— Я не о лабиринте, — поморщился Крейз. — Сама реальность здесь сжимается таким образом, что энтропия непрерывно растёт, но никогда не достигает предела. Ахиллес и черепаха, ни о чём не говорит? А, забей! Короче говоря, вероятность того, что ты оказалась здесь рядом с Гайто, равна примерно нулю. Лабиринт создал конструкт, а Кет его «одушевил». — Крейз пальцами показал кавычки. — Согласно моей задумке, он должен был тут рехнуться и либо уничтожить сам себя, либо просто превратиться в вечного узника. Но явились вы, и теперь он чует выход! У Кета нет разума, а у этого места — как бы есть. Они объединились, и теперь у Кета есть шанс вернуться хотя бы частично. Понимаешь, что будет, если он вернётся, используя конструкт?

— Конструкт… — пробормотала Лин.

Крейз улыбнулся и вдруг погладил её по лицу.

— Ты сама — конструкт, Лин. Мы все здесь — проекции, в действительности мы пребываем в изнанке, там, где пространство вариантов, линии судьбы, если угодно. Вы этого видеть не способны, поэтому шансов очнуться там нет. Фактически мы сейчас в том же положении, что и в самом начале. Наши тела — где-то, а сами мы действуем здесь. Только вот теперь зло может проникнуть через нас — в наши тела. А прорваться с изнанки в реальность — это для Кета вообще не проблема.

— И что же делать?

— Искать Алеф! — отрезал Крейз. — Надеяться, что успеем раньше Кета. И сгущать энтропию, иначе поиски Алеф, а затем портала могут растянуться на миллионы лет.

— Дерьмо! — выругался Гайто, остановившись посередине очередного зала.

Пришло время крепко подумать.

Итак, он — в лабиринте. В этом, в общем-то, ничего нового нет. Лабиринт даже визуально очень напоминает то, что было в Месте Силы, разве что посложнее. Или попроще — как посмотреть.

Насколько удалось понять, весь лабиринт представлял собой этакие «цветочки», с залом-серединой и расходящимися лепестками-туннелями. Никаких ответвлений, то есть, технически устройство невероятно простое. Попасть в тупик невозможно, из любой точки А можно относительно беспроблемно попасть в любую точку Б.

Только вот одна проблемка: все точки тут движущиеся, и «карты мародёров» под рукой, увы, нет.

Усевшись на пол, Гайто опять вспомнил отца. Ту же их беседу, с той же книжкой.

«И эта девчонка, о которой идёт речь, — бормотал отец, слабея, — она знает, чего хочет, и не согласна размениваться на меньшее. Это очень важно, сын. Знать, чего ты хочешь. Нас с детства учат бежать, бежать изо всех сил, чтобы только оставаться на месте. А тех, кто просто идёт или стоит на месте, приучают считать неудачниками. Мы — нация невротиков, боящихся тишины и спокойствия. Психопаты-трудоголики. Рабы. Потому что бегут все, даже те, кто не понимает, зачем. Пока не разбивают себе лбы о кризис среднего возраста и тогда начинают сливать все скопленные средства на психоаналитиков и антидепрессанты. Идти к своей цели — прекрасно. Но это должна быть твоя цель. Ты должен знать, где она находится. И ты должен идти к ней самым эффективным путём. Если же ты не знаешь, где находится твоя цель, то любое твоё движение будет самообманом. В движении человек обретает ложные цели. Научись сидеть без движения и смотреть за горизонт, сын. Научись ждать. Это умение ничуть не менее важно, чем умение бежать сломя голову, не разбирая дороги, к вожделенной кушетке в кабинете доброго еврея с усталыми глазами. Учись слушать безмолвие. Рано или поздно оно даёт все необходимые ответы. Потому что все они с рождения содержатся в тебе самом».

— Вот теперь я, кажется, тебя понимаю, — буркнул Гайто. — Вовремя, ничего не скажешь.

Он улыбнулся, глядя в пол. Если бы отец знал, где он теперь находится, через что ему пришлось пройти… Что тогда? Гордился бы он сыном? Или просто сошёл бы с ума от беспокойства?

Гайто вдруг подумалось, что в смерти есть некая правильность, что ли. Умершие продолжают жить в памяти. Там они постепенно коченеют и, оставаясь неизменными, превращаются в ориентиры. Они уже не передумают, не откажутся от своих слов, не разочаруют, поведя себя не так, как от них ожидаешь.

Мёртвые становятся частью нас самих. Не сразу. Со временем.

— Лин, — тихо сказал Гайто. — Вот кто мне нужен. Я знаю свою цель, но я понятия не имею, как до неё добраться.

Он поднял голову, посмотрел в жерло туннеля напротив и усмехнулся:

— И горизонта тут нет, папа. Хотя… Я, пожалуй, не удивлюсь, если из туннеля выплывет корабль с алыми парусами. А на носу будет стоять капитан Джек Воробей. Я уже ничему не удивлюсь…

Гайто закрыл глаза и сосредоточился на звуках. Вернее, на их отсутствии. Едва различимый шелест собственного дыхания — и только.

Тишина-тишина, дай мне ответ. Один из тех, что с рождения у меня есть. Просто возьми его у меня — и дай мне, тебя не затруднит?..

Гайто представления не имел, как может выглядеть ответ. Вспыхнувшая в мозгу схема туннелей? Бред. Делать засечки бессмысленно. Кричать? Он уже до хрипоты накричался.

Он испробовал всё, что только можно было. Оставалось лишь вот это: сесть и ждать. Чего-то.

Как будто шаги. Подошвы штатных ботинок Места Силы касаются бетонного пола. Негромко. Человек не крадётся, просто у него лёгкая поступь. Как у девчонки.

Сердце Гайто заколотилось сильнее. Неужели так это и работает? Сесть и перестать суетиться — способ призвать чудо?!

— Лин? — Он открыл глаза и перестал дышать.

— Привет, Гайто, — улыбнулась своей непередаваемой улыбкой Алеф. — Перво-наперво — прости, что затащила тебя сюда…

Крейз шёл уверенно, как будто прожил в этих туннелях всю жизнь. Лин даже не пыталась сама ориентироваться. В чём тут ориентироваться?! Можно встать в любом месте и сказать: «Я заблудилась!», либо «Я нашлась!» Смотря по настроению. Тем более, что никакого «выхода» в общепринятом смысле этого слова, у лабиринта вроде как и не было.

Молчали. Лин то и дело подмывало начать задавать вопросы, но… Крейз уже более чем подробно объяснил всё, что мог. Одна только беда: понятнее не стало.

Для Лин до сих пор была немножко за гранью эта возможность по щелчку пальцев создавать целые миры. Пусть эти миры и назывались презрительно «осколками». Как тот, где они сражались с парнем по кличке Кет. Ну да, осколок. Пара улиц, считанное количество домов. Да ради бога, есть полно людей, для которых это и есть целый мир. Которые выходят из дома только для того, чтобы купить бутылку в магазине напротив.

— Стой! — Крейз вдруг вскинул руку. — Стой здесь. Ни звука! Сейчас я кое-что устрою…

Лин замерла у самого выхода в очередной безликий зал.

— Прижмись к стене, — шепнул ей Крейз.

Лин подчинилась. Даже затаила дыхание, хотя её об этом и не просили.

— Молчи, ничему не удивляйся. Объяснения потом.

Как будто бы кто-то бежит по соседнему туннелю. Шаги удалялись. И Крейз, будто дождавшись определённого момента, выскочил в зал. Тут же исчез из виду, нырнув в соседний туннель, и Лин услышала его крик:

— Илайя!

Звук шагов оборвался. Пару секунд было тихо, а потом невидимая Илайя побежала в обратном направлении, к Крейзу.

— Что. Ты. Тут. Делаешь?! — крикнул тот.

Судя по звукам, Илайя от испуга шлёпнулась. Потом — взвизгнула.

— Крейз, это ты! — пискнула она. Ну точно, голос — её. Как раздавленный мышонок. Но почему Лин нельзя показываться?.. Или же это опять — не Илайя, а какой-то конструкт? Чёрт ногу сломит… Угораздило же вляпаться в такое безумие!

Лин с интересом слушала их перебранку. Крейз не сказал ничего нового (зачем вы, идиоты, сюда сунулись, впрочем, я сам виноват). Однако когда слушаешь разговор людей, часть которых не в курсе твоего присутствия, поневоле становится интересно. Кажется, что при тебе всё же говорят иначе.

— Идём, — сказал в конце концов Крейз, и их шаги стали удаляться.

Илайя спорила, Крейз приводил неотразимые доводы. Лин прекрасно знала, чем это закончится. А ещё она знала, что ей совсем не улыбается оставаться в одиночестве. Поэтому она на цыпочках вышла из своего туннеля и нырнула в соседний.