— Можно, — выдохнул с безнадёжностью и встал у двери.

— Следуйте в лифт, — хором молвили Образы из телевизора и наушника.

— Есть в лифт! — взял я себя в руки и шагнул в очередную неизвестность.

* * *

Ничего сверхъестественного не произошло. Вышел из каюты, по-хозяйски ввалился в лифт, а тот, недолго думая, затворил дверцу, дёрнулся вверх и замер.

— Выходите. Это блок вспомогательных отсеков, — услышал у себя в голове голос ЭВМ и вышагнул из лифта в освещённый коридор со стеклянными, но непрозрачными дверями. — Служебные помещения включают в себя хозяйственный, медицинский и подсобные отсеки, а также помещение, приспособленное под искусственную зимовку ОО с планеты Киплонг. Так называемый, «кипло-спальник». Настоящие камеры анабиоза находятся в медицинском отсеке, рядом с помещением реанимации.

— Можно помедленней? Ещё не собрался с душевными силами, — начал я мямлить, но ЭВМ успокоила:

— Мы никуда не торопимся. Вы можете самостоятельно исследовать помещения, начиная с самого первого. Двери разблокированы, внутреннее освещение на номинале, а об их устройстве я вас проинформирую по мере необходимости.

— Значит, у ваших киплонгцев какой-то неправильный анабиоз, если они уснули не в медицинском отсеке? — начал я с мелочей, оттягивая неизбежное знакомство с зелёными монстрами, дрыхнувшими на замороженных кроватках.

— Повторюсь: у обслуживающего персонала нашей станции спячка максимально приближена к естественной. Это не классический анабиоз, а природный. Как гибернация у медведей, например. Я сейчас о теплокровных существах, но вы знаете о подобных способностях у земноводных, и не только у них.

— Знаю. У амфибий бывает вмерзание в лёд, — кивнул я и вошёл в первую стеклянную дверь.

— Это хозяйственный отсек. Здесь находятся необходимые инструменты, запасные части и агрегаты, электрические приборы и их комплектующие.

Я начал глазеть на аккуратные стеллажи с пластиковыми коробками разной величины, на каждой из которых красовались надписи и пояснявшие картинки. Надписи я не понимал, а вот картинки мне рассказали, что в коробках этого кладезя знаний находились не только запасные лампочки, но и целые стиральные машины. Да, что там стиральные машины. Я нашёл настоящий разобранный лифт, и не только его. В углу пылилась пара морозильников точь-в-точь, как в моей каюте.

— Эвон, как культурно. А штыковые лопаты здесь есть? Чем ваши помощники поля перекапывают? — по-стариковски поинтересовался и собрался в следующий отсек.

— Все необходимые инструменты для возделывания культурных растений находятся непосредственно в самих сферах-шарльерах. В помещениях, встроенных с обратной стороны шлюзовых модулей, — объяснила ЭВМ, что не таким уж я был внимательным, когда бродил по зарослям айвово-клубничных фундуков.

— Ладно-ладно. Пойдёмте в самый страшный зимний отсек. В ваш медицинский я боюсь заглядывать больше, чем к замороженным тушкам амфибий. Они не жабы, случайно?

Мигом передумал и вознамерился согласиться на мед-отсек, но наушник успокоил:

— Нет-нет. Они самые настоящие гуманоиды. Рост немного ниже вашего. Телосложение во время пробуждения будет очень щуплое и истощённое. Особенности их метаболизма…

— Хватит-хватит. Так они зелёные или не очень? Глаза, уши на месте или на плечах? Крыльев нет? Рот не слишком большой? Меня не проглотят с голодухи? — зачастил я вопросами, стараясь не междометить, а по максимуму представить ожидавшую за стеклянной дверью картину-натюрморт из замороженных мумий, их подвесных гамаков и минимально возможного ГК, равного 0,75 номинала Тичарити.

— Их кожа именно такого маскировочного цвета, соответственно окружающей среды родной планеты. Они, как вы догадались, охотники, но наряду с этим всеядны. Но… Вы сейчас их самих не увидите, — замялась Образ.

— Не увижу? Вы передумали отпирать дверь в их логово? — опешил я, мигом позабыв о нерешительности и опасении быть съеденным охотниками-медведями лягушачьей расцветки.

— Нет-нет. Я ничего не запирала, — начала оправдываться ЭВМ.

— Тогда на кой эти шуточки? Показывайте ваших мотоциклистов. Сколько мариновать можно? Раз! И всё, — закончил я препираться и шагнул к двери зимнего отсека.

— Правильно: «мутуалистов», — начала объяснять Образ, но было поздно.

Я уже ввалился в медвежье логово всеядных охотников. Вот только ничегошеньки не понял. Предо мной явилось еле освещённое сырое помещение с парой огромных колючих кактусов посредине. Вдобавок, с потолка капала обыкновенная весенняя капель. Причём, и на кактусы тоже. Пока набирал в лёгкие воздух, чтобы произнести что-нибудь нечленораздельное, наушник ожил и, как ни в чём не бывало заявил:

— Знакомьтесь. Это спящие киплонгцы. Как вы поняли, они в специальных… Назовём их коконами. На самом деле, они в плену у паразитов, обвернувшихся вокруг них, и образовавших капсулы с особым микроклиматом, позволяющим без особого ущерба для здоровья пережить искусственную зимовку. Теперь я готова ответить на ваши вопросы, — пробудила меня от оцепенения новоявленная экскурсоводша.

— Вы называете эти два полутораметровых кактуса, проглотивших киплонгцев, паразитами? А почему один тройной апельсиновый кактус, а другой четверной? — с трудом выдавил из себя подобие вопроса, а сам заворожено впился взглядом в невысокие серые клубки, покрытые на вид острыми, но недлинными колючками.

Оказалось, что моих будущих знакомых, по их прямому согласию, проглотили какие-то плоские морские звёзды, а потом эти муту… Что-то там. Потом они обернулись вокруг добровольных «доноров» и выстроились в подобие долек апельсина, а после намертво сцепились друг с другом щупальцами с иглами. Поэтому из одних киплонгцев получился тройной апельсин, а из других четверной.

Всё это я переваривал в своей комнатке с парадоксами, а потому не слушал тарахтевшую без умолку ЭВМ, пока она, наконец, не повысила голос и не заявила:

— Можно возвращаться! Вы меня хорошо разбираете?

— Сейчас. Всё бросим и пощады попросим. Ну-ка, начнём ликбез без всяких завес. Муту… Что-то там. Что означает? Добровольное самопожертвование этим глистам – колючим листам? И это чтобы перезимовать на тёплом астероиде? Бред какой-то. Они точно разумные? Может, доэкспериментировались до инопланетной ручки? — приступил я к расспросам, высунув нос из своего многомудрого склада.

— Наконец-то, вы очнулись. Прошу покинуть помещение, чтобы не поднималась температура воздуха. Приглашаю вас в центральную пещеру. Конечно, можно воспользоваться дисплеем вашей каюты, но объёмные изображения куда как доходчивее объяснят всё, что вас заинтересовало, — раскомандовалась учительница-мучительница с электронными мозгами.

Пришлось выметаться и из зимней комнаты, и из блока вспомогательных отсеков. Всю дорогу ЭВМ не произнесла ни слова, а я шагал или ехал в лифте, сражённый небывальщиной с планеты Киплонг, и даже думать не мог, пока не выпорхнул из ступы Фортепьяна в круглый зал пещеры.

— Иттить иху, — вздохнул, осознав, что придётся по старинке вызывать Образ к жизни.

После того, как засунул ненавистный наушник в карман брюк, привычным жестом вскинул к потолку руки и произнёс:

— Это самый неразумный гуманоид в галактике. Прошу включить мутуалистов в розетку. А то так кактусов хочется, что мороз по мурашкам гуляет.

— Вот и славно, — почти что вздохнула домомучительница и вымахнула из ниоткуда своей четырёхметровой женской фигурой в приталенном костюме завуча средней школы номер пятнадцать.

Ещё и причёску небрежно так поправила и уставилась на меня смеявшимися голубыми глазами.

— Обморока не будет? Можем продолжить обучение?

— Эвон, — в который раз повторил я дедово междометие и отшагнул подальше от новоиспечённой блондинки с крашеными ногтями. — Творчество, значит. Одобряю. Всё, как у нормальных мотоциклистов.

— К сожалению, не могу похвастаться электронным чувством юмора, но сымитировать его я в состоянии, уж поверьте! — заявила тётя Гуля.