Если ничего прочесть не получалось – пробовали намотать снова, но уже ослабив натяжку или, наоборот, усилив. С третьего раза даже у меня «родилось» начало инструкции, которую я переврал и зашифровал, чтобы невзначай не проболтаться. Правда, по своему малолетству, я наматывал ленту на большой палец, поэтому осиливал дешифровку с большим трудом.

Когда сложилось начало послания, кожаную ленту наматывали с попуском, чтобы прочитать текст далее того места, которое уже расшифровано. Так повторяли, пока прочитанный текст и лента не заканчивалась.

В тот… В последний раз я соригинальничал и сорвал с Верстового широкую ленту со значками-картинками, которая минимум вдвое короче обычных буквенных. Просто стало интересно, как и на что её можно намотать, чтобы с помощью картинок сообразить, как активируются Струи Времён.

Разумеется, я понимал… Скорее, полагал, что никаких «Девяти шаров из девяти рук Будды» и так далее, из тиснёных значков сложиться не могло, а значит, должна существовать альтернатива. Её-то и собирался найти и «прочитать», чтобы наконец раз и навсегда разобраться с шарами-жемчужинами, плотами и водопадами, слонами и Разумом, которому якобы можно задавать «главные вопросы».

Повторив про себя когда-то придуманное «заклинание» о шарах и руках, вспомнил, что местные раковины-перловицы из Стикса мало похожи на морские тридакны или те же гребешки, которых в Гадесе пруд пруди, хотя жемчужинами из тех и других можно «включать» и «распускать» Струи.

Пока кумекал, почему берег у мыса Надежд и Судеб не усыпан разбитыми ракушками из-за обилия путешественников по кластерам, машинально намотал ленту с картинками на большой палец левой руки. И намотал не сдвигая ни в какую сторону, саму на себя, слой за слоем.

Пялился, на череду изображений и отмечал у себя в голове те, которые оказывались сверху на уровне ногтя: «Две зеркально отражённые головы слона, прижатые друг к дружке короткими хоботами, будто дерутся. А между ними тонкая нить… Скорее полоса, которая сверху и снизу распускается будто двухсторонний фонтан на шесть нитей-струй».

Вторым слоем ленты головы слонов сменила загребущая человеческая пятерня, которую я обозначил словом «возьми», и расшифровка пиктограмм началась.

Дальше на пятерню «навалилась» восьмёрка с плюсиком и вертикальной палочкой, которую я оценил, как единичку. «Итого девять», — привычно прокомментировал, но сразу усомнился, потому что «восьмёрка» была изображена в виде пары олимпийских колец. То есть внахлёст.

Как выяснилось впоследствии, «коллеги» считывали данную картинку, как «две жемчужины плюс запасная». Запасная нужна для определения «окошка», из которого человек нырнул в «пазуху с калитками» в соседние кластеры.

В моей… Скажем, «практике» с погружением в такие якобы аквариумы без дна, зато с несколькими «поверхностями-выходами» случались варианты от пары – один из которого пришёл, второй в который волей-неволей должен войти, и до шести сиботаксисов.

Когда после вспучивания Струй Времени открывались четыре или шесть выходов – половина из них была в кластеры с обратным вектором времени.

Обычно я «мучил» одну и ту же речную перловицу девять раз кряду. Находил на мелководье приметную, выцыганивал из неё перл «вездесущей» ручкой, клал в карман штанов, брёл к Струям, «спускался» на несколько сантиметров вниз по течению и оказывался в недалёком прошлом.

Повторял процедуру восемь раз кряду и, если не оказывался в глубокой ночи, снова забредал в речку или уходил в океан, зависело от погоды и настроения. Опять нащупывал ногой или животом трепещущий жгут Струй и останавливался. Одну жемчужину брал губами, а остальные делил поровну. Четыре в левом кулаке, четыре в правом. После этого нырял и хватался кулаками за Струи. Когда расправлял ладони, жемчужины оказывались внутри разнонаправленных потоков, и Струи Времён вспучивались.

Сначала всё казалось волшебным, невозможным, и так далее. А потом превратилось в рутину, несмотря на то, что осознавал: в руках была одна и та же жемчужина, только из разных «времён».

Оказавшись в «аквариуме», в котором всегда светло как днём и совершенно не хочется дышать, губами отпускал в свободное плавание девятую жемчужину, и она «удалялась» в сверкавший бликами портал, из которого прибыла, а стало быть из которого прибыл я сам.

Главное в этом процессе было не запаниковать и не проглотить «путеводную» подсказчицу. Потом вытягивал руки в сторону «желаемого» всплытия и ждал, когда волеизъявление примется во внимание, и перемещение к нужному выходу состоится.

Кто и каким образом всё организовывает, я понятия не имею, но в такие моменты всегда помню о локомоверации и, если перемещение в нужный портал задерживается, помогаю себе и «руководителю полётов». То есть, заплывов. Другими словами, сам энергично гребу руками и дрыгаю ногами, пытаясь продвинуться в нужную сторону.

Но вернёмся к эйконес, которые тиснёные картинки.

На неправильную «лежащую» восьмёрку с плюсом и запасной единичкой легло изображение тридакны с жемчужиной в сердце. Причём, веерообразная створка ракушки была похожа на ладошку с семью толстыми и почти растопыренными пальцами. «Поэтому обозвал её рукой Будды», — вспомнилось мне, хотя вроде как впервые осознанно расшифровывал картинки.

Потом пришло изображение маленькой человеческой ладошки с шестью кирпичами под ней. Кирпичи были сложены в виде египетской пирамиды и имели еле читаемые символы, похожие на буквы «I, M, I, O, U, R». Если допустить, что и на руке была какая-нибудь нечитаемая буква, то это могла быть английская… Скорее, греческая «D».

Получалось слово «димиург», которое с греческого переводится как «творец». Значит, картинка обозначала действие «твори», «строй», «созидай».

Пятерню с кирпичами накрыла картинка с корявым человечком, шагавшим на начало пачки закруглённых полосок, напоминавших бесцветную радугу. Может, слоёный мост, точь такой же, как у домика Глаши, только брёвен побольше.

Его я поспешил «накрыть» следующей картинкой, снова оказавшейся зеркально отражёнными головами слонов, только теперь отступивших друг от друга так, чтобы верхний и нижний фонтаны превратились в полноценную речку. Так же, как из китайского иероглифа воды, похожего на нашу букву «ж», если его «распрямить», получается иероглиф реки и почти наша русская буква «ш», только без нижней перекладины.

После «мокрой» картинки со слонами, уступившими дорогу на Водопаде Времён, пришло изображение солнышка со смеявшимся лицом. Лицо было из лемнискаты, которая знак бесконечности, только с точками в петельках, обозначавшими глаза. Ниже курносый носик, а под ним улыбка. По краям солнышка – короткие лучики разной «кривой» формы.

Последней картинкой был знак вопроса. «Что он означает, каждый решает сам», — завершил я дешифровку невесёлым умозаключением и нервно намотал остаток ленты, который на всю оставшуюся длину был испещрён вопросительными закорючками, выглядевшими издевательски. Если, конечно, не вспоминать о непредсказуемости… Судьбы.

* * *

«Воллемия взаправду меня поймала, когда стоял у Верстового со скиталами», — в очередной раз потревожил я служителей Эфира, но никакой реакции не получил. Ни череды картинок, ни какофонии звуков, ни набора ароматов не завелось ни перед глазами, ни в носу, ни в распахнутом настежь кладезе с информацией, грёзами и эпизодами из «Былого и дум» Александра… Нет, не Герцена, а… Меня.

«Когда мы в памяти своей проходим прежнюю дорогу, в душе все чувства прежних дней вновь оживают понемногу», — каким-то принципиально новым образом всплыло в уме, ещё и с ненавязчивой справкой, что это, мол, написано каким-то Николаем Огарёвым, а Герцен взял эти строки и сделал их эпиграфом для «Былого и дум».

«Юмор», так называлась поэма Огарёва, из которой мне всучили подсказку о Герцене и, пока удивлялся и тому, что наконец-то усилия по охлаждениям прыти Эфира, собственного склада-кладезя со способностями фонтана, а также неугомонных все-галактических Эсхатос увенчались кое-каким успехом, в душеньке зародилось не то чтобы сомнение, но обоснованное подозрение.