— Я не Оморфос. Но за комплимент… Так ты тоже с планеты, где принято говорить: Миру – мир?.. Извини. Не получилось настроиться. С самого начала ничего не получилось! Просил обездвижить тебя, а замерли мои… Астрологи. Это они предсказали, что мраморный атлет вот-вот проснётся и станет живым мальчишкой, — наконец, пришёл в себя и заговорил по-человечески неведомый мир мужского рода, а мне почему-то сразу захотелось отойти подальше от косатых бородачей в груботканых балахонах.

Пока соображал, что такого предвидели астрологи на мой счёт, а параллельно штудировал знания о мраморных куросах и их подружках – корах, догадался озаботиться своим внешним видом.

«Эти парни-изваяния все как один голые. Помню, стеснялся чего-то, когда слушал нотации Протаса. Но коры всегда одетые… Тогда почему меня записали в атлетические нудисты?» — кумекал я и холодел всеми внутренностями.

Потом долго таращился на своё «туземное» одеяние, состоявшее из одного-единственного халата-парашюта, надетого на голое тело. Халат тоже был груботканым и мутно-серым с красно-коричневой вышивкой, как и у всех толпившихся астрологов, но с непонятными рисунками, которые я не смог то ли разглядеть, то ли распознать.

Ещё я не смог сосредоточиться на голосе мира, которого в тот момент будто прорвало, и он заливался о чём-то для меня далёком и неинтересном. По крайней мере, до тех пор, пока я не опомнился от очередного вселенского сюрприза.

— Почему астрологи меня… Зачем раздели? Зачем напялили халат? Где моё барахло? Где камень с Куома? Куда крестик из палестинской серраты дели? Где зёрна Древа Познания? Что, вообще, со мной случилось? Как угораздило…

Неужели, Щей-Кощей отомстил?.. Ну… Заяц, погоди! — молол я несусветную чушь, но не бредил, а лихорадочно соображал, что же такого отчебучил перед тем как получил ссылку в неведомую колонию для молодых, неокрепших умом, деятелей.

Когда поостыл, расслышал внутренний голос скорее всего мамки местного мира, имя которого так и не узнал: «Никто никого не раздевал. Ты уже триста циклов торчишь на… Торчал на Кургане Теней. Минас назад начал просыпаться. Мраморная оболочка очистилась, пропорции фигуры исправились, проступили черты лица и прочие индивидуальные… Назовём их особенностями. Поэтому тебя нарядили, перенесли в Чёрное нагорье и поместили в кущу с красным ставросом. Сделали всё так, как описано в древних трактатах. Никакого имущества при тебе не было и не могло быть!»

— Как это, «не было имущества»? Куда же оно делось? — спросил я по инерции, а сам уже вовсю получал подобие телеграммы, только не буквами, и даже не картинками.

Приснопамятный Протас сжалился и прислал мне отрывки из «напрочь забытой» биографии, причём стопроцентно не моей, а совсем не похожего на меня работника галактики, ещё и из звёздной системы, в которой я никогда не бывал даже застрялом.

В этих эпизодах с фрагментами чужих злоключений и похождений моё троюродное олицетворение откликалось на прозвище Войтос, которое в переводе с тарабарского означало «помощник», а на самом деле его звали Ендохом.

Да-да. Меня приняли за того типа, который согласно записи в канувшем в лета Кодексе, должен был стать моим протеже с гордым званием Головастик.

Почему Протас, или кто-то исполнявший его обязанности, прислал мне дезинформацию, я решил подумать позднее, а пока сосредоточился на замолчавшем мире и на блестевших глазках ближайшего ко мне астролога, который усиленно изображал из себя окаменевшего тираноборца.

— Вынужден констатировать, что произошла ошибка. Я не Войтос, — сказал я громко, с надеждой, что мир или его мамка продолжат общение.

— Разумеется. Войтос сейчас на другом континенте. На Пангее. А ты на Гондее. Между ними… Между вами океан Панталасса, — как-то нехотя проскрипел мир, а за ним и астра подоспела с индоктринацией на тему, что никакой ошибки не было.

Оказалось, что мой несостоявшийся крестник месяц назад прибыл на планету в составе полноценной экспедиции из соседней галактики. А я триста циклов назад, в одиночку, неизвестным способом и в состоянии окаменевшего овоща с мраморной глазурью.

«Ерунда какая-то. Почти то же самое, что было со мной и земными добровольцами. Даже на русском говорят. Почему же они числятся гостями из неведомого мира?

Шифруются? Не похоже. Ведь местные зазывалы, кем бы они ни были, точно знали куда и кому посылали пергамент с приглашением. Скорее всего, какой-то сбой, но где? Точно не в родной галактике. Получается, во Вселенском Порядке?.. А кто мне объяснял, что у Вселенной своё понимание Порядка?.. Ротарик?.. Сами Эсхатос-Протос?» — отвлёкся я на короткий анализ всего нового и несуразного, накинувшегося на меня, но был бесцеремонно прерван обиженными криками мира.

— Кто противодействует? Кто всё портит? — вопрошал мир громко и, возможно, риторически, потому что никто ему не отвечал.

Ведь не могла же мамка-астра издеваться над чадом и устраивать ему обструкции. А вот общаться с ним неслышным для меня образом – запросто.

— По-моему я знаю, кто вам пакостит. Даже имя смутьяна могу… Назвать, — ни с того ни с сего заявил я местному начальству, имея ввиду Провидение-Протаса, но договорить не успел.

То есть, успел, но уже будучи в «особом» состоянии пескаря, проглоченного щукой.

Слава Богу, никакой рыбкой я, разумеется, не стал, зато мгновенно целиком и полностью оказался в густом, мутном и прохладном мареве, которое тотчас утащило меня сначала в палатку с красным крестом, а потом сквозь оную дальше – прямиком в монолит скалы.

* * *

«Воллемия взаправду меня поймала, когда стоял у Верстового, а потом утащила на окраину Полиса», — с какой-то стати всплыло в памяти, как провоцировал эфирных помощников, а те раз за разом посыпали мои извилины соответствовавшими картинками или видениями.

«Скорее всего меня как-то усыпили… Усыпил местный энергетический монстр – потомок протуберанцев. Это он глазками искрил, когда прикидывался окаменевшим астрологом», — соображал я и пытался сориентироваться во времени и пространстве.

Пространстве, не имевшем ни света, ни гравитации, ничего, кроме прохладного воздуха для дыхания.

— Ну, времени всего ничего прошло. По вселенским меркам. По твоим – не больше четверти часа, — вступил со мной в разговор очередной Сезам, он же Пещерыч, со способностями чтения человеческих мыслей.

— Где я? Внутри скалы? Или меня утащили на орбиту? Где гравитация? — спросил я безо всякого страха и собрался выслушать сказку о добром молодце и невыученных уроках, из-за которых того забрали в космонавты.

— Коллеги, это действительно он. Никакого страха или волнения у человечка. Даже нервного озноба нет. Вот это я понимаю! Повидал, наверное. Редчайший экземпляр. Индивидуум с большой буквы, — услышал я голос второго и третьего вурдалаков и понял, что попал на смотрины.

«А вы что, собирались полакомиться моими страхами? Тогда нужно было пугать невозможностью вернуться домой. Или чем-нибудь местным, инфернальным», — посоветовал я невидимкам, которых взаправду почему-то нисколечко не боялся.

— Кстати о невозможности возвращения домой. Из-за этого мы, собственно, здесь и собрались. Решаем, что с тобой делать. Как и куда отправлять, чтобы распутать клубок парадоксов и прочих морских… Галактических узлов, которые ты… Или тобой наплели и навязали… Парни с мыловарни. Так, кажется, у вас выражались… Выражаются во времена Куроса?.. Парни с сыроварни? Точно, — разоткровенничались таинственные, но явно всемогущие дяденьки, неизвестной природы, знавшие обо всём на свете.

«Если их тут много, а света никакого не видно… Плюс невесомость. Минус эхо. Минус… Плюс… Получаются какие-то… Скафандровые Эсхатос-Протос. Или двадцатый съезд энергетических крафтов-невидимок», — кумекал я открытым текстом и всё больше убеждал себя, что со мной разговаривали откровенно, но почему-то инкогнито.

Возможно, дяденькам не хватало ещё каких-нибудь деталей, аргументов или моей реакции на случившееся после пробуждения в палатке. Но ничего ни в голове, ни в душе не щёлкало, не мелькало и не искрило, поэтому пришлось вспоминать безотказные в подобных ситуациях уловки.