— Если вокруг все спокойно, завтра можно будет слетать. Вроде войны никакой нет. Энрик! Мы слетаем? — спросила Лариса.

— Я узнаю, — обещал я, — хотя, знаешь, Лео, с тобой на кормовом бластере можно и повоевать.

— С ума сошел! Тебе тогда мало было?

— А что такое? — поинтересовался ужасно довольный Лео.

Лариса поняла, что чуть не проговорилась.

— Угонщик, — проворчала она.

Лео решил, что Ларисе этот разговор неприятен, и не стал выяснять подробности — тем более что мы уже прилетели.

Когда мы взлетели, я погрозил Ларисе пальцем:

— Прикуси язычок. О некоторых вещах лучше забыть.

— Ладно, я больше так не буду, — сказала Лариса и куснула меня за ухо: — Сам виноват, напомнил!

— Женская логика!

— Ах так! — Лариса набросилась на меня с кулаками.

— Еще один воздушный бой, — заметил я.

Через секунду мы хохотали. Автопилот — отличная вещь, особенно когда имеешь дело с Ларисой.

Вечером синьор Мигель прислал мне собственноручно подписанные приглашения в Тортоли на всю компанию. Хотел бы я теперь посмотреть на какого-нибудь храброго родителя, который скажет «нет». Мы туда не развлекаться едем (точнее, не только развлекаться).

До возвращения Алекса и Гвидо осталось два дня. Мы с Ларисой перезнакомили всех, кого уже было можно перезнакомить. Как смотрели на нас с Лео все встречные мальчишки, когда мы прогуливали по парку сразу четырех милых девочек! Пару раз даже пришлось подраться, но мы справились. Тереза не зря сохраняла безмятежный вид, когда Лео заявил, что поединок состоится при любой погоде. Лео вообще молодец: учится черт знает где, черт знает у кого — но если бы не моя скорость, он, пожалуй, был бы лучше.

Вечером того дня, когда Алекс и Гвидо вернулись из лагеря, мы отправились гулять такой толпой, что больше желающих к нам привязаться не найдется, это точно.

Гвидо просто светился счастьем, зато Алекс был мрачен и чем-то встревожен. Я немного поотстал, и тот присоединился ко мне.

— Что-то случилось?

— Я тебе вроде как обещал позаботиться об этом щенке…

— Ну и…

— Там, знаешь, не мама с папой, из-за мелочей не отшлепают, но если уж накажут, то как следует. А он просто нарывался, как нарочно.

— Тебя не подставил?

— Нет. Какая разница?

— Ты зря переживаешь, он просто доказывал себе, что не нытик. И доказал. Видишь, как доволен?

— Другого способа не нашел?!

— Значит, нет. А ты никогда такого не делал?

— А ты?

— У меня само получилось. Окраины Палермо — это такое место…

— Сводил бы, что ли, на экскурсию.

— Может, это ты нарывался, а не Гвидо?

— Понял.

Я сменил тему:

— Мы тут вашего согласия не спросили, все уже устроили. Как ты относишься к идее научиться ездить на лошади?

— Где ты нашел на Этне лошадей?!

В четвертый раз про Ористано рассказываю — уже наизусть выучил.

Алекса от угрызений я избавил, но приобрел их сам: догадаться, что Гвидо захочет проверить действенность моих советов на практике, было, прямо скажем, несложно. Я мог бы его остановить, если бы подумал. «А ты не слишком много на себя берешь, самозванный старший братец?» — сказал ехидный внутренний голос: «Или ты тоже думаешь, что он декоративный щеночек и не имеет права себя уважать?» Хм, будем надеяться, что повторения ему не потребуется.

На Ористано мы полетим послезавтра. Надо же дать время родителям Алекса и Гвидо полюбоваться на ненаглядных сыночков.

У меня образовался целый свободный день, и я намеревался потратить его на изучение географии родного города. До сих пор я был уверен, что в нем нет ничего, кроме грязных окраин, фешенебельных центров, охраняемых каждый своей корпорацией, и рабочих районов — порядок там тоже поддерживается корпорациями, которым принадлежат те или иные заводы, но это такой «порядок»… Лет пятьдесят назад какой-то большой босс клана Вальгуарнеро попытался навести в своем рабочем районе такой же порядок, как и в центре, но столкнулся с сильнейшим противодействием тех самых людей, о безопасности которых намеревался позаботиться. Дело дошло до стрельбы, и идея была похоронена.

Но Лео живет в рабочем районе, который не соответствует моим воспоминаниям о таких местах. Это, кстати, тот рабочий район, который перешел к Кальтаниссетта вместе с нью-палермским заводом электроники — вряд ли там многое изменилось за год. И как же Джела удалось создать безопасный рабочий район? Может быть, Лео (геральдическое у него имя, между прочим) что-нибудь знает?

Я валялся на травке с картой Палермо и справочной базой по городу, когда проф выглянул из окна своего кабинета и позвал меня:

— Энрик!

— Иду, — отозвался я.

Вроде бы я ничего плохого не сделал, а голос у него…

Проф был в ярости, но сердился явно не на меня, потому что в кабинете он не один.

— Лейтенант Верчелли, знакомьтесь, это мой приемный сын Энрик.

Странно, раньше он говорил просто «сын».

— Энрик, нам срочно нужна твоя консультация, — сказал проф. — Скажи, как может выжить в Палермо человек без денег, без документов, без знакомств?

— Очень просто, — ответил я, — во-первых, кошельки некоторых палермцев так и просятся в чужие руки, во-вторых, если нет гордости, можно просить милостыню.

— Воровать он не умеет, а здоровому мужчине никто не подаст, — заметил Верчелли.

— Ха, ну, во-первых, умение воровать не врожденно. А во-вторых, вы когда-нибудь подавали милостыню безногому или, скажем, безрукому калеке, которому отгрызли конечность злые Джела? А в зоне Джела ее же отгрызли злые Кальтаниссетта.

— Ну случалось.

— Так вот, все это были вполне здоровые люди. Настоящего калеку на дне просто убьют, чтобы не занимал хорошее место.

— Понятно, тогда я спрошу так: как можно поймать человека, о котором шла речь?

— Вы целой стаей охотитесь на несчастного, затравленного одиночку — и еще хотите, чтобы я вам помог?!

— Ах ты наглый…

— Лейтенант Верчелли! — повысил голос проф.

Лейтенант замолчал.

— Покажите ему голографии, — добавил проф спокойно.

На выкинутой на стол пачке голографий были изображены детские тела со следами чьих-то пальцев на горле. Я сглотнул.

— Простите, я думал, вы этим не занимаетесь.

— Ладно, — смягчился Верчелли. — Ну так как?

— Вы уверены, что он где-то на окраине?

— Да, он маньяк, далеко не уходит, а последние два тела найдены там. Муниципальная охрана упускала его трижды.

— Тем не менее они могли сказать вам то же, что и я. На закате закрываются окраинные рынки. Чистоту там никто не блюдет, поэтому там остаются десятки ящиков со слегка помятыми фруктами. Летом за них даже не дерутся, и так на всех хватает.

— Спасибо, — сказал лейтенант и собрался уходить.

— Стойте, без меня вы его опять упустите!

— Это еще почему?

Только теперь я заметил, что лейтенант не спал суток трое. Но все же у него недостаточно потрепанный вид, чтобы его не отождествили как легавого.

— От вас за милю несет Службой Безопасности. От ваших подчиненных, надо думать, тоже.

Лейтенант остановился.

— И что же делать? — немного криво ухмыльнулся он.

— Жаль, что вы утром не забыли побриться, — ответил я, — ну да ладно, как-нибудь замаскируем. На каждый из рынков надо прийти не более чем втроем, лучше вдвоем, и делать вид, что незнакомы, разумеется. Без оружия, небритыми, грязными и вонючими настолько, насколько это возможно.

Ничего мудреного, и наверняка муниципальная охрана все это знает — а СБ в таких местах не работает и опыта не имеет. Но муниципалы упускали его трижды! Хм, на этих рынках их все знают в лицо.

— А меня используем в качестве приманки, — добавил я.

— Ты никуда не пойдешь! — твердо заявил проф.

— Меня трудно убить, — мягко заметил я.

Проф со мной взглядами не меряется, знает, что это бесполезно и неприятно для самолюбия. Я решил помолчать, чтобы дать ему возможность изменить свое решение.