Старинова пришлось ждать около получаса, и он, взглянув на разложенные на столе «подарки», тут же принялся их перебирать.

— Ну, с этим всё понятно, — отложил полковник в сторону чугуняки. — Заготовки для гранат. А это что за дрова?

— Не угадали, Илья Григорьевич. Не для гранат, а для мин натяжного действия.

Николай надел заготовку рубашки на колышек и показал:

— Колышек втыкается в землю, сюда вворачивается взрыватель типа МУВ, чека́ которого проволочкой или верёвочкой связана со вторым колышком или стволом дерева. Ну, а дальше вам объяснять не надо: что такое «растяжка», вы знаете.

Полковник кивнул.

— Дрова — тоже мина. Только с хитринкой, предназначенная для выведения из строя только одного человека.

Капитан выщелкнул из обоймы ТТ патрон, вставил его в отверстие деревяшки и снизу приладил дощечку со вбитым в неё гвоздиком.

— Как это совместить, вы лучше меня сообразите. А теперь представьте, что вражеский солдат наступает на такую вкопанную в землю конструкцию…

— Он уже не боец. Даже если ампутации из-за раздробленных костей стопы не потребуется, — усмехнулся Илья Григорьевич. — Умеете же вы, Николай Николаевич, удивить! Так просто и эффективно! Это же можно даже в полевых условиях соорудить из… подручных материалов.

— Ага. Как говорится, из дерьма и палок.

— Беру! — обрадовался «взрывник № 1». — А эти шарики и ролики?

— А вот с ними, Илья Григорьевич, вам придётся самостоятельно повозиться. Предположим, вот эта палочка — толовая шашка. Обмазываем её густым битумом или смолой, а сверху лепим шарики и ролики в три-четыре слоя. А в отверстие шашки вставляем запал Ковешникова, как в гранате Ф1. Сверху, чтобы не выпадали шарики, можно прикрыть всё обыкновенной консервной банкой. Вместо шариков можно использовать мелкие болты, гайки, обрубки гвоздей и даже камешки. Тоже, как вы понимаете, всё можно соорудить «на коленке». Например, вытопив тол из старых снарядов или мин.

— Отлично! Знаете, что мне в этом нравится? Возможность изготовить, как вы выражаетесь, «на коленке». А если ещё и усовершенствовать ваши подарки, — подмигнул Николаю полковник. — Кто эту роскошь придумал? Вы?

— Вы, Илья Григорьевич. Я лишь подсмотрел идеи, а воплощение их в жизнь будет вашим. Поэтому я на авторство не претендую.

— Воплотим! Ещё как воплотим!

— Вот и отлично. Как там на фронте было? Удалось испытать «монки»?

— Я позаботился, — засмеялся полковник. — Прекрасно они себя зарекомендовали. Как и ваша идея подвешивать гранаты на дереве. Довелось поглядеть, что стало с финским отделением, нарвавшимся на мину МОН на лесной дороге. Фарш! Просто фарш. Очень нужное нам изделие. Я так в отчёте и написал.

— Спасибо, товарищ полковник! Наум Исаакович, а для вас у меня тоже подарок. Правда, только в эскизе: готовое изделие килограмм на двадцать потянет, и показывать его в сборе гражданским лицам я не решился.

Эйтингон взял в руки листок, а через плечо ему уже заглядывал Старинов.

— Ай, да Николай Николаевич! — мгновенно сориентировался взрывник. — Мы в тридцать пятом целую торпеду выдумывали, чтобы поезд под откос можно было пустить, а тут — три железяки и несколько болтов, и тот же эффект. Или даже лучше.

— Оригинально, — подтвердил майор госбезопасности. Даже на скорости в 20–30 километров в час паровоз и первый вагон с рельсов сойдут.

Да простит Демьянова Тенгиз Шавгулидзе за то, что он украл его «партизанский клин»! Ведь кутаисский механик додумается до него только к 1943 году, а немецкие поезда надо будет пускать под откос уже летом 1941-го. Уж Эйтингон, Старинов и бойцы ОМСБОН об этом точно позаботятся!

— Ми-и-и-и прочитали, что ви тут написали.

При внешнем спокойствии вождя грузинский акцент звучал более отчётливо, чем обычно. Значит, невероятно зол и едва сдерживает свой гнев.

— Но прэжде чем сдэлать виводы, нам хотелось би ещё раз спросить вас: ви-и-и готови подписаться под написанним?

— Так точно, товарищ Сталин. Готов.

— И вас нэ смущает то, что ваши слова серьёзно расходятся со словами авторов многих других аналитических записок о ходе боевых действий в Финляндии?

— Никак нет, товарищ Сталин. Тем более, наша записка готовилась на основании фактов, излагавшихся в части упомянутых вами материалов.

— Тэм нэ менее, они пришли к совэршенно противоположним виводам.

— Да, товарищ Сталин.

— Почему? — чуть наклонился вперёд генсек и упёрся взглядом своих рысьих глаз в глаза стоящего перед ним Демьянова.

— Потому что я в своей аналитической записке старался руководствоваться объективностью, а не идеологическими установками, — подчеркнул слово «я» Николай: может, взяв на себя ответственность за скандальный документ, он сумеет вывести из-под удара персонал ОПБ-100.

— А чем вам нэ нравится наша идэология?

— Не идеология как таковая, товарищ Сталин, а трактовка любых фактов исключительно через её призму, невзирая на факты. По принципу — если факты противоречат идеологи, значит, тем хуже для фактов. Неисправленные просчёты, допущенные в Финской кампании, и стали одной из главных причин катастрофических потерь Красной Армии на начальном этапе войны с Германией. И я не хочу повторения этой трагедии.

— Трагедии, трагедии… Ви только твердите об этой трагедии, о вашем нежелании её повторения. А ваши предложения непременно вызывают несогласие очень опытных военачальников, которым ми довэряем. Чэм вам нэ угодил наш главный постулат нашей военной доктрины? Будем биться малой кровью на чужой территории!

— Его неисполнимостью, товарищ Сталин. Я уже рассказывал вам о соотношении сторон при нападении гитлеровской Германии на СССР в 1941 году и о той крови, которую при этом придётся пролить. Как вы прочли в моей аналитической записке, красные командиры совершенно не умеют действовать в обороне и отступлении. Их этому просто не учат, исходя именно из идеологических установок на непобедимость советского оружия и скорую помощь Красной Армии со стороны пролетариата агрессора. Как вы увидели на примере войны с Финляндией, никакой помощи финский пролетариат нам не оказал. Наоборот, финские рабочие добровольно записывались в армию, чтобы сражаться с государством рабочих и крестьян. То же самое наблюдалось и в известной мне истории в войне с гитлеровцами. Не получится у нас и отбросить оккупантов решительными контрударами. Потому что наши командиры не только не научены обороняться, но и контрудары они представляют себе… очень своеобразно. Позвольте привести вам по памяти цитату одного из германских генералов о том, как происходили эти контрудары?

Иосиф Виссарионович кивнул, но было видно, что слова Николая ещё больше взбесили его.

— «Русская тактика наступления: трёхминутный огневой налёт, потом пауза, после чего — атака пехоты с криком „ура“ глубоко эшелонированными боевыми порядками (до 12 волн) без поддержки тяжёлого оружия, даже в тех случаях, когда атаки производятся с дальних дистанций. Отсюда невероятно большие потери русских». Это написал генерал-полковник Гальдер, до 1942 года бывший начальником Генерального штаба Сухопутных войск. Не мудрено, что с 22 июня по 3 июля 1941 года потери немцев составили около 12 тысяч человек убитыми и 4 тысячи пропавшими без вести, а безвозвратные потери РККА на 10 июля — 588,5 тысяч человек. Чуть больше 1300 и 33 тысяч в сутки! И в значительной степени — из-за того, что не были учтены ошибки Финской войны, в которой наши безвозвратные потери достигли более 120 тысяч человек.

Глаза Сталина побелели от бешенства, но он, как ни странно, ещё держался.

За пятиминутную паузу в разговоре, в течение которой вождь нервно ходил от одного окна к другому, Демьянов успел даже оценить вероятность своего немедленного расстрела. Получалось процентов 95. Ещё 5 % — что расстреляют в течение ближайшего месяца.

— Сядьте! Перед тем, как ми примэм решение о вашей дальнейшей судьбэ, объяснитэ мнэ с точки зрэния потомков, что нужно сдэлать, чтоби такое нэ повторилось.