уже в середине лета окажется под оккупацией. А того, чтобы вероятный попаданец оказался у немцев, допустить нельзя ни в коем случае. Не исключено, конечно, что они воспримут явившегося к ним с сенсационными заявлениями человека как очередного сумасшедшего, но рисковать нельзя: а вдруг его «предсказаниями» заинтересуется гестапо? В рядах германской контрразведки же служили не только палачи-дуболомы, среди них и действительно умные люди попадались.

Нужно срочно звонить Берии и поднимать на ноги весь Наркомат внутренних дел! Но сначала — поднять «на уши» городских чекистов, чтобы установили личность «майданутого». Просто ли «майданутого»? Не похоже, поскольку даже в 2004–2005 годах «схидняки», выступавшие против «диктатуры» Кучмы и его преемников, достаточно сдержанно воспринимали всю эту бандеровскую риторику и атрибутику.

Чёрт! Как мешают эти «защитники» мальчишки: уже через час прислали к кабинету «особиста» целую делегацию. Комсорг, парторг, начальник участка, два наиболее авторитетных цеховых ветерана. Вместо инструктажа коллеги пришлось отвлекаться на то, чтобы успокоить их.

— Не собираюсь я его арестовывать… Нет, ничего предосудительного он не совершил… Успокойтесь, товарищи! После того, как он ответит на все мои вопросы, он вернётся на своё рабочее место… Да, я обещаю это. Но не гарантирую того, что могут появиться новые вопросы, ради которых ему придётся ещё немного посидеть со мной… Да я же сказал: никакой вины за ним не значится… А вот это, извините, вам знать не положено. Не мешайте представителям органов внутренних дел исполнять свои обязанности… Я знаю про напряжённый план. И чем меньше вы будете отвлекать меня от дела, тем скорее он вернётся в цех.

С Лаврентием Павловичем соединили примерно через два часа. Всё-таки кодовые слова, придуманные после истории с Воронцовым, сделали своё дело, и Берия нашёл время, чтобы выслушать «Объект А-20/23».

Не стоит пересказывать тот птичий язык, на котором они общались по ВЧ, но после сообщения Демьянова задал вопрос:

— Вы уверены в этом?

— Так точно! Словесный портрет и перечень особых примет готовы, паспортные данные уже установили. Опрос свидетелей ведётся.

Да, за время ожидания звонка наркома чекисты побывали у хозяйки дома, где вероятный попаданец снимал «угол», просмотрели запись в домовой книге и даже порылись в собственной картотеке, перепроверяя регистрацию «гостя города».

— Какая цифра после дроби?

— По моим оценкам, от 05 и выше.

— Хорошо. Все данные отправьте через аппарат Бодо с завода, а сами немедленно выезжайте в Москву.

Что такое аппарат Бодо? Так в это время называют то, что впоследствии стало известно как телетайп.

— Но нужно начинать розыск немедленно, товарищ народный комиссар: я подозреваю, что это — враг.

— Даже так? Хорошо, доло́жите подробности по прибытию.