— За то, что он натворил в моём прежнем мире.

— Признаться, я, как материалист, не до конца верю в эту историю с переселением душ.

— Я тоже не верил в возможность подобного, пока не оказался в этом времени в шкуре парня, пострадавшего от удара молнии. Но и не связываю мой случай с божественным или дьявольским вмешательством. С каким-либо явлением, не известным науке даже в первой четверти XXI века — вполне вероятно. Особенно — если знать, как далеко эта наука продвинулась в вопросе создания искусственного интеллекта.

— Думающие механизмы? — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Как у Герберта Уэллса?

— Не совсем механизмы. Программы… э… супермощных электрических счётных машин, работающих подобно человеческому мозгу. Ведь он — тоже своего рода счётная машина, использующая в своей деятельности электрические импульсы. И я могу представить, что в силу невероятного стечения обстоятельств электрические сигналы моего мозга оказались скопированы в мозг некоего Степана Макаровича Шеина. Но давайте всё-таки вернёмся к нашим… К нашему ныне украинскому первому секретарю ЦК. Если говорить о нём как об индивидууме, то, общем-то, он неплохой человек. Но, к сожалению, не существует такой должности «хороший человек».

Шутка Сталину, похоже, понравилась.

— А вот с работой в должности первого секретаря ЦК КПСС — не удивляйтесь, именно так вы переименовали ВКП(б) в октябре 1952 года на XIX съезде партии — не всё так гладко.

— Вы-ы ничего не путаете? Партийные съезды должны проводиться никак не реже одного раза в пять лет. А сейчас мы заняты подготовкой к XVIII съезду, который состоится в марте этого года.

— Не путаю. Проведение следующего съезда было отложено из-за начавшейся войны и последовавшего за этим восстановления разрушенного ею народного хозяйства.

— Почему вы говорите об этом в прошедшем времени? Ничего этого ещё не произошло.

— Надеюсь, многого из того, о чём я говорю, либо произойдёт иначе, либо не произойдёт вовсе. Но для меня, для мира, в котором я жил до «переселения душ», как вы выразились, это всё в прошлом. И ваша смерть в марте 1953 года, и расстрел «врага народа Берии» через несколько месяцев после этого, и правление Хрущёва, «почтительно» прозванного в народе «кукурузником», и многие последовавшие за этим события.

— Значит, у меня в запасе четырнадцать лет.

— Возможно, больше. Всё-таки ответственность за страну, стоявшую на грани гибели, и личные переживания не лучшим образом влияют на здоровье. Да и к обстоятельствам смерти Иосифа Виссарионовича Сталина даже спустя семьдесят лет после неё оставалось немало вопросов.

— Об этом позже, — принял решение первый секретарь. — Вернёмся всё-таки к Хрущёву.

— Не могу сказать, что в его правлении были сплошные минусы. Например, именно при нём началось массовое строительство доступного жилья, позволившее пятидесяти миллионам советских граждан получить отдельные квартиры. Неказистые, тесные, с массой недостатков, но отдельные. Прозванные, кстати, «хрущёвками». Или ввод в сельскохозяйственный оборот целинных и залежных земель Северного Казахстана и Южной Сибири. Пусть и сделано было, простите, товарищ Сталин, через жопу, но позволило насытить советскую страну хлебом. На какое-то время.

— Что? Почему лишь на некоторое?

— Спасибо политике дорогого Никиты Сергеевича! В 1962 году он, насмотревшись на американских фермеров, приказал засеять 37 миллионов гектаров кукурузой вместо пшеницы и ржи, а вызрела эта «царица полей» лишь на 7 миллионах гектаров. Ситуацию усугубило затеянное им разделение обкомов на «промышленные» и «сельскохозяйственные», а также начатые тремя годами ранее политика гонений на личные подсобные хозяйства. Горожанам и жителям рабочих посёлков он вообще запретил держать скот, а для колхозников резко ограничил его численность на подворьях и обложил «излишки» такими налогами, что они сами пустили под нож скотину. Моя бабушка, державшая козу, называла её «хрущёвской коровой». Результат — продуктовый дефицит. В промышленности — полная ликвидация артелей и кооперативов, которая привела к дефициту товаров народного потребления. В армии — единовременное увольнение со службы десятков тысяч профессиональных военных, не оправдавшаяся ставка на ракетную технику и уничтожение тысяч самолётов и танков как «ненужных», «не соответствующих современным военным концепциям».

— А на самом деле они были нужны?

— Конечно! Ни один из наших противников такой дури не сотворил, и нам пришлось напрягаться, тратить огромные средства, чтобы восполнить уничтоженное, и при помощи огромных усилий ликвидировать образовавшееся отставание. Именно с него началась политика заваливания африканских и азиатских постколониальных режимов — Европа лишилась своих колоний в 1950-60-е годы — «братской помощью» лишь за обещание встать на путь социалистического развития. Без всякой надежды на возврат переданных им средств. А после получения помощи можно было действовать как в анекдоте: «Ты же обещал на мне жениться!». «Мало ли, что я на тебе обещал». Именно это надорвало экономику СССР и, в конечном итоге, стало одной из экономических причин — о политических причинах я скажу позже — краха социалистической системы.

— Что? — в гневе вскочил со стула Сталин.

Если не слишком широко шагать, то от окошка камеры-одиночки до двери с врезанным в неё «волчком» можно сделать целых пять шагов. Пять шагов туда, разворот, пять шагов обратно, разворот… Время течёт монотонно: подъём, завтрак, пять шагов туда, пять шагов обратно… Обед, пять шагов туда, пять шагов обратно… Ужин, отбой. Подъём, завтрак… Газеты не дают.

Единственное «развлечение» — допросы. Но тоже всё идёт по накатанной. Не говорил. Не утверждал. Не знаком. Да, знаком, но связей не поддерживал. Нет. Не говорил. Настаиваю на очной ставке с ним. Да, настаиваю. Мной прочитано, с моих слов записано верно. Только дата под подписью меняется.

Сколько ещё дней до суда, которым грозится следователь? Сколько ещё дней мерять шагами камеру внутренней тюрьмы Главного управления государственной безопасности?

Шаги по коридору. Прошуршал поворачиваемый глазок и звякнул, опустившись на положенное ему место. Зазвенели ключи на связке. Неужели всё-таки за ним? Скрипнула дверь: видимо, её подвесы смазывали довольно давно.

— С вещами на выход!

Долгий путь по коридору с короткими остановками перед перегораживающими его решётками и железными дверями, которые смазывают намного регулярнее. Наконец, кабинет, в котором сидят двое: у одного в петлицах три «шпалы», у второго, явно приезжего, одна.

— По вашему приказанию арестованный доставлен.

Ну, да. Заключённым человека можно называть лишь после решения суда. Которого ещё не было.

Капитан молча смотрит на приезжего, как бы передавая ему слово, и тот встаёт, чтобы зачитать какие-то бумаги. Но что он говорит? Освободить в связи с прекращением дела? Восстановить в партии и должности? Что это? Очередная провокация как с теми «расстрелами» холостыми патронами?

— Поздравляю, Константин Ксаверьевич, — улыбается лейтенант. — Мне поручено сопроводить вас в Москву, к вашей семье. Но выедем туда мы с вами только послезавтра, а сегодня займёмся приведением в порядок вашего внешнего вида.

Знал бы, что придётся ехать в Ленинград, не стал бы торопить Киру. Хотя… В Ковров к окончанию отпуска она бы тогда не успела.

Дальнейший разговор со Сталиным и Берией получился непростой. Слишком уж шокирующей оказалась для них новость о том, что спустя полвека все их труды пойдут прахом по вине партийной верхушки, выведенной из-под контроля чекистов именно Хрущёвым. Какой план в отношении «кукурузника» избрали «два главных тирана», Демьянов не знает. Но никаких сообщений об отстранении от должности первого секретаря ЦК компартии Украины ещё не публиковалось.

Казалось даже, что Берия забыл о Николае: Демьянов встретил жену, через несколько дней молодые отправились «в свадебное путешествие» на завод Дегтярёва. Предъявленное свидетельство о браке даже помогло им поселиться в одной комнате. Но ненадолго: Кире нужно было «добить» дела с увольнением, а Демьянов, одобрив доработанное противотанковое ружьё молодых конструкторов и «пятизарядку» Симонова, укатил обратно в Москву, готовить полноценные испытания образцов «для вооружения пограничных и внутренних войск».