— Что это было за чудовище? — выкрикнул кто-то, не подняв руки. Но хранительница лишь кивнула и ответила:

— Это был обитатель одного из миров, созданных Вилларом.

— Это — обитатель? — ужаснулся тот же голос.

И хором с ним другой голос изумился:

— Одного из миров?!

— Хочу, чтобы вы понимали, — сказала Хранительница. — Виллар — невероятно талантливый студент. Он уже мог бы работать на дальней станции, но ему, к сожалению, не хватает социальной ответственности, подтверждение чему вы видели сегодня утром. Виллар опередил учебную программу, он уже научился создавать материальные предметы. Больше того, судя по всему, он может создавать их, даже не прибегая к аппаратам. Это — уровень виртуоза. Он превосходит всех, ныне живущих. И, как это нередко случается с невероятно одарёнными детьми, он почувствовал себя всемогущим. Он взял — и создал копию одного из жителей своего мира здесь.

— Зачем он это сделал? — спросила Нилли.

Хранительница посмотрела на неё, со своей неизменной белой ментомой.

— Такие вопросы нужно задавать Виллару, разумеется. Я могу лишь предположить. Учитывая его предыдущие поступки и поведение во время инцидента. Он пытался наглядно показать всем, что обитатели создаваемых нами миров — такие же живые существа, как мы. Разумные, говорящие, испытывающие эмоции, могущие существовать в той же плоскости бытия, что и мы. Хотел подтолкнуть нас к выводу, что уничтожение целых миров, населённых такими существами, является тяжким преступлением. Но Виллар в действительности совершил глупость.

Хранительница выдержала паузу. Мне показалось, что она как бы сканирует ментомы, подаваемые студентами. Ей нужно было не просто дать пояснение, но направить всеобщее настроение в нужное русло.

— Во-первых, он применил такой же подход, как при создании неодушевлённого предмета, — сказала хранительница. — Что не удивительно, ведь другого он не знал, да другого и не существует. Во-вторых, он не перенёс сознание существа из своего мира в наш. Он его скопировал, потому что технологии переноса не существует. Тем самым Виллар нарушил закон уникальности сознания и создал парадокс. Парадокс в сфере основополагающих законов уничтожает сам себя, что и произошло с несчастным созданием у нас на глазах.

— А разве это не из-за Ликрама он рассыпался? — спросил кто-то.

Хранительница покачала головой:

— Нет, ну что вы… Ликрам не стал бы уничтожать беззащитное существо, к тому же словом он уж точно бы не убил. Просто настал срок, и вселенная затянула брешь, пробитую в ней. Ликрам растерялся точно так же, как все мы. Но кто-то в растерянности замирает без движения, а кто-то, как Ликрам, предпочитает решительные, пусть и бессмысленные действия. Он не должен был показать слабину перед вами, он должен восприниматься вами, как надёжный защитник. Что он и сделал. Повёл себя в сложившейся ситуации наилучшим образом.

— А что теперь будет с Вилларом? — спросила я. — Его распылят? За нарушение закона?

— Этого я не знаю. Вопрос решит суд. Но, если сопоставить все обстоятельства, то вряд ли распылят. Если бы он скопировал сознание кого-то из нас, его сородичей — тогда всё было бы однозначно. Но Виллар скопировал сознание из мира, которого не существует, так что здесь — лишь половина преступления.

— Давайте называть вещи своими именами, — сказал Айк. — Виллар хотел перевернуть и встряхнуть сознание каждого из нас, изменить мир. Но по факту всего лишь нарисовал на стенке посредственное граффити, которое уже смыли стаффы.

— Что-то вроде того, — согласилась хранительница. — Но это уже дискуссия. Вернёмся к занятию.

Ближайшие два дня Виллар на занятиях не появлялся.

Эти два дня не прошли для меня даром. Я, вдобавок к основной нагрузке, подключилась к инфоархивуи принялась штудировать учебники следующего оборота. Создание материальных предметов интересовало меня в первую очередь.

Что мной двигало? Чувство, которое мне было неприятно осознавать: злость.

Я злилась на Виллара. Как бы плохо ему сейчас ни было, на занятии вновь прозвучали эти славословия. Виртуоз, опередил всех, готов к работе на дальних станциях… Про него уже говорили, как про состоявшегося служителя Общему Делу, несмотря на всё, что он натворил.

А меня хвалили, как ребёнка, который впервые сам вымыл посуду — так я это воспринимала.

Я была просто талантливой слушательницей музыки. А Виллар будто бы творил собственную. И все вокруг понимали его исключительность, как и то, что он плохо вписывается в действительность.

Я же вписывалась в неё превосходно. Передо мной лежало великое будущее, а перед Вилларом — ужасные перспективы. И всё же я — завидовала ему.

Но я не могла заставить себя выдумать идеи, в которые верила бы сильнее, чем в Общее Дело. Не могла преступить законы общества, которое только-только приняло меня, и в котором я до сих пор не разочаровалась.

Всё, что я могла — это накинуться на учёбу с удесятерённой силой.

Нет, мне не было так уж важно стать лучше всех. Я всего лишь должна была стать лучше Виллара, вот и всё. Пусть он и не догадывался об этом противостоянии, но в моём воображении мы с ним были антиподами. И, как молекулы материи и антиматерии, просто не могли существовать в одном месте в одно время. Кто-то из нас должен был исчезнуть в оглушительном взрыве.

Который, всего вероятнее, уничтожит и второго.

— Ты загонишь и уничтожишь себя, — сказала перед сном Нилли.

— Угу. — Я не отвела взгляда от консоли.

— И чего ради?

— Угу, — согласилась я.

— Мрак, — резюмировала Нилли и опустила крышку капсулы.

Сегодня у неё был день чистки энергии. Мой совет помог, Нилли продолжала уверенно слышать музыку станции, а на специальных сеансах — слышала и другую, истинную. Я же слышала их обе, не позволяя им смешиваться.

Утром занятия перенесли на час — об этом мы узнали по изменившимся тактам музыки. Как и о причинах переноса.

— Феноменально! — говорил Айк, не то восхищаясь, не то возмущаясь. — Даже находясь под стражей, он умудряется срывать расписание.

Все студенты и стаффы нашего сегментастанции сгрудились в зале, которого я прежде не знала. Если он и вправду так редко использовался, то я вновь восхищена гигантизмом создателей станции.

Восхищена, как дочь еретиков, выросшая на земле, откуда почти всю энергию перенаправили сюда. На это.

— Введите подсудимого, — велел бесстрастный судья за трибуной.

Он не подавал никаких ментом, вообще. И аура его была абсолютно пустой. Он напоминал мертвеца.

— Знаешь, почему он такой? — спросила шёпотом Нилли. — Он живёт в специальной капсуле, его энергетика постоянно очищается. Там же он получает питание. Выходит только для судебных процессов. Он совершенно объективен, следует только букве закона. У него нет и не может быть привязанностей. Ему уже три сотни лет, представь! Мы для него — пыль и прах.

Конвоиры ввели Виллара, закованного в наручники. Он, оказавшись на людях, немедленно покрыл ауру ментомами гордости и насмешки. Однако они выглядели, как выцветшие и покоробившиеся плакаты на стене. Дунет ветер — облетят.

Стеной же было отчаяние, которое виднелось за ментомами, в самой ауре. Если основой ауры стало отчаяние — значит, Виллар пришёл к краху.

Мне сделалось его жалко.

Те, кого мы ненавидим, должны получить по заслугам, но при этом они должны рычать от ярости и сражаться за свои неправильные идеалы до конца, только тогда победа будет сладка. Но что проку уничтожить того, кто уже сам осознал всю глубину своих заблуждений? Хуже, чем сейчас, ему всё равно не может быть. И в такие моменты занесённое нами оружие оборачивается против нас самих.

Потому что в мире есть лишь одно настоящее зло, и имя ему — Кет. Всё остальное — нужно нам для развития. Вот чему научил меня Айк.

— Слушаю обвинение, — сказал судья.

Мне показалось, что он очень устал. Хочет поскорее вернуться в свою капсулу и погрузиться в искусственный сон. Реальность была для него слишком утомительной.