Голос Берии спокоен, но даже внешне было заметно, что он на грани эмоционального взрыва.

— Я готов их вам предоставить, товарищ комиссар государственной безопасности 1-го ранга.

— Начинайте.

— Если я правильно понимаю причину моего вызова к вам, сведения от информатора под псевдонимом Демьянов, как всегда, подтвердились.

— А были ещё какие-то?

— Так точно. Самые первые — о грядущем ходе боёв на озере Хасан и обстоятельствах заключения перемирия с Японией. Затем — о вашем назначении на должность 1-го заместителя народного комиссара внутренних дел. И, наконец, о том, что вы станете начальником Главного управления государственной безопасности и то, что было написано в моём рапорте на ваше имя.

— Этот ваш Демьянов, он что, ещё одна предсказательница Хелен Дункан? Тоже эту… как её? Эктоплазму выдыхает? Или проводит спиритические сеансы?

— Никак нет, товарищ комиссар госбезопасности 1-го ранга. Тут всё намного сложнее. Вот мой отчёт о работе с Демьяновым, — Румянцев сделал несколько шагов вперёд и положил перед заместителем наркома обыкновенную папку с завязками. — Там же приложены его некоторые предложения технологического и конструкторского плана, касающиеся усовершенствования боевой техники, как состоящей на вооружении, так и разрабатываемой в настоящее время.

— Садитесь! — кивнул Берия на стул и открыл папку.

Дочитав всё, написанное Румянцевым и Шеиным, Лаврентий Павлович снял пенсне и молча уставился на окно, потирая переносицу.

— Эффект бабочки, — пробормотал он. — Эффект бабочки… Вы ему верите?

— Пока всё, что он сообщал, подтверждалось.

— Я не спрашиваю, подтверждалось ли то, о чём он сообщал. Я спрашиваю, верите ли вы ему, — резко обернулся к лейтенанту замнаркома.

— Полностью в подобное поверить невозможно. Это просто не укладывается в голове.

— Почему он отказывается рассказывать что-либо о политике?

— Он считает, что это опасно и для него, и для меня.

— Но не отрицает, что обладает такими сведениями?

— Никак нет.

— Его отношение к Советской Власти?

— Прямо не высказывался, но однажды сказал, что давал присягу Советскому Союзу и дважды воевал за его интересы. Судя по его тону, для него эта присяга — не пустой звук.

— Каковы его слабые места?

— Я таковых не заметил.

— У каждого человека есть свои слабые места. У него, у вас, у меня, — назидательно произнёс Берия.

— Я не утверждаю, что у него их нет, товарищ заместитель народного комиссара. Я только говорю, что я их пока не смог определить. Он всегда совершенно спокоен, взвешен, рассудителен. И при общении с ним создаётся впечатление, что ты разговариваешь действительно с человеком, умудрённым богатейшим жизненным опытом. Семьи у него нет, если не считать его предков, возможно, живущих на Урале. Но там ли они живут сейчас, неизвестно. От вредных привычек избавился: как утверждает его знакомый Тетюхин, от выпивки он отказался, сославшись на запрет врачей, курить бросил ещё в тюрьме. Как говорят соседи, не чревоугодничает. Да и денег на разносолы у него не хватает. В связях с женщинами ещё не замечен. Зато много внимания уделяет каким-то спортивным упражнениям. На работе характеризуют как доброжелательного и добросовестного. Постоянно что-то читает.

— Настоящий образец благонравия, — усмехнулся хозяин кабинета. — Такого не бывает. Вы точно установили, что Шеина никто не подменил?

— Физически — однозначно. И это подтвердил Тетюхин. Но он же и привёл фразу своего односельчанина, сказанную об этом: «Подменили мозги».

— Просто «Голова профессора Доуэля» какая-то! Когда эти мозги могли подменить? Я не спрашиваю, кто, я спрашиваю — когда?

— Я всё-таки склоняюсь к тому, что это произошло в момент удара молнии. По описанию поведения в поезде, данного проводником, это однозначно Шеин. Резкий, хамоватый, малообразованный. А когда он очнулся в больнице — уже стал Демьяновым. Со всем его набором знаний.

— Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Как, помимо наблюдения за этим… Шеиным-Демьяновым, вы поддерживаете с ним связь?

— Что-то зачастил твой доктор Вениамин Эмильевич, — ехидно глянул на Демьянова директор магазина, снова позвав его к телефону.

— А как же! — улыбнулся Николай. — Ему же надо знать, как подействовали прописанные им порошки.

Ушлому торгашу то ли завидно было, что какого-то провинциала, решившего «поискать счастья» в Москве пользует какой-то не самый малоизвестный доктор, то ли хотелось завести «блат» в медицинских кругах, вот он и присматривался к контактам грузчика с «лечащим врачом». Ведь попивал директор магазина, попивал втихую. И, кажется, тяготился своей зависимостью от «зелёного змия». Пожалуй, второе, поскольку не удержался директор и спросил.

— Слушай, Шеин, а этот твой доктор от пьянки лечит? А то есть у меня… гм… один друг, которого жена совсем уже загрызла, чтобы бросал, а опозориться и в больницу попасть он не хочет.

— Не спрашивал. Я ж не по той теме с ним встречаюсь. Но если надо — узнаю.

— Узнай, Шеин. Узнай.

Внешне в тот день Николай Николаевич выглядел как обычно, а на душе — не кошки, громадные тигры скребли: как-то Берия отреагирует на комбинацию, придуманную им и Румянцевым. И чего ждать: условленного телефонного звонка или «воронок» у магазина либо квартиры? Впрочем, первое совсем не исключает второго.

— Порошки принимаю, как вы и назначили… Более сильный препарат? Ну, давайте попробуем… Буду, как штык… Конечно, расскажу, если так нужно… Время от времени, Вениамин Эмильевич, голова всё же слегка побаливает…

Понятно. Обоим понятно. На вопрос, есть ли у Демьянова новая информация технического характера, ответ положительный. На встречу придёт человек с более высоких ступеней иерархии «конторы», и Николай готов к этому контакту, готов отвечать на его вопросы. А вопросы будут касаться ранее табуированной политической темы, и абсолютно всю информацию он выкладывать не станет.

Вот, бляха! В собственной стране приходится из себя шпиона корчить!

Собственной ли? Вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Не всё, ох, не всё устраивает Демьянова в нынешнем Советском Союзе! А в Российской Федерации всё устраивало? Тоже нет. В отличие от «зюганистов-грудинистов», живущих в примитивной парадигме классовой борьбы, и разномастных «либералов», поведение которых тоже напоминает токующего глухаря — никого, кроме себя, не слышит, ничего вокруг не замечает — видел он в окружающей действительности и плохое, и происходящие изменения к лучшему. А шаги Путина по возрождению страны невольно сравнивал с тем, что в этой реальности делает Сталин: во враждебном окружении строит мощную индустриальную державу. Более жёсткими методами, чем российский президент, с бо́льшим напряжением, но ведь и в более сложных условиях.

Если Путину на своём пути приходится учитывать, в основном, противодействие компрадоров, то на Сталина наседают со всех сторон: и компрадоры, ратующие за смягчение отношений с капиталистами, и «истинные ленинцы», и пользующиеся куда более серьёзным влиянием, чем «партия Зюганова», радикалы-троцкисты.

От состояния трудовой дисциплины Демьянов просто в шоке. Доводящий либералов до истерики закон, предусматривающий уголовную ответственность за прогулы, ещё не принят, и «гегемон» вовсю пользуется возможностью «отдохнуть» от тяжёлого труда. Даже позднесоветские лишения премии за прогулы и опоздания пока ещё неведомы. «Летуны», к которым относился и Шеин, явление не просто широко распространённое, а массовое, чему способствует отсутствие трудовых книжек. Захотел — устроился на работу, расхотел — ушёл, куда глаза глядят, и никто тебе не указ.

Всё держится на энтузиазме малой части непрофессиональной молодёжи и ответственности старых кадров. Нужно ли удивляться просто запредельному уровню брака на заводах и фабриках, невозможности внедрить передовые технологии? Но это — две тоненькие прослойки по краям шкалы мастерства. Основная же масса — неграмотные, неквалифицированные шеины, выполняющие работу «на отвяжись». И потребовать ответственного подхода от них невозможно: тут же помашет ручкой и всплывёт где-то в другом месте, где начальство «не такое злое». А «злому» придётся либо устраивать «штурмовщину» (с непременной потерей качества), либо бледнеть перед суровыми представителями «о́рганов» за невыполнение плана. Николай, столкнувшись с реальностью, удивился, как вообще удалось подготовиться к войне.