Перед поездом, где я намеревался отоспаться, пока еду до самой дальней точки своего путешествия, мы ещё раз встретились с начальником управления СГБ.

— Ну что, всё нормально прошло?

— Нормально. Вымотался, правда, как чёрт.

— Ничего, в поезде отоспитесь! Передавайте привет Сергею Петровичу, моему коллеге в Приволье!

На этот  раз поезд бы не скорый, как Советск-Верхоречье, которым я добирался до Золотого, а обычный пассажирский, самого длинного в Советской Республике маршрута Химик-Приволье. Останавливающийся, как утверждали пассажиры, «возле каждого столба». В среднем — один раз каждые два-три часа. Эх, товарищи, забыли вы, что такое поезд, останавливающийся возле каждого столба! Я-то хорошо помню состав Кумертау-Учалы, чапающий 380 километров от Миасса до Уфы четырнадцать часов! Притом, что фирменный № 13 «Южный Урал» пробегает этот путь за 6 часов, а скорый — за восемь.

И опять мне не удалось сохранить инкогнито, даже несмотря на переодевание из камуфляжа в спортивный костюм. Спустя полчаса прицепилась соседка по купе, дама лет сорока:

— А где вы такой костюм покупали?

Отбрехаться, что жена где-то по случаю урвала, не удалось: ну, не продают здесь «Адидас»! И кроссовок таких не шьют. А следом меня и в лицо признали. Пришлось чистосердечно каяться, что всё приобреталось в Москве. И понеслось: «попробуйте, какие у меня пирожочки», «может, по пивку за знакомство?». И самое злободневное — «а как теперь ТАМ?» Куда нашего человека не загони, даже за тридевять миров, но даже его дети будут интересоваться, как теперь в России!

Вот так и я незаметно, под разговоры соседей, заснул, как герой песни моего земляка Олега Митяева. В полусне только почувствовал, как сердобольная соседка, едущая к сестре в Избенку, заботливо накинула на меня простыню…

Проснулся только в Верхоречье. От того, что поезд не качается. Улыбнулся сонной соседке, приоткрывшей глаза, когда я зашевелился, аккуратно закрыл дверь в купе, выйдя в коридор, и потопал к тамбуру.

— Сколько ещё стоять? — поинтересовался я у проводницы, скучающей на перроне.

— Пятнадцать минут. Только на вокзал не бегайте, можете не успеть вернуться.

А мне туда и не нужно. Я просто хочу подышать свежим воздухом, поглазеть, как сонные пассажиры плетутся по перрону от вагонов к вокзалу. Вот-вот рабочий день начнётся…

— Заходите, — командует проводница. — Нам уже зелёный дали!

Как это всё знакомо, как я от этого отвык за два года на Новой Земле!

Соседка уже встала, а сосед с верхней полки ленится. Ему ещё часа четыре ехать с нами вместе, сойдёт на небольшом полустанке, где он работает в сельхоз-артели, производящей овощные консервы: маринованные огурцы, помидоры, кабачки и прочие дары полей. Так что не только жители Лукоморья обеспечивают прилавки продовольственных магазинов разными вкусностями.

Ему часа четыре ехать, а мне — целые сутки…

— Сейчас плотину ГЭС проезжать будем, — подсказывает сосед, переворачиваясь на живот на верхней полке. — Вид с неё красивый.

Вид действительно красивый. Место для постройки электростанции нашли удачное: реку, зажатую теснинами, перегородили там, где горы начинают расходиться в стороны, открывая на север необъятные таёжные просторы. Река вполне судоходная, даже небольшой порт ниже плотины имеется, но ниже по течению никаких городов нет, лишь небольшие посёлочки лесозаготовителей и охотников. А после того, как она впадает в Таёжную, самую мощную реку на континенте, и вовсе никакого жилья. Осваивать да осваивать эти просторы!

И осваивают! Не на пустом же месте снимали перепев старинной ленты «Девчата», так понравившийся Людмиле. Проблема в том, что людей для освоения не хватает. В первые годы, как Переход закрылся и многие заводы, работавшие на Большую Землю, сократили производство, много народа в Загорье переселилось. Потом как-то всё более или менее устаканилось: старые предприятия переориентировались на местные потребности, появились новые заводики и фабрики, пытающиеся компенсировать возникающий то тут, то там, дефицит самых элементарных бытовых вещей и устройств. Но рабочих рук всё равно как не хватало, так и не хватает. И ещё долго будет не хватать, если хотя бы по сто тысяч ежегодно сюда не переправлять.

Мне ещё сутки ехать…

 Приволье — самый маленький город Советской Республики, но «моему родному» Порто-Франко до него ещё расти да расти. Пятьдесят тысяч населения — немного по меркам России, но колоссальный город для орденской территории Нового Мира. Если бы не то, что он стоит непосредственно на берегу довольно полноводной реки Лебёдушка, я бы сравнил его с Веймаром в немецком анклаве Новой Земли. Разумеется, очень разросшимся. Та же ориентация на деревообработку и производство стройматериалов из древесины, те же рубленные избы, те же неасфальтированные улицы. Но Веймар стоит вдалеке от Рейна, поскольку его правый, низкий берег затапливается в мокрый сезон, а Приволье широко раскинулось непосредственно по левому берегу Лебёдушки.

Мост через реку высокий, бетонный. Именно по нему из-за реки регулярно катятся вагоны узкоколейки и лесовозы-роспуски, доставляющие из леспромхозов северного берега кругляк и пиломатериалы. Их разгружают на огромной площадке, носящей название Лесная биржа. Часть после перегрузки уходит по железной дороге на восток, в другие районы Советской Республики, а часть перерабатывают тут же, на крупном лесокомбинате, производящем фанеру, ДСП и… опилки. Да, да! Самые обыкновенные отходы, которые здесь умело используют в качестве сырья для дальнейшей переработки.

Но меня в Приволье интересуют вовсе не опилки, не объёмы производства досок и даже не фанера, к изготовлению которой я имел некоторое отношение в своей прошлой жизни на орденском континенте. Неподалёку от Приволья расположен ряд лабораторий, производящих медицинские препараты, цены которым на Старой Земле не будет. Точнее, цену-то непременно определят, но настолько высокую, что вряд ли кто-то из обычных людей сумеет воспользоваться ими.