— Любимая, собери, пожалуйста, еды, чтобы можно было отвезти в больницу Люде и Поладу. Я через полчаса подъеду за тобой, — как можно спокойно произнёс я в трубку. — Приеду — всё расскажу…

Встреча с матерью у «сестрёнки» всё-таки состоялась. Они посидели минут пятнадцать в забегаловке в двух троллейбусных остановках от дома, где всего пару месяцев назад жила Люда. Большего женщина себе позволить не могла, чтобы не выдать себя перед мужем.

— Он мне угрожает, что разведётся и отберёт у меня Альбертика! — всхлипывала мать. — Я тебя потеряла, не хочу ещё и его потерять!

Она выскользнула на остановку, едва подошёл троллейбус, а Люда с женихом решили идти до ЗАГСа пешком, чтобы девушка смогла хоть чуть-чуть успокоиться. Всего в двух кварталах от цели тротуар тихой и пустынной узенькой улочки был перекопан: коммунальщики меняли трубу. И молодым людям пришлось обходить канаву по проезжей части. А поскольку Поладу всё-таки удалось развеселить невесту, они, держась за руки, весело щебетали о каких-то пустяках. И совсем не обращали внимания на медленно катящуюся в сотне метров позади них тёмную ВАЗ-2110… Чёрт, чего это меня переклинило? Разумеется, ВАЗ-2101, «копейку»!

Лейтенант, заметивший несущуюся на них машину, успел толкнуть в сторону Люду, и та лишь слегка побила коленки о бордюр. Сам же, что есть мочи, скакнул вверх, но машина решёткой радиатора ударила его по голеням, он перекатился через крышу и багажник «копейки» и с размаху рухнул на асфальт. Возможно, этим он спас себе жизнь, поскольку, как показывает практика, удар кромки капота по бёдрам ломает кости, но люди чаще всего погибают от перелома основания черепа, ударившись головой о лобовое стекло.

Вскочив на ноги, Людмила бросилась к жениху, распластавшемуся на дороге и не подававшему признаков жизни. Она не слышала ни визга тормозов остановившейся машины, не хлопка водительской двери.

— Что, допрыгалась, цунарефская подстилка?

В шаге от неё стоял отчим, держа в руке длинную монтировку, которыми пользуются водители грузовиков.

— Что ты наделал?! Ты же убил его!

— К сожалению, ещё нет. Вон, дышит ещё. Но это ненадолго! Всегда мечтал собственноручно убить какого-нибудь черножопого!

И «Назгул» пнул ботинком по окровавленной ноге Полада.

— НЕ СМЕЙ!!!

— Это ты не смей мне прекословить, мразь! Забыла, сучка, что я всегда прав?!

Он схватил Люду за ворот камуфляжа и оттащил от неподвижного парня.

— Здесь сидеть! Сначала эту гниду додавлю, а потом и с тобой разберусь. Ты что предпочитаешь: чтобы я тебя сразу прибил где-нибудь в лесу, или сначала развлёкся с тобой? Пожалуй, сначала отымею во все щели, чтобы прокляла тот день, когда посмела противиться моей воле, а потом можно будет и закопать вас обоих.

Субботин отошёл к лежащему на дороге парню, присел так, чтобы происходящее было видно Людмиле и медленно, с наслаждением замахнулся монтировкой, норовя ударить ею по голове Алиева.

— НЕТ!!! — заорала девушка, и серия выстрелов из пистолета, с которым Люда не расставалась после того, как мы его ей подарили, просто изрешетила грудь ублюдка.

То ли он забыл, что «бессмертного» назгула может убить невинная девушка, то ли в самиздатовском переводе «Властелина колец», который он читал в детстве, не было об этом сказано…

Полада уже прооперировали: зашили раны, сложили и загипсовали сломанные берцовые кости, наложили повязку Дезо, чтобы зафиксировать перелом ключицы. Ну а рёбра… Рёбра сами срастутся…

Люда наотрез отказалась отходить от жениха. Её лишь напоили успокоительным, поскольку после произошедшего она была в шоке. Но и это не помогло: выйдя к нам из палаты, она повисла у меня на шее и рыдала минут пятнадцать. И только выревевшись, смогла разговаривать.

— Жаль, пистолет у меня изъяли! — сокрушалась девушка, когда смогла ещё и выговориться.

— Он тебе пока не нужен, — успокаивала её Наташа. — А когда Полада выпишут из больницы, ты сможешь забрать оружие в отделении милиции. Коля говорит, что к тебе никаких претензий нет. Даже свидетели всего произошедшего нашлись, которые подтвердили, что… отчим пытался убить Полада, а ты ему этого не позволила.

Просидели мы в больнице около часа, и каждые пять-десять минут Люда срывалась с места, чтобы глянуть, не проснулся ли Алиев, пришедший в себя после операции и вскоре уснувший. А потом, оставив девушке еду, которую готовили на праздничный ужин в честь подачи молодыми людьми заявления в ЗАГС, и, заручившись её обещанием прийти к нам, когда жениху станет лучше, направились домой.

Людмила примчалась к нам в гости в понедельник вечером. Она дозвонилась до работы, где ей пошли навстречу и дали отпуск за свой счёт, поскольку о том, что Алиев в больнице, в роту, охраняющую Лабораторию № 1, уже сообщили. Но с матерью больше не встречалась, поскольку та очень болезненно восприняла смерть мужа от руки дочери и попросила пока не тревожить её. Нет, не отреклась от девушки. Ей просто нужно было пережить произошедшее: все люди разные, кому-то в горе нужно быть на людях, а кто-то, наоборот, предпочитает в таких ситуациях одиночество. И Людкина мать как раз относилась ко второй категории.

Поладу уже было намного лучше. Сказывался не только молодой организм, но и чудо-сыворотка. Швы на рваных ранах и операционных надрезах уже сняли, но подниматься пока не разрешали: всё-таки кости априори срастаются медленнее, чем затягиваются мягкие ткани. Он уже ел, пил шутил и… страдал от своей беспомощности. Припоминая о первых ночах после инъекции сыворотки, я подозреваю, что не только от беспомощности: невестушка-то, которая явно готова исполнить его любую просьбу, даже, судя по её собственным намёкам, самую интимную, постоянно рядом крутится, но из-за характера травм приходилось терпеть. Как говорится, близок локоть, да не укусишь! Интересно, не для того ли Люда с Наташей закрывались в спальне, чтобы об этом пошушукаться? Если учесть, с каким загадочным видом они оттуда вернулись к столу, то пожалуй!

Единственное, что Людмиле не давало покоя, это причина, по которой её отчим решился на попытку убийства. Она не могла понять, что его толкнуло на это.

— Ты помнишь, мы с тобой говорили о нём? Я сегодня на работе поднял его личное дело. Там оказалось много интересного, включая характеристики времён его службы в милиции и заключения психологов. Везде подчёркивается такая черта этого «назгула», как авторитарность, нетерпимость к любой точке зрения, не совпадающей с его мнением. Были на него и жалобы со стороны задержанных. Товарищи по службе отмечали его жестокость на почве расовой ненависти, которую психологи объясняли, как я и предполагал, трудными отношениями со сверстниками в детстве. Попросту, били его крепко в детстве за сволочной характер. Не исключено, что именно не славяне. А когда он вырос, получил вместе с милицейскими погонами и служебным оружием хоть какую-то власть, начал мстить за детские обиды. Измываясь над более слабыми и зависимыми, доказывать себе, что он лучше, хитрее и сильнее других, что он некий «избранный». А поскольку ни особым умом, ни реальной силой не обладал, свою «избранность» обосновал расовыми теориями, принадлежностью к «нордийской расе».

— Подожди. Но ведь дома он вёл себя не так. Мне он, пока я не отказалась выйти замуж за этого слизняка, никогда слова плохого не сказал. В Альбертике вообще души не чаял, да и мама никогда не говорила, что он с ней плохо обращается.

— С твоим братом всё очень просто, — вступила в разговор Наташа, институтские познания которой в психологии были побольше моих. — Это его сын, которого он воспитывал как своего наследника, чтобы тот на старости лет не мог обвинить папочку в нелюбви к себе. На тебя, как ты знаешь, он тоже свои планы строил, приучая к тому, чтобы ты беспрекословно выполняла любое его требование. А демонстративной благожелательностью в сочетании с психологическим прессингом можно добиться куда большей покорности, чем криком и наказаниями.