— Иди, получай!

Опробовали Переход буквально вчера. Вначале катнули за Стену пустую тележку. А когда с той стороны пришло радиоподтверждение, что всё прошло нормально, переправили человека, который будет учить операторов установки в Межгорье. Отрапортовал об удачной переправке и он. А сегодня наша пора пришла!

Вещи погружены на платформочку, руки всем провожающим пожаты, Людмила обнята и поцелована.

— Готовы? — спрашивает Васенко, и я киваю в ответ. — Тогда ПОЕХАЛИ!

Тележка катится всё быстрее, вот уже её передняя часть касается зеркальной Стены, и…

Здравствуй, Родина!

 Что-то неласково она нас встречает, наша Родина… Автоматами в меня тычут… Обиделись, что ли, что я мудаков на х… посылать приучен?

— Слушай сюда, салабон! Если ещё раз посмеешь на меня автомат направить, я тебе его в жопу засуну! По самую газоотводную трубку! И проверну пару раз, чтобы неповадно было!... Да е*ать я ваш порядок хотел! У меня жена там! Беременная!.. Отрой двери, я сказал!... Патроны забери, а автомат ты у меня хер получишь, пока я от неё из палаты не вернусь!.. Так и скажешь своему сержанту, что я отобрал!

Наташе стало плохо уже в санчасти, куда нас законопатили сдавать анализы на инопланетную заразу. Только я в баночку попИсал и вышел из туалета, как вижу, что её из процедурной, где кровь из вены берут, на каталке быстро-быстро повезли по коридору в сторону торцевого кабинета с табличкой «Реанимация». Ломанулся следом, а перед стеклянными дверями в этот коридорчик стоит олух с автоматом и качает мне права, что без вызова не положено!

Всовываю нос в кабинет, а Наташа, бледная-бледная, улыбается мне с каталки.

— Выйдите немедленно! — рычит на меня докторица.

— Это моя жена! Что с ней?

— Сначала доведут беременную женщину то гипотонии, а потом спрашивают! Всё нормально уже! Выйдите вон!

— Мне уже лучше, Коля! Иди!

Аккуратно закрываю дверь и сажусь прямо на пол, прислонившись спиной к стенке. Потому что самого колбасит не по-детски!

Вышла из кабинета доктор, эта самая суровая дама раннепенсионного возраста. Что-то знакомое в её лице. Похоже, встречал я её в городке во время службы.

— Вам тоже плохо?

— Нет, доктор. Просто перенервничал из-за Наташи, отходняк у меня.

— Лиза, накапай валерьянки впечатлительному будущему папочке! Ничего страшного, просто ваша жена, видимо, переутомилась, — это уже ко мне. — С беременными такое случается. Она у вас когда в последний раз кушала?

Я смотрю на свои часы, купленные на Базе Ордена и настроенные на часовой пояс Советска. Время 25:13 вгоняет врача в ступор.

— Часов семь назад.

— Вот видите! — берёт она себя в руки. — А кушала что?

— Доктор, вам всё равно название животного, из которого были сделаны паровые котлеты, ничего не скажет.

— Выпейте! — протягивает она стаканчик с вонючей жидкостью, и я её заглатываю одним махом. — Вы, кажется, руку поцарапали. Надо обработать и пластырем заклеить!

А, это я об эмблемку на петлицах обалдуя ободрал, когда автомат с него стягивал.

— Не надо. Через час уже следа не останется.

— Не геройствуйте! Царапина как раз на сгибе пальца, может недели на две вам жизнь осложнить.

— Доктор, давайте поспорим, — улыбаюсь я (валерьянка, что ли, уже подействовала?). — Если в течение часа останется хоть малейшая ранка, то я вам дарю букет из роз. А если всё зарастёт, то вы мне… бутылку пива покупаете.

— Ой, молодой человек! В Межгорье сейчас достать розы невозможно! Придётся вам их из Белорецка везти!

— А я говорю, что это вам придётся пиво покупать! Сыворотка для ускоренной регенерации тканей ещё месяца два будет действовать!

— Какая сыворотка?

— Для регенерации тканей. Вы от неё антитела у меня в крови найдёте, когда будете анализ делать. Подписку с вас всё равно возьмут, но и я вас предупреждаю: о существовании такого препарата — молчок! Вы лучше подскажите, как врач, что могло вызвать у Наташи эту… гипотонию?

Я уже стоял на ногах и внимательно слушал.

— У беременных многое может стать причиной. Во-первых, большой перерыв в приёме пище. Им лучше питаться понемногу, но часто.

Мотай, мотай на ус, Николай Валерьевич! Хм… А это мысль! Всё равно в Москве придётся маскироваться, Может, действительно усы отпустить? И на бритьё каждое утро меньше времени тратить нужно будет…

— Во-вторых, переутомление. Спать надо регулярно и не меньше восьми часов в сутки. В-третьих, нервное напряжение. Нельзя позволять женщине в таком положении нервничать! Признайтесь: она нервничала сегодня?

— ПризнаЮсь: очень нервничала!

Ещё бы! Трудно спокойно ожидать переход в другой мир!

— Вот видите! Оберегайте её от лишних волнений! В-четвёртых, может влиять резкая смена климата, влажности, атмосферного давления, температуры воздуха.

И всё это было! Из разгара лета — в осеннюю сырость!

Дверь с устрашающей табличкой отворилась, и вышла Наташа, бодрая, улыбающаяся, хотя всё ещё чуть бледная.

— Напугала тебя? — чмокнула она в щёчку и прижалась к моему плечу. — Спасибо вам Маргарита Степановна! Извините, что заставила волноваться.

— Работа у меня такая! — развела руками доктор. — И это… автомат парню отдайте, а то влетит ему! Лиза, проводи людей в их бокс!

Букет я Маргарите Степановне всё-таки подарил. Нет, спор я выиграл. Просто в знак благодарности за то, что успокоила меня, когда мою крышу снесло от беспокойства за Наташу. Привезли этот букет из Белорецка по моей просьбе, пока мы гоняли балду и отсыпались в карантинном боксе по соседству с человеком Васенко, присланным для обучения персонала Перехода.

Отсыпались, читали прессу, смотрели телевизор, поили контрабандным кофе, заначенным в притащенных из Советской Республики вещах, сестёр «закрытой» медсанчасти, по нескольку раз в день контролирующих у нас температуру и давление, а каждое утро бравших кровь на анализы. Разговаривать на тему того, откуда мы взялись, что видели и что знаем, нам с ними было запрещено категорически. Лишь Маргарите Степановне, к слову, доктору медицинских наук, рассказывали о достижениях медиков СР и разработанных ими препаратах, давали почитать привезённые мной из лабораторий Приволья документы.

Эта суровая, на первый взгляд, женщина действительно уже много лет жила в Межгорье, но работала не в городской МСЧ, а «за забором», поэтому я, когда-то нёсший здесь службу на охране внешнего периметра, с ней и пересекался лишь случайно на улицах. Жаждала она получить для исследования образцы привезённых мной ампул и таблеток, но они сразу же ушли в Москву с Иваном Ивановичем, обещавшим вернуться за нами с Наташей, когда закончится наш карантин.

Что больше всего разочаровало, это еда! Нет, кормили нас очень неплохо по местным меркам, но во время первого же завтрака я понял возмущение Ивана Андреевича, когда мы с ним перекусывали в селе Учалы. Жратва здесь не шла ни в какое сравнение с новоземельской! На хрена её пичкать всевозможной химией?

Но всему приходит конец. Никакой экзотической заразы у нас не обнаружили. Пришла пора и нам выходить из «заключения», как за день до этого выпустили нашего товарища по изоляции, отправившегося разбираться с аппаратурой Точки Перехода. Только он за ворота внутреннего периметра не попадёт, а нам лететь в Москву. Сначала вертолётом до Уфы, а потом, даже не заходя в здание аэропорта, спецбортом на военный аэродром Чкаловский возле Звёздного городка.

После размеренной жизни в Советске и крошечном Порто-Франко Москва выглядела гигантским сумасшедшим домом. За почти три года нашего отсутствия интенсивность дорожного движения только выросла. Третье транспортное кольцо, которое усиленно строил Лужков, где-то решило транспортную проблему, а где-то только обострило. Центр просто задыхался от банальной невозможности припарковаться. Благо, в сам город мы наведывались всего пару раз, поскольку поселили нас в уютной квартирке в Щёлково. Здесь более или менее тихо, спокойно. Но отдыхать некогда, поскольку приходится писать, писать и писать. А если не писать, то разговаривать. Прав был Воздвиженский, когда говорил, что доить нас будут досуха!