Не прогадал. Челюсти легко изменили траекторию, топор просвистел мимо, и я успел уйти как раз вовремя.

Челюсти разочарованно клацнули у меня за спиной.

Заорав от напряжения, я преодолел все физические ограничения, связанные и с собственными силами, и с гравитацией, и с сопротивлением среды.

Разворот, удар. Лезвие одним лишь краешком чиркнуло по задней части «кошелька», но и это уже было примерно на тысячу процентов больше, чем успели достичь все остальные, вместе взятые.

«Серп!» — лихорадочно подумал я.

Фиолетовый серп сорвался с лезвия на долю секунды позже, чем мне бы хотелось. И всё равно успел чиркнуть по «кошельку» самым краешком.

Из двух разрезов хлынула чёрная кровь.

Челюсти завизжали, отлетели подальше и развернулись, готовые ко второму заходу.

Я прыгнул назад, в воздухе перевернулся через голову. Подо мной мелькнуло безжизненное тело Лин.

Челюсти начали движение.

Теперь — очень быстро!

Раз! — отозвать топор.

Два! — ещё один прыжок через голову назад.

Три! — сильный, но мягкий удар спиной.

Четыре! — вскинуть руки, нащупать перекладину, подтянуться.

Пять! — ноги в предназначенные для них отверстия.

И — шесть! Зрение изменилось. Я увидел челюсти с высоты здоровенного кибера.

Ещё раньше, чем грудные створки успели сомкнуться, я выставил перед собой согнутую в локте руку. И челюсти, со всей своей безмозглой яростью, в неё вцепились.

Я размахнулся и резко опустил руку. Челюсти, будто мокрая тряпка, ударились о бетон.

Не успели они шелохнуться, как на них налетел невесть откуда взявшийся Спайди. Прижав челюсти к бетону передними лапами, он вонзил в них жало.

Знать не знаю, чего он вообще ожидал. Как должна была среагировать на паучий яд эта инфернальная мразь, порождённая Чёрной Гнилью? Наверное, Спайди просто действовал инстинктивно. Может, поэтому пауки и были здесь, на базе, редкостью.

Инстинкт говорит, как выжить и прокормиться. Но упорно, уровень за уровнем карабкаться к призрачной цели — это уже задача для разума. Или, чуть более точно — для безумия.

Но чтобы стать безумцем, надо изначально иметь разум в качестве основного игрока. А пауки, несмотря на всю свою башковитость, оставались животными. И, судя по тому, что я видел на первом уровне, так и не сумели толком понять, почему нельзя пройти через Врата неполным составом.

Слишком много условий, слишком много ограничений.

Челюсти взлетели, поднимая на себе Спайди.

На высоте моей груди паук не удержался и упал. Я ударил стальным кулаком.

Челюсти нырнули под кулак, и тут опять появился тот луч, который раз уже чуть не спалил их. И теперь челюсти не успели увернуться.

Луч ударил прямо в разверстую пасть, но сработал, похоже, скорее как физический удар. «Кошелёк» не вспыхнул. Он с силой врезался мне в грудь.

Я машинально попытался прихлопнуть его, как овода, но челюсти уже спохватились и отлетели прочь.

И всё же их оборона дала серьёзную трещину, и не одну. Полёт челюстей стал медленнее, выглядел более дёрганым, плавности не осталось и в помине.

Я попытался призвать хоть какое-то оружие — тщетно. Попытался выстрелить, как это получилось у меня с кибером Сиби — хрен там плавал.

Всё, на что я мог рассчитывать, это руки, гусеницы и корпус кибера.

Однако моя помощь уже не требовалась.

Я дал ребятам хорошую фору, и теперь база наводнилась киберами. В челюсти полетело столько разноцветного дерьма, что увернуться они, в теперешнем состоянии, не смогли бы при всём желании.

«Бабушкин кошелёк» оглушительно завизжал, брызгая из всех щелей чёрной кровью, и — шлёпнулся на бетон.

К нему подплыл один из анфалов и, склонившись, прикоснулся к издыхающей твари.

Анфал начал мерцать. С такой невероятной частотой, что у меня возникло ощущение, будто в крови как минимум литр водки оказался в мгновение ока.

Едва успел открыть створки и свеситься вперёд. Меня вырвало прямо на гусеницы, несколько раз подряд.

Потом я, дрожа от непонятной слабости, вылез наружу, спрыгнул, стараясь не попасть в устроенное мной безобразие. И краем глаза, обильно задействуя периферическое зрение, покосился на опасную картину.

Анфал как раз отстранился. На бетонном покрытии осталось нечто, похожее на спущенный волейбольный мяч. Довольно большой мяч, но всё же — спущенный. И, будто среагировав на мой взгляд, «мяч» начал распадаться в прах.

— Спасибо тебе, Господи, за маленькие радости, — прошептал я.

Голос… или, вернее, шёпот? — неважно. Он дрожал.

День четвёртый. 149 боевых единиц человеческого ресурса. 28 боевых единиц человеческого ресурса небоеспособны. 6 боевых единиц негуманоидного ресурса. Боеспособность Места Силы: приблизительно 12.7 % от запланированной

После того, как челюсти обратились в пыль, на их месте остался Камень. Однако и он пролежал недолго. Никто к нему не прикоснулся, однако по прозрачной грани пробежала трещина. В следующий миг алмаз рассыпался в блестящий порошок.

Алеф остановила ладони над чудовищной раной Лин.

— Ничего не получится, — тихо сказал Сайко.

— Закрой рот, — посоветовал ему Гайто.

Загорелось маленькое солнышко. В нём было столько надежды. Такой тёплый, радостный свет. Он заполнил выгрызенную челюстями нишу, и мне казалось, я вижу, как там, за этой световой завесой, ткани восстанавливаются. Я практически чувствовал, как под руками Алеф в груди Лин зарождается новое сердце.

Она ведь вырастила голову Гайто.

Мы все втроём смотрели с надеждой то на Алеф, то на Лин. Вот показалось, будто освещённое «солнцем», чуть дёрнулось веко. Я затаил дыхание…

— Бесполезно! — воскликнула Алеф, опустив руки.

Солнце погасло. А вместе с ним погасли и все иллюзии.

В последних лучах умирающего за пределами Места Силы солнца стало отчётливо видно, что рана Лин осталась такой же, как прежде.

— Попробуй ещё раз, — настаивал Гайто.

— От неё нет никакого отклика, — мотнула головой Алеф. — Ты не понимаешь… Это чувствуется, она не…

— Я сказал тебе попробовать ещё раз! — заорал Гайто.

— Прекрати, — сказал я ему.

— Прекратить что? — повернулся я к нему. — Прекратить пытаться спасти девчонку, которая создавала тебе проблемы?!

— Прекрати орать на Алеф. Если бы она могла вылечить Лин — она скорее сама бы тут умерла, но её — вытащила. И ты об этом прекрасно знаешь, хотя и пытаешься себя убедить в обратном. Хочешь злиться на кого-то — иди позлись на Ликрама, который клятвенно заверял, что здесь, на базе, мы в полной безопасности.

Скрипнув зубами, Гайто отвернулся и вновь посмотрел на Лин.

Алеф так и сидела рядом, на коленях, опустив голову. Она плакала.

— Позовите других Целителей, — попросила она. — Может быть, я просто слабая.

— Она ведь не разлагается, так? — пробормотал Сайко. — Значит, она ещё… Блин… Ну, вы меня поняли.

— Да, — сказал я. — Она всё ещё с нами. В нашей пятёрке.

Отчётливо фыркнул Гайто.

— Надо отнести её в лечебницу, — сказал я.

— В лечебнице не протолкнуться, — пробормотала Алеф.

— Ну так значит, надо выгнать оттуда хотя бы часть этих симулянтов! — заорал я, как и Гайто, не зная, во что ещё облечь свои страх и растерянность, и, за неимением лучшего, превращал их в гнев. — Те, у кого руки отпилены, вполне могут жить в казарме. Да и остальные тоже.

Гайто обошёл тело, присел и поднял Лин на руки.

— Кто-нибудь, откройте дверь, — сказал он.

Мы все пошли вместе с ним. Я помог встать Алеф.

— Ты ни в чём не виновата, — тихо сказал я ей. — Ты сделала всё, что могла.

Она молча прижалась ко мне и, казалось, еле передвигала ногами. Ещё чуть-чуть, и мне тоже придётся её нести.

Остальные парковали киберов, подсчитывали потери. Несколько человек лишились голов и находились сейчас примерно в таком же положении, как Лин. У троих оттяпали руки, и они ещё пытались сжиться с этим.