В кресле по правую руку от герцога, но стоявшем ступенькой ниже, помещался старший сын от первого брака и наследник Тирни – Вендель, крепкий, щекастый веснущатый подросток четырнадцати лет. Слева же, рядом с мужем сидела молодая жена герцога Ланфуза, урожденная графиня Свантер, всего лишь на два года старше пасынка. Ее нежное, мягкое лицо с тяжелыми веками и ротиком подковкой уродовали землистые пятна. Она была на сносях, и складки широкого платья не могли скрыть выступающего живота. За спинкой кресла герцогини стоял ее старший брат – граф Хескульд Свантер, обер-гофмейстер двора.

Позади правящего семейства свисал штандарт с изображением эрдского единорога. Ткань имела плотную основу, но ее все равно колебал сквозняк – непременный спутник дворцовых залов, и казалось, что единорог содрогается. Штандарт не закрывал собою фреску, где от пола до потолка изображалось венчание герцогской короной Йосселя Храброго. Не самый лучший сюжет, если вспомнить, что первый герцог был и последним конунгом Эрда, и потерпев в войне поражение, признал Мелгу Тримейнского своим сюзереном. Этой сделкой он купил мир и сохранил за Эрдом многие прежние вольности, так что Йосселя Храброго по справедливости следовало бы назвать Мудрым, или, хотя бы. Предусмотрительным. Но кто помнит такие вещи!

Джареду в тот день предстояло находиться в задних рядах – и в прямом, и в переносном смысле слова. Иначе и быть не могло. И стоя в толпе, н наблюдал. За эрдскими вельможами, разряженными словно на ярмарку, как правило, не обиженными по части телесной, и неповоротливыми. На императорского наместника, который на их фоне гляделся, как ястреб среди петухов, они посматривали без приязни, а кое-кто и нескрываемой враждой. Но высказать ее никто не решился.

Он смотрел на герцога, слушавшего приветствия, принимавшего подношения, не выражая при том никаких чувств, и не мог определить: то ли этому человеку действительно все безразлично, то ли он научился превосходно держать себя в руках. Последнее было вероятнее.

Среди тех, кто явился почтить правителя Эрда и тем заслужить его милость, один привлек внимание Джареда и позабавил его. Это был тщедушный человечек в темной, безупречно пошитой мантии ученого. Дорогое сукно – единственная роскошь, доступная этому сословию и тщательно завитые волосы, ниспадавшие из-под берета, обличали в нем стремление к щегольству. К груди он прижимал пухлый том в переплете из телячьей кожи.

– Склоняясь к ногам его светлости, нижайше молю разрешения преподнести моему милостивому и благородному господину свое скромное сочинение, именуемое «Деяния эрдов». Чаю сим снискать ваше, государь, благорасположение, и питать надежду, что прочтение книги вас изрядно удовольствует. Поскольку в моем труде увековечены те подвиги предков наших, чья слава по невежеству прежних веков пребывала погребенною и якобы угасшею. Ибо в ней неоспоримо доказывается, что эорды или же эрды были немало славны в земле греческой за многие сотни лет до рождества Христова, а о тех эордах подробно свидетельствуют Геродот, отцом истории зовомый и величайший из великих Плутарх. – Голос у оратора был высокий, пронзительный, и в нем проскальзывали жалобные ноты. – И лишь славному Александру Македонскому удалось победить сих эордов и захватить страну их Эордию, которая в честь Александра назвалась тогда Македонией – сие сказано нашим предком не в поношение, ибо Александра никто в свете победить не сумел. А гордые эорды, сиречь эрды, не желая служить никому, и даже самому Александру, сели на корабли и поплыли искать себе новой родины…

Дальше о приключениях эрдов Джареду послушать не удалось. Герцог кивнул, у историка забрали книгу, а самого оттерли прочь.

Однако стечение обстоятельств привело к тому, что за торжественным столом они оказались рядом. Кайрела пригласили за главный стол – к герцогу с семейством – из этого можно было сделать вывод, что его обвинителям придется туго. А Джаред попал на самый дальний конец, туда же, где и все свитские, сопровождавшие знатных гостей, и вроде бык слугам не причисляемые. И особых яств сюда не перепадало. Но Джаред, утомившийся от стояния в зале больше, чем от целого дня пешего пути, с готовностью сьел и то, что принесли. Сидевший рядом историк деликатно грыз ножку бекаса в пивном соусе, держа ее так, чтобы не запачкать свои длинные кудри.

– И куда поплыли эрды из Греции? – спросил Джаред.

– В Рим, конечно, – отвечал историк, не отрываясь от еды. – Они хотели отвоевать его у римского короля. Но Сивилла сделала им предсказание, что они завоюют себе великое королевство на севере. И, минуя множество стран… – Он догрыз косточку и взглянул на Джареда. – Мы раньше встречались? Я тебя что-то не помню, а у меня хорошая память на лица.

– Нет, не встречались. Меня зовут Джаред, сейчас я состою лекарем при наместнике.

– Ты не учился в Тримейне? Там ведь нет медицинского факультете.

– Нет, я получил образование на Юге, – Джаред решил не вдаваться в подробности.

– А я – магистр Фредегар из Камби. Изучал свободные искусства в Тримейне, потом в Виттенберге, где и защитился. Рад знакомству с ученым собратом.

– Много чести для меня. Я не закончил курса.

– Неважно, – вздохнул Фредегар Камбийский. – Наш милый Север счастливо процветает и множит богатства под рукой герцога Тирни, но, к сожалению, образованность здесь…как бы это выразиться… еще не успела пустить корней. И хотя мне грешно было бы жаловаться на пенсион, назначаемый его светлостью…так мало в Эрденоне людей, способных по достоинству оценить труд историка. – Эта тема, вероятно, задевала чувствительные струны его сердца, потому что он не обратил взора на рагу из зайца, сменившее блюдо с бекасом. – Вообще-то я долго жил в германских землях. Но мой тамошний покровитель умер…из-за превратностей судьбы. Я не мог найти другого…и решил вернуться на родину. И корабль мой прибыл в Свантер как раз в разгар мятежа! Представляешь, какой ужас!

– Да, наверное, это было страшно. Но как историк ты мог утешить себя, что наблюдаешь события великой важности. Разве это не достойная тема для книги! Ты мог бы описать то, что видел сам, а не вычитал на выцветших пергаментах.

– Возможно… – по лицу магистра было видно, что недавние потрясения были интересны ему гораздо меньше, чем то, что творилось во времена баснословные. – Но его светлость не любит вспоминать о печальных событиях прошлых лет. При том, что все разрешилось благополучно, и к его великой чести, раны, нанесенные герцогству мятежом, столь велики, что должно пройти немало времени, когда их можно будет касаться безболезненно. Однако, представь себе…

Что должен был представить Джаред, потонуло в грянувшем шуме. Вначале звуки были таковы, что Джареду представилось стадо баранов, резвящихся в приюте для буйнопомешанных. Потом все как-то наладилось и получило определенный строй, но тише не стало.

Знатные гости и сам венценосный хозяин, утолив начальный голод и жажду, хотели развлечений. Дали знак музыкантам, скучавшим на хорах, а в зал впустили шутов. Шутами в Эрде были не профессионалы-потешники, и не схолары на вакациях, а уроды, карлики и дурачки. Карлики и карлицы ценились дороже всего, иметь их при себе было для эрдской знати таким же признаком хорошего тона, как для знати Тримейнской – попугаев и обезьян. И специальные посланные объезжали деревни, чтобы выкупить уродцев, буде таковые найдутся, у их родителей.

При Эрдском дворе было два карлика и одна карлица, и еще с десяток шутов и шутих, горбатых – а то и о двух горбах, колченогих и придурочных. Карликов, как любимые игрушки, рядили с пышностью, достойной королевских детей, в шелка и бархат, ошейники и цепи, на которых их нередко водили, были позолочены. Прочим полагались звериные шкуры и пестрые балахоны.

Вся эта орава, вопя и потрясая булавами и погремушками, разбежалась по залу. Бесштанные дураки кувыркались, сверкая бритыми башками и голыми задницами. Карлики плясали, вскочив на столы. Горбуны и горбуньи выделывали столь потешные коленца, что пирующие хохотали до слез, а юной герцогине Ланфузе от смеха стало дурно, и дамам пришлось увести ее в опочивальню, во избежание выкидыша. Общего веселья это происшествие вовсе не нарушило. Музыканты продолжали наяривать на рожках, ротах и мюзетах. Пиво, мед и вино не иссякали. Сосед Джареда, не обращая внимания на шум, продолжал о чем-то увлеченно повествовать, но музыка, крики и хохот его совершенно заглушали. Лишь иногда до Джареда долетали отдельные слова: «После поражения мятежников… доктор Лозоик… секретарь архиепископа… процветание… рог изобилия».