— Прекрати дурить! — повысил голос Ликрам. — Развяжи меня!

— В своей логической цепочке ты упустил одно или даже десять звеньев, — пожал плечами Айк. — Звучит примерно как: «звёзды яркие, следовательно, пора обедать».

— Благодаря вашим действиям мы все уже официально — покойники, — вмешался в разговор доселе молчавший Гистон. — Теперь наши жизни в наших руках. Если мы хотим спастись, нужно действовать сообща.

— Вы поможете мне бегать по станции, схватившись за голову, и орать: «О святое говно, мы все обречены!»?

— Мы можем управлять «Персеем», — сказал Ликрам. — И у нас есть настоящая боевая подготовка.

— Ваша подготовка превзойдёт суммарную подготовку идущего сюда флота? — Айк даже не знал, издевается он, просто тянет время или на что-то (чудо?) надеется всерьёз.

— Нет. Но мы сумеем прикрыть отход «Андромеды».

— Какой отход? Куда?

— В зону, которую не сумеют накрыть сетью, идиот ты этакий! — взревел Занвар. — А потом — скорость, ускорение. Да, домой мы не вернёмся, но хотя бы временно спасём свои жизни. Станция способна обеспечить нас какое-то время…

— Решительное нет, — сказал Айк. — Простите, ребята, но я не подчиняюсь вам. В ваших словах сквозит какая-то рудиментарная логика, но я не вижу ни одной микроскопической причинки для доверия. Поэтому давайте так: вы нахрен заткнётесь, а я немножко поработаю. Идёт? Я знал, что идёт.

Айк развернулся на стуле и поместил звёздочку на пульт. Та немедленно исчезла, войдя в контуры «Андромеды». Ей, этой звёздочке, было абсолютно всё равно, где находиться. Место Силы находилось не здесь, здесь была лишь его примитивная проекция.

— Так… — пробормотал Айк, сосредотачиваясь. — Если ты, используя эту энергию, сумел родить четыре «Последних Вздоха», то, возможно, я…

Он не договорил. Веки опустились. Сознание, тренированное сотнями часов медитаций и изменённых состояний, моментально нашло нужные точки приложения и настроило нужные контуры.

— Давай, — прошептал Айк. — Давай!

В темноте он видел разомкнутый силуэт станции. Недостающий сектор появился в виде мигающего красным схематичного рисунка. Одно, два, три мигания. Ощущение огромной энергии, прошедшей через контуры. И силуэт стал целым.

— Быть не может! — выдохнул Айк, распахнув глаза.

Он вскочил, повернулся к пленникам и погрозил им пальцем:

— Никуда не уходить, ничего не трогать! Скоро я вернусь и расскажу вам сразу три новых смешных анекдота про жопу. Честное слово.

Айк выскочил из креационной и бросился влево что есть духу. Подбежал к двери, ударил по ней рукой.

Он ждал, что как только дверь откроется, его высосет наружу, в ледяную черноту пространства, и на этом можно будет поставить точку в его личной истории. Да, конечно, станция не должна открывать двери, если за ними — ничто. По крайней мере, она должна пятнадцать раз перед этим уточнить, не желает ли Айк надеть скафандр, а то на улице холодно. Но кто знает, вдруг закоротило контуры, ответственные за безопасность экипажа.

Дверь открылась, и Айк шумно выдохнул.

— Пресвятая срака! Теперь я тебе верю, Крейз. Теперь — по-настоящему.

Айк, ну что там?

Голос Алеф раздался в голове совершенно неожиданно, Айк вздрогнул. Остатки их пятёрки всё ещё функционировали.

— Пищевой отсек полностью восстановлен, — сказал он.

Мы видим. Что там с Крейзом?

Айк бегом вернулся к пульту и поработал с голограммами.

— Ты сидишь? — спросил он.

Издеваешься?

— Если стоишь — лучше сядь. Крейза нет.

Что это, чёрт возьми, означает?!

— Он есть до определённого временного порога. Потом исчезает. Это где-то три минуты назад. А самое веселье в том, что вместе с ним исчезла Чёрная Гниль! И говоря «Чёрная Гниль», я имею в виду Кета.

Айк помолчал и добавил:

— Теперь у меня на пульте — слабая батарейка. Ребята добивают монстров… типа того.

А где Крейз?

— А этого я не знаю, дорогая. При всём желании. Оборваны все нити, которые я могу проследить. Полагаю, он ушёл в какой-то осколок, но не счёл нужным посвятить нас, куда именно. Такое… такое говно. Что будет дальше, я даже предполагать боюсь.

Илайя сидела в кресле пилота и любовалась на голубую светящуюся сферу. Если её коснуться — корабль придёт в движение, будет слушаться каждого касания, как объезженная лошадка из книжки про ящериц, которую Илайя читала в детстве.

Но касаться было не обязательно, можно было просто смотреть на сферу, потому что она — красивая. Завораживает.

— Крейз, Крейз, Крейз, — бормотала Сиби, закрыв глаза. — Какая чушь, как я могу забыть этого… этого…

Вдруг её глаза распахнулись, она рывком бросила своё тело вперёд, как будто хотела прыгнуть через обзорный экран в космос, но в последний момент сдержалась.

— Я не помню его лица, — сказала она. — Не помню, как он выглядел!

Илайя поёжилась. Ей не нравилось то, как волнуется Сиби. Она волновалась очень… громко. Казалось, что от её беспокойства начинают волноваться эти жёлтые ленты с чёрными точками, из которых создано всё сущее. Лабиринт из лент с чёрными точками.

— У него тёмные волосы, — сказала Илайя. — И добрые глаза. Он всю жизнь заставлял себя учиться быть злым, отвечать ударом на удар, но на самом деле он — добрый, поэтому ему очень часто больно.

Сиби повернулась к Илайе и молча слушала.

— Он хочет, чтобы все были хотя бы не несчастны, хочет изгнать несчастье совсем, но это невозможно, и он сам несчастен. Алеф единственная может объяснить ему, что надо быть счастливым самому, что это главное. Без неё он погибнет. И у него красивое лицо.

— Ты не забыла? — шёпотом спросила Сиби.

Илайя помешкала с ответом. Ей было странно слышать вопрос. Как можно кого-то забыть? Как будто речь в принципе идёт о какой-то личной памяти. Ну и что с того, что человека нет рядом физически? Вот же он, только руку протяни. Надо просто понимать, куда именно тянуться.

Илайя понимала. Её такой сделал Крейз.

— Монохромная! — Голос Сиби обрёл уверенность. — Меня дьявольски пугает то, что с моей башкой происходит какая-то неконтролируемая хрень. Неконтролируемая мной, я имею в виду. Если ты знаешь, как этого избежать…

— Твоя голова работает не так, как моя, — перебила Илайя. — Ты нормальная. Я — неправильная. Я не умею научить, как видеть иначе. И перестать не могу.

— Давай ты хотя бы не будешь себя так обзывать.

— Как? — Илайя посмотрела на Сиби.

— «Неправильная». Ты такая, какая есть. Если кого-то это не устраивает — пусть поцелует тебя в задницу.

Илайя обдумала услышанное и с серьёзным видом заявила:

— Я не хочу, чтобы меня целовали в задницу. Фу!

— А вот вопрос желания тут — десятый, — возразила Сиби. — Есть такое слово: «надо», понимаешь?

— Нет, — мотнула головой Илайя и вернулась к созерцанию сферы.

Она заёрзала в кресле, стараясь устроиться так, чтобы не оставить невидимым недоброжелателям даже микроскопического пространства для поцелуев.

— Приём! — раздался из динамиков голос Райми. — Кто-нибудь, кроме нас, следит за уровнем кислорода? Если верить показаниям, то лично мы с Сайко откинем копыта примерно через час. В данный момент мы обсуждаем, что лучше: сидеть в позе лотоса и практиковать замедление дыхания до самого конца, или раздеться и потратить последние крохи воздуха с удовольствием.

— Сдохнуть в космосе — не самый плохой вариант, — сказал голос Гайто. — В этом есть что-то романтичное. Мне нравится идея Райми.

— Эй, это моя идея! — вмешался Сайко. — Она просто повторяет мои слова, как кукла чревовещателя.

— Пошёл ты! — засмеялась Райми.

— Сорри, народ, не смогу присоединиться, — вздохнула Сиби. — У меня тут недотрога, которая содрогается от одной мысли, что её можно поцеловать куда-то ниже губ. Так что мы, наверное, проживём дольше вас всех, без обид. Не выключайте микрофоны, я буду мысленно с вами.