Да у нас просто сил на это нет! Даже если у кого-то и было желание. Роберто стоял у ручья и смотрел на Валентино, как мясник на быка, — сейчас разделает. Я положил ему руку на плечо: остынь. Морду мы ему набьем потом, а сейчас он просто поверженный противник, и даже сказать ему что-нибудь враждебное или злорадное — недостойно. Роберто просто дрожал от ненависти и никак не хотел успокаиваться.

— Сходи помародерствуй, — приказал я ему. — У нас разведчик без комма остался.

Роберто кивнул и отправился обыскивать палатки. Убедившись, что мы ведем себя прилично, «драконы» начали облегченно вздыхать и даже улыбаться. Хм, похоже, они мало огорчены. Кроме самого Скандиано, конечно. Я поинтересовался у Франческо, надо ли его подстрелить или он и так готов признать себя убитым. Франческо охотно согласился. Этот парень на лишние синяки не набивается.

Роберто вылез из одной из палаток и продемонстрировал мне найденный комм.

— Пошли отсюда! — приказал я своей команде. На сей раз мы не потеряли ни одного человека!

Немного позже полудня мы вернулись в свой лагерь. Опять я забыл похвалить своих героев! Летучие коты меня покусай, но у меня уже язык не ворочается. Вот отоспимся, я их построю и торжественно поблагодарю, и вспомню про подвиги, совершенные каждым, и не скажу ни слова о том, как плохо мои ребята в своем большинстве стреляют… Я забрался в штабную палатку, рухнул на чей-то спальник и пробормотал склонившемуся надо мной Гвидо:

— «Др-раконы» — всё. Р-разбуди в пять.

И отключился.

— И зачем тебя надо будить в пять? — поинтересовался Гвидо.

— А? Что? — Я помотал головой. — А что? Ты не разбудил?

— Почему? Вот, бужу.

— Спасибо, — сказал я, уже совсем проснувшись.

— Кажется, ты обещал ребятам, что на сегодня всё, — осторожно заметил Гвидо.

— Чего ты со мной, как с тираном? — обиделся я. — Осторожничаешь! Как обещал, так и сделаю. Что, все, кто может, спят?

Заботливый отец-командир Гвидо утвердительно покивал головой.

— Понятно. Ладно, оставь мне график караулов и ложись поспать сам.

Гвидо помотал головой:

— Обойдешься. Роберто поспит еще час — и меня сменит.

— А я когда?

— А ты никогда! Не твоя забота, — резко возразил Гвидо.

Я открыл рот, дабы сообщить ему, что я думаю о его наглой самоуверенности. Потом закрыл, потом опять открыл, не зная, что сказать. Вот это да! И это мой братишка, вечно оглядывающийся с вопросительным видом: «А правильно ли я делаю?» Хм, эта метаморфоза мне нравится: «Я — начальник твоего штаба, у меня есть определенные обязанности, а ты или не вмешивайся, или снимай меня с должности!» — говорил его взгляд.

— Джен и при тебе выразил свое восхищение нашими порядками? — с легкой иронией поинтересовался я.

Гвидо хмыкнул:

— Если бы не он, я бы и не узнал, что бывает иначе.

— И мою дурацкую реплику насчет «когда же он думает» он тебе тоже пересказал, — утвердительно заметил я.

— Не дурацкую, — посерьезнел Гвидо.

— Тогда мне и впрямь пора подумать, — заявил я, поднимаясь на ноги.

Гвидо кивнул и ушел: у него по-прежнему много дел.

Пока я спал, штабная палатка тоже претерпела метаморфозу: Джен, Карло и Марко были куда-то выселены, у стен остались только три спальника, с одного я только что поднялся, на другом спал Роберто, а третий был предназначен для самого Гвидо. Зато посередине был сооружен стол из пустых коробок от рационов, а вокруг него несколько табуреток из того же материала. «Мебель» аккуратно склеена универсальным клеем. Да-а, Гвидо услышал комплимент и решил ему соответствовать, все-таки пленные и «мертвые» вражеские солдаты — не самое обычное украшение интерьера штаба современной армии. И начальник штаба навел порядок. Так, конечно, и должно быть, но мир что-то при этом утратил: безумное чаепитие закончилось, Алису разбудили раньше времени. Кстати, как раз файф-о-клок. И есть хочется сказочно!

На этот раз я сначала умылся, а потом сел обедать. Время уже почти мирное, осталось только победить самого умного из врагов. А может, самого безынициативного? Хм, для него одно другому не противоречит, вот если бы я отдал инициативу — был бы дурак.

А он? Эрнесто хочет победить именно меня для того, чтобы выиграть; Валентино — из личной вражды; а я хочу поскорее побить их обоих, чтобы они не побили меня. Джорджо, как та обезьянка из китайского стихотворения, может сидеть на дереве и спокойно любоваться дракой двух тигров внизу.[149]

Итак, я не Джорджо, что я должен делать на своем месте? «Во-первых, похвалить своих ребят, а то скоро станешь как Скандиано», — заявил внутренний голос. Не-е, строить их ради этого я не буду, они обидятся — и правильно сделают. Во-вторых, победить «дельфинов». Я развернул карту на столе: действительно очень удобно. И Гвидо уже отметил на ней точное расположение «дельфиньего» лагеря.

Так, что Джорджо будет делать? Опять нападет? Вряд ли, слишком уж солоно ему пришлось: его бойцы прошли сегодня семь километров туда и столько же обратно, приняли два боя, один из которых вчистую проиграли, а победу во втором у них отнял собственный командир. Не верю я, что он не мог перебить деморализованных, равнодушных ко всему «драконов». Я его понимаю и мысленно аплодирую, а вот поймут ли разгоряченные боем ребята? Сомнительно. Сколько у него сейчас солдат? В лучшем случае семнадцать боеспособных плюс два «раненых». У меня больше. Нет, не станет он нападать сегодня ни днем, ни ночью. Зато оборонять свой лагерь он может доволен успешно. Пока я спал, он, наверное, выяснил, что «Орла» и «Дракона» больше нет. И мы оба точно знаем, что я хочу победить, ничья мне не нужна, значит, мне и бластер в руки. Мораль: я должен на него напасть.

Я прикончил один обед, подумал и принялся за второй: как хорошо, что мы взяли много рационов!

Смотрим карту: Джорджо действительно умен, его палатки стоят на открытом месте, на самом краю игровой территории. Только небольшой язык леса тянется к его лагерю, как будто приглашая: цып, цып, цып. Валентино, наверное, так и сделал — рванул вперед под прикрытием деревьев, а там его уже ждали. Надо будет попросить Алекса рассказать подробности.

Мы так делать не будем. А что мы будем? Ползком пятьсот метров? Заметят. Напасть ночью? Ну, я бы развел несколько костров по периметру, метрах в пятидесяти от палаток, и все, бей любого агрессора на выбор. Проверить, делает ли так Джорджо? Можно. Послать кого-нибудь разведку этой ночью, а завтра ночью напасть, если он не догадался. Ммм, а если у него кто-нибудь сбежит — у меня уже не останется времени, чтобы его поймать? Или окажется, что он разводит костры. Тогда будет ничья. Я не хочу. И вообще, моя победа должна стать результатом того, как хорошо думаю я, а не как плохо — он.

В палатку просунулся Гвидо, а вслед за ним Алекс:

— Картина маслом «Великий полководец перед генеральным сражением», — усмехнулся он.

— Ты-то мне и нужен, — заметил я, облизывая ложку. Хотел бы я знать, делал ли так Наполеон перед Аустерлицем.

— Ой! — притворно испугался Алекс.

Гвидо разбудил крепко спавшего Роберто и опустился на свой спальник.

— А вы будете разговаривать? — жалобно спросил замотанный до последней степени начальник штаба.

— Мы уходим.

Алекс покачал головой:

— Лучше ты иди спать к моим разведчикам. И мотай на ус: в штабной палатке никто не спит. Пригодится на будущее.

Я помотал головой:

— Не мучай человека, пошли наружу.

Мы спустились к ручью и сели на теплые валуны. Я посмотрел вверх, а потом огляделся вокруг: небо очистилось от туч и облаков, но обычной для раннего вечера жары нет, тишина и красота. Птицы поют в отдалении: нас слишком много, и мы лазаем по деревьям. Впрочем, сейчас все, кроме часовых, спят: замучил я свою армию (надеюсь, Гвидо догадался не назначать в караул снайперов Лео: они сегодня два раза ходили со мной в рейд). Палатки стоят на излучине глубокого чистого ручья, лучи еще довольно высоко стоящего Феба пробиваются сквозь листву и играют с волнами на воде. Вид портят только красные пятна на стволах деревьев и невысоких кустиках на левом берегу, но это ничего: к завтрашнему утру краска испарится.