Я вышла, не дослушав.

Но как бы я ни злилась, Виллар был в чём-то прав.

Как минимум, в том, что о создании пятёрки уже даже не задумываться надо. Её просто нужно создавать.

И вечером перед сном я уставилась в бесстрастное лицо медитирующей Нилли.

— Алеф, засранка, ты сбиваешь меня с толку! — Та открыла глаза. — Что?

— Помнишь, когда мы познакомились?

— Конечно. В казарме со стаффами.

— Когда я провожала тебя на испытание — помнишь, о чём мы говорили?

Она помнила, но — молчала. И это молчание было мне странно и страшно.

— Мы говорили, что однажды будем с тобой в одной пятёрке… — пробормотала я, и собственная безукоризненно белая ментома показалась мне какой-то серой, застиранной.

— Говорили, — сказала Нилли. — С тех пор прошло много времени… Знаешь, Алеф, без тебя я бы, наверное, так далеко не забралась. До меня лишь недавно дошло, что я практически вышла на финишную прямую. Я вот-вот стану созидателем. Не в шутку, не во сне — на самом деле. И у меня такое чувство, будто весь этот путь я прошла, опираясь на тебя.

Я приободрилась от её слов. Но ментомы были смутны и непонятны, я не умела читать их так быстро. К тому же Нилли их подавляла, как могла.

— Думаю, нам стоит начать, — сказала я, бросившись вперёд, будто в воду с утёса. — Ты и я. Нам нужно ещё трое. Наверное, третьим станет Айк, он…

— Алеф, — перебила Нилли, — прости.

— Что?

— Я не хотела говорить, но… Всё равно ты бы узнала. Сегодня утром я согласилась войти в пятёрку.

— В… пятёрку? — пролепетала я. — Ка… какую?

Она долго молчала, глядя в сторону.

— Виллара, — сказала чуть слышно.

Мне почудилось, что меня вышвырнули в космос. Распылили, забрав энергию, оставив лишь горечь и боль вечного одиночества. Не уединения, что я искала время от времени, а — одиночества.

Не услышав ответа, Нилли заволновалась и принялась объяснять:

— Ты должна понять, Алеф. Он — лучший. Он просто лучший, вот и всё. От таких предложений не отказываются.

— Он тебе сам предложил?

— Сам. Я бы, наверное, и не сообразила к нему подойти. Если бы ты спросила раньше, Алеф…

Я молча легла в капсулу и опустила крышку.

Полная очистка. И — сон. Глубокий сон, чтобы не думать, не видеть грёз.

Утром, отдохнувшая и очистившаяся, я почувствовала себя гораздо лучше. Немного покоробило лишь то, что Нилли вела себя, в целом, как обычно.

Почему-то мне казалось, что она должна извиняться снова. Но, видимо, она не так дорожила нашей дружбой, как я.

С Айком я столкнулась в очереди в столовой.

— Здравствуй, друг, — зевнул он. — Почему каждый раз, когда я думаю прийти пораньше, чтобы не толкаться в очереди, эта же светлая мысль посещает каждого?

— Здравствуй, друг. — Я почувствовала, как дёрнулся мой рот, норовя исказиться в жуткой гримасе, которой безумцы демонстрировали своё расположение. — Наверное, эту мысль приносит Музыка.

— Жестоко с её стороны, — заметил Айк. — Ты смотришь на меня так, будто хочешь поговорить. Давай только без сложных тем, я с утра тяжело раскачиваюсь. У меня есть целый ритуал, чтобы включить мозги и осторожно их прогреть. А если попытаться пользоваться непрогретыми…

— Нилли вошла в пятёрку Виллара, — сказала я. — Ты и я… Мы могли бы… Ну, то есть, если ты хочешь, и если я тебе не противна, конечно…

Ярко-алую ментому смущения не сумел бы подавить никто на этой станции, кроме меня и, быть может, хранительницы.

Я — сумела. Айк — нет. Его ментома была грязноватой.

— Алеф, — сказал он, понизив голос, — ты не можешь быть противна, что за глупости. Но ты ведь умная, ты должна понимать, что пятёрки собираются вокруг лидера, вокруг командира. Нет никакого смысла в том, чтобы собраться вчетвером и голосить: «Приходите кто-нибудь владеть нами!» Давай откровенно: ты — не лидер, я — тоже. Нилли — возможно, но она сделала иной выбор.

— Айк, ты тянешь время? — спросила я.

— Тяну, да. К сожалению, в реальном мире это всё, что я могу делать со временем. Будь это в одном из выдуманных — я бы сейчас остановил его вообще и слинял по-тихому.

— Ты уже в пятёрке?..

— Предварительное согласие. Пятёрка ещё не совсем укомплектована, но у неё есть лидер. И ты могла бы…

— Кто этот лидер?

Айк отвёл взгляд.

— Виллар? — вскрикнула я.

— Да, я знал, что ты отреагируешь так, — вздохнул Айк и продвинулся ещё на шаг вперёд, к линии раздачи. — В своё оправдание могу сказать лишь то, что я этой возможности вообще не рассматривал. Если бы он не позвал меня сам… Алеф!

Я вылетела из столовой, не замечая ничего вокруг.

Виллар решил меня уничтожить. Он забрал моих друзей, изучил меня, как дохлую мышь. Всё взвесил и учёл.

Я чувствовала себя… выпотрошенной.

Наверное, действительно что-то такое было в Музыке, что заставляло всех думать об одном и том же.

После занятий меня пригласила к себе куратор.

— Алеф, — сказала она, усадив меня в кресло и встав напротив, — я заметила, что ты не делаешь даже попытки войти в какую-нибудь пятёрку.

— Я сделала попытку, — буркнула я. — Неудачно.

— Это абсолютно нормально. — Куратор показала ободряющую ментому. — Я в своё время пыталась шесть раз, и каждый раз это была какая-то чушь. Лишь в шестой всё сошлось благополучно, и мы покинули учебную станцию. Но если не пытаться, то ничего и никогда не изменится. Ты — одна из лучших в обороте. И любой командир почёл бы за честь…

— Я не могу! — Возглас вырвался сам собой, безо всякого усилия с моей стороны.

— Почему же? — ласково спросила куратор.

И ответ родился так же легко, так же мимо моей воли:

— Я — дочь еретиков, ничтожество, рождённое в грязи и боли. Мне невероятно повезло, что я сумела услышать Музыку. Я должна была оправдать это доверие, я должна была доказать, что не хуже вас! И не смогла. Виллар лучше меня в тысячу раз, а ему это вообще не стоит усилий. И как я могу довериться кому-то, кто будет говорить мне, что делать? Он же не знает меня, ничего не знает! Я не хочу, не готова стать просто оружием для Общего Дела. Я не жила совсем, никогда! Во мне так много всего, что никому не нужно, и с чем я сама не знаю, что делать! Теперь даже друзей нет, они все — там, выше меня, ради Общего Дела отбросили всё, и меня тоже! И ещё — Виллар…

Второй раз произнести это слово было для меня чересчур. Сбивчивая речь оборвалась, и я заревела так, как, наверное, последний раз ревела в детстве, ещё не умея выражать мысли словами.

Может быть, в детстве мы все были гораздо мудрее и прекрасно понимали, что слова так же подходят для выражения мыслей, как булыжник — для игры в мяч.

Я думала, что меня немедленно вышвырнут за такие крамольные и еретические слова. Но куратор лишь беззвучно приблизилась, присела на подлокотник моего кресла и прижала мою голову к своей груди.

— Алеф, — прошептала она, — сейчас я сделаю тебе больно, но это нужно сделать. После этой боли наступит спокойствие. После этой боли ты станешь взрослой. Послушай меня, глупый ребёнок. Ты — не исключительная. Все боятся. У каждого из нас внутри — миры, которые мы не хотим раскрывать перед другими. Каждый из нас — единица, гордая, ценная, самодостаточная. Да, ты что-то потеряешь, когда доверишь свою жизнь командиру и разделишь свою душу с четырьмя другими. Но обретёшь ты гораздо больше.

Она была права.

Услышать «ты — не исключительная» было невероятно больно. Однако после этой боли пришёл обещанный покой. Голос куратора убаюкивал и утешал, а её пальцы у меня на голове возвращали в далёкое детство, будили не визуальные, но более глубокие, тактильные воспоминания об Альвусе и Еффе.

— Ты пришла сюда и принесла внутри себя войну. Это ты сражалась со своим происхождением. Ты сражалась со своей «грязью». Сказать, что видела я? Сказать, что видели все остальные? Они видели умную и добрую девушку, которая на две головы выше любого из них. Видели — и восхищались тобой. Ты плачешь, что не сумела обогнать Виллара. Но ты — орлица, которая жалуется птенцам, что не сумела обогнать орла. Виллар никогда и ни с кем не состязался, Алеф. Он отмахивался от учёбы, как от паразита, высасывающего силы и время. Он шёл своим путём, напрямик, а ты — ты бежала по спирали вместе со всеми. И всё равно держалась недалеко от него. Если ты искала признания — вот оно: ты гораздо способнее Виллара. И уж точно намного трудолюбивее. А теперь осуши свои слёзы и скажи, что ты собираешься делать в ближайший час?