Джаред уселся на постели, дыша так, как его научили в ханаке. Он смотрел на оба камня, но главное – на ту невидимую точку между ними, где должен пересекаться отраженный свет. Только сновидец способен ее определить.

Постепенно ощущение собственного тела исчезало, сознание обретало собственную жизнь. И когда оно стало свободным, Джаред отпуская себя, подумал о Дагмар. И вошел в сон.

Поначалу он ничего не увидел. Были только звуки. Омерзительный громкий скрип и глухой отупляющий шум. И клубящееся серое марево… за которым нечто маслянисто переливается. Бред воспаленного сознания? Но сон не имел привкуса кошмара, напротив, в нем было спокойствие, устойчивость.

Когда марево стало рассеиваться, Джаред понял, что это такое, хотя видение не приобрело ясности. Дымка над морем… и пронзительные крики чаек, и грохот прибоя. Все было блеклым, серым, белесым. Море и небо не имели цвета, но Джаред знал, что во сне это бывает часто. Он видел клочья пены на темных волнах, плоский песчаный берег с кромкою из водорослей и плавника, перевернутую рыбачью лодку. Чайки проносились над волнами, задевая их крыльями. В этой картине не было ничего привлекательного, но и отталкивающего тоже не было. И спящая не хотела уходить отсюда.

Но она ушла. Небо перевернулось и окрасилось красным. Пожар? Кровь?

Земля была изрыта, истоптана, обожжена. И на ней валялись люди. Некоторые шевелились, и это было еще страшнее, чем полная неподвижность. Взгляд внезапно остановился на лежавшей навзничь женщине, полной, темноволосой, а вместо лица у нее…вместо лица…

Скачут кони, кричат всадники. И сыплется земля в подвал. Она не одна в подвале – кто-то схватил ее, зажал рот, чтоб не кричала… но это не враг, не насильник, он хочет спасти ее, спрятать, и боится, что она выдаст себя. Совсем рядом – плоское лицо с редкими усами.

… Грязная дорога. Дождь. Вдоль дороги – столбы с колесами. На них расселось воронье. И клюют, клюют распятых на колесах мертвецов…

…Деревушка без огней, куда дорога привела ее и того, другого. У одного дома штандарт с огромной темной жабой. Но это не жаба. Это роза. Они входят в дом…

А дальше – провал. Пустота. Не обычная пустота – место, где ничего нет, а ПУСТОТА. Живая, шевелящаяся, та что заполняет все обозримое пространство, и грозит поглотить все, что с ней соприкасается. За ней нет ничего. И если войти в нее, остановится сердце. И при виде этой зыблющейся завесы – нет, не тьмы, тьма имеет определенность, Пустота же определению не подлежала – Джареду стало так страшно, что он вышел из сна.

Но не проснулся. Из того состояния, куда он себя погрузил, так просто не выйдешь. Поэтому Джаред проспал без всяких видений. И первое чувство, которое он испытал при пробуждении было – стыд.

Он устыдился вовсе не страха, испытанного во сне. А того, что вообще счел себя вправе подглядывать. Он, видите ли, лекарь, он из снов узнает правду о Дагмар. И узнал.

Что там вчера лепетал Фредегар о испытанных им страхах? И всего-то его ограбили (при том, что деньги потом вернули ) и может, слегка побили. Но то, что испытала Дагмар во время мятежа, было столь ужасно, что сознание ее не выдержало. И, когда она утверждает, что не помнит, откуда она, что с ней было, и как ее зовут – это не отговорки для докучливых собеседников. Она действительно потеряла память.

И он как наяву услышал голос рабби Итамара, ведущего с ас-Сули одну из своих бесконечных дискуссий. В тот раз речь шла, кажется, о свободе воли. И каббалист сказал: «Против собственной воли можно потерять только жизнь или честь. С рассудком или памятью расстаются лишь тогда, когда сами этого хотят».

Ну и что? Дагмар забыла о прошлом, чтобы жить для будущего, на что иначе у нее не достало бы сил. И мудро поступил Диниш, когда не стал копаться в ее прошлом. Поэтому, наверное, она и осталась с ним. А Джаред поступил как самонадеянный дурак.

Ну и к черту все! Он не герой рыцарского романа, вздыхающего о недоступной даме, не Тристан какой-нибудь. Он простой человек, лекарь, и еще шпион по совместительству, если называть вещи своими именами. Вчера, возможно, он ухватил за хвост сведения, пригодные для игры Лабрайда. Ну так и нечего рассиживаться. Благодаря Кайрелу есть лошадь. Нужно выезжать, пока дороги не раскисли, и если повезет, он попадет в Тримейн до холодов. А любовь… справимся. Справлялся как-то раньше. Если не думать…если не видеть… все забудется само собой.

Собрать вещи и расплатиться с хозяином было делом недолгим. Долгих прощаний устраивать Джаред не собирался. Столкнувшись на лестнице с Матфре, сказал ему, что уезжает, тот кивнул, заметив «как знаешь».

Но, когда он седлал чалого, на крыльце показался Диниш.

– Ты что ж это сбегаешь, будто убил кого-нибудь? – с укоризной сказал он. – Хоть по кружке распили бы на прощание, как люди.

– Ничего я не натворил, – Джаред верно расценил его беспокойство, – и ничего у меня не случилось, так что тягать вас к ответу не будут. Просто засиделся я тут, а в Тримейне у меня дела. Сам понимаешь…

Пока он говорил, вышла Дагмар, встала рядом с мужем, тот, не глядя, обнял ее за плечи. Давно надо было уехать, с неожиданной злобой подумал Джаред. Пусть живут, как хотят.

– Дела так дела, – сказал Диниш. – Мы не дети и не девки, на прощанье слезы лить… Счастливого пути.

Глаза Дагмар были светлы, холодны и прозрачны, как первый осенний лед.

– Ты вернешься? – спросила она.

– Конечно, вернусь, – ответил Джаред. – Как только смогу.

– Переговоры – дело хорошее, – сказал Лабрайд. – Кого я ненавижу, так это посредников при переговорах.

Джаред слушал его рассуждения вполуха. Новая одежда, которой его ссудили в Доме-с-яблоком, стесняла. Он, конечно, положил себе за обычай во всем внешне следовать местным нравам, но не до такой же степени.

Лабрайд же был доволен. Против ожидания, он вовсе не считал, что Джаред плохо исполнил порученное ему задание, хотя вопрос, ради которого Джаред ездил в Эрд, остался без ответа.

– Посредник, стало быть. По странному совпадению, мы сами назвали того, кого ищем, посредником – ведь он связывает убийцу и того, кому убийство выгодно. Помимо прочих, искали и среди законоведов. И я выяснил, что некий доктор Лозоик Поссар был принят в качестве профессора на юридический факультет Тримейнского университета по рекомендации принца Раднора. Который, в отличие от своего кузена, интереса к академическим знаниям не проявлял никогда. Теперь этот Лозоик Поссар довольно весомая фигура в Тримейне – квалификатор Святого Трибунала. Но при этом он упорно старается не привлекать к себе внимания. Неизменно снимает свою кандидатуру при выборах ректора, не участвует в публичных диспутах при дворе. А уж об его участии в эрдских событиях вовсе никто не слышал. Кроме того, сами эти события в общепринятой в Тримейне версии выглядят несколько по-иному. Как-то выпало из внимания, что Эйнар Вальграм поначалу был направлен на подавление мятежа. Более того, считается, что именно он мятеж и поднял. О попытке Мьюринга захватить власть вообще не упоминается.

– С Гибихом Мьюрингом вообще, по-моему, дело чрезвычайно темное…

– Но к тому времени, когда он безвременно усоп, наш доктор Поссар прочно сидел в Тримейне. Как ты считаешь, герцог Тирни мог без лишнего шума устранить раскаявшегося мятежника?

– Не исключено. Я видел его лишь раз, но он показался мне человеком умным. И коварным.

– Однако этого коварного правителя предал его лучший полководец. Тот самый, которого Тирни поднял из низов… Нет, я уверен, что нынешняя тримейнская история со всеми убийствами и интригами началась в Эрде. И туда же, возможно, и вернется.

– Ты о Кайреле?

– И о нем тоже. Я постараюсь узнать, пересекались ли его пути и доктора Лозоика, как ты предполагаешь. Но одно могу сказать с уверенностью – когда военного назначают на гражданскую должность, да еще в страну, которой он не знает и не понимает, это кончается плохо. Есть тому в истории примеры.