— Я тебя ждала, чтобы поговорить. Ты не против?

— Нет, конечно. Но на ваших жаловаться не буду. Пусть и дальше замораживают…

— Это я тебя тормозила, а не они. Чтобы ещё смешнее не получилось. Извини, что ты не догадался. А оболтусы мои на такие подвиги… В общем, и дальше можете, как мальчишки враждовать, но на работе вашей это никак сказываться не должно.

Нужно посредничать и работать? Работайте без оглядки. Никто мешать не посмеет. Захотите дальше баловаться – балуйтесь. Это даже полезно для дела. Чтобы не расслаблялись. Для того и задумали… Придумали так подурачиться. Спрашивай. Знаю, что уже чешешься.

— Павел не умер? — первым делом поинтересовался я.

— Нет ещё.

— А больше я не знаю о чём…

— Подумай.

— А к Стихии за лекарственной водичкой сходить можно? Костикам помочь с выздоровлением?

— Можно, но воды от неё не получишь. Получишь кое-что другое.

— А чем можно чёрные колдовские нитки порвать?

— Сам догадаешься. Ну, всё на сегодня. Иди домой. Отдыхай. Следующая неделя ещё смешнее будет. Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялась Кармалия, потом эхо её голоса отдалилось и затихло.

— Спасибо за разговор, — поблагодарил я сумрак и полез обратно в свой мир.

— Твоя работа? — встретил меня Павел враждебным тоном и забористым взглядом, стоя посреди двора, будто никуда не исчезал вовсе.

— Моя, — выдохнул я, подумав, что речь зашла об экзекуции Александра одиннадцатого.

— С каких пор швыряешься? Кто надоумил? Сам с усам? — смягчился дед и пошагал в сторону Америки.

— Одиннадцатый мир заставил. И песни петь, и стишки скабрезные рассказывать, и на трубе плясать.

— А за что?

— Из-за вражды. Снежная война у нас. Пуляется больно. Мозги своему Александру… И четвёртому, и восьмому. Но мамка миров строго-настрого велела продолжать работать. Дурью маяться – майтесь, но и работой занимайтесь, — поддержал я разговор, приземлившись на Америку рядом с дедом.

— А меня, каким боком в вашу свару? Или мы с тобой сейчас о разном говорим? Ты о чём воюешь? — потребовал дед детализации параллелей.

— О Сашке одиннадцатом. Его отлупцевали скорей всего. Из-за моей работы. Его родной мир сокрыл, а меня на крышу дома закинул и приклеил к трубе. Песенки петь заставил, стишки рассказывать перед его домочадцами. Чтобы он на меня подумал. А потом перекинул на мою кровлю.

Мамка сразу меня за ухо словила. А после я к тебе… А ты о какой моей работе? О Димках? О Костиках? О ведьмах?.. Когда я сюда пришёл, во дворе тебя не было. Поэтому я к бабе Нюре отправился. Но меня вернули назад. Мол, ты ещё живой, а я дурной и не догадался, с кем связался. Мамка ихняя. Мировая. Вот и ты меня… Но, слава Богу, не за ухо.

— Ты себя хоть иногда слушаешь? Если бы я не был в умной шапке, совсем бы ничего не разобрал. Одно ясно, что это не ты меня на прогулку водил. Не умер, говоришь? С чего взял? Может, я давно уже, того. Ладно, не кипятись. Снова басню начни. С первоначала, — потребовал дед незнамо чего.

— С какого начала? С полутора лет, что ли? С возвращения… С настоящего моего возвращения? Или с сегодняшнего утра? Уволь. Ты от моих побасенок точно смеланхолишься подчистую. Тебе правду рассказывать опасно. Придумаешь себе невесть что, а мне потом горюй. Был дед, да весь кончился. Я малограмотным побуду. Пошутить – пожалуйста. А правды от меня… Поостерегусь. Уши целее будут. И хвост.

— Ха-ха! И снова уморил. Не хочешь рассказывать, так сам что-нибудь спроси. Ха-ха! Блоха, — не обиделся дед на мой откуп и, усмехаясь, предложил пикировать дальше.

— Что с вами сегодня? И мамка миров, и ты. Я что-то понять должен? Может, я сегодня с кем-то очень добрым встречусь?.. Спрашивай. Спрашивай. О чём? Сегодня один уже просил спрашивать, а сам потом улыбался, пока мне мамка уши до блеска начищала.

Увольте. До всего сам дойду. Если, конечно, получится. Или в пещеру да на внеклассные занятия по общеобразовательным мирам, — только в самый последний момент я передумал рассказывать о своём знакомстве с ЭВМ.

— Ты сейчас о встрече с Доброй обмолвился? Или я что-то домыслил по стариковскому обыкновению?

— Домыслил. Вы все будто прощения у меня просите. Будто прощаетесь. Подумаешь тут не только о Доброй. К Стихии отпрашивался за снадобьем для пацанов поломанных, и то… «Получишь, что не хочешь». Или что-то там, что-то там, — как-то горестно закончил я монолог и поднялся со скамейки. — Прощай. Мамка миров обещала, что Павел жил, Павел жив, Павел будет жить.

Пошагал домой, а дед проводил меня стариковским смехом, перемешанным с кашлем, спровоцировав ещё и на частушку-пересмешку, полученную в распоряжение от последнейшего Калики.

— Всё может быть, всё может статься. С женою может муж расстаться…

«А чего стесняться? — думал я, горланя на всю улицу. — Пел же в чужом мире и стишки читал, теперь и в своём пою».

* * *

Спокойно заснуть не получилось. Ворочался-ворочался… Думал, фантазировал, мечтал. Все давно заснули, а я всё одним глазом на часы, а другим…

«Только к сёстрам поторопись. Найди сам к ним дорогу, пока тебя на неделю туда силком не засунули. На твою штрафную неделю, кстати. Покопайся в своей памяти. Хорошенько покопайся. В ней полным-полно всего. Сама Кармалия… И не только она тебя этими знаниями наделила», — кричал себе пещерным голосом уже в который раз издалека, мешая спать, мечтать и думать.

«Кыш! Мне отдыхать надо, а не о Фантазиях и их безобразиях думать, — снова отмахнулся я от навязчивых воплей. — Я же мыслю… Причём, конкретно. И телепортироваться никуда не собираюсь. Через адресатор и подавно. Неделю всего в покое и побыл. Пенсия у меня по геройским привилегиям. Не меньше месяца почивать на лаврах буду. Как только с мирами помиримся, сразу полезу в Талантию. В тот же…»

«Только к сёстрам поторопись. Найди сам к ним дорогу, пока тебя на неделю туда силком не засунули, — никак не успокаивался вредный близнец неизвестного розлива. — Найди сам к ним дорогу!.. Найди сам к ним дорогу!.. Найди сам к ним дорогу!..»

— Знаю я туда дорогу. Знаю. Третье поле, вторая скирда слева. Стучать два раза. Или скулить. Тяв-тяв, — пробубнил я тихонько и присел на кроватке.

«Голос-то настоящий, — заподозрил неладное. — Одиннадцатый, зараза, никак не успокоится? Снова забор… Или что похлеще придумал? Сейчас я тебя подловлю, гадкого утёнка-кутёнка», — разобиделся на бывшего дружка и собрался на проверку своих владений.

Снова оделся, обулся и пошёл на поиски непрошенного гостя. Больше всего меня беспокоили ворота, а вот спросить Скефия о присутствии посторонних, почему-то не догадался.

Туман спал или дремал, и я осторожно влез на забор.

— Попался, — зашипел в уличную темноту, но никто не вздрогнул, не скрипнул, не выронил ни мелка, ни кисточки. — Он же и понятия не имеет о моём разговоре с духом. Что это со мной? Сон, как рукой… Душа, что ли, верещала? Эта не угомонится, пока своего не добьётся. Слетать ненадолго? Побродить по пещере? Может, даже нос высунуть к Талантии? Ты не против? Дедморозыч?

— Ш-ш-ш! — всхрапнул спящий красавец.

— Так отнеси. Там хоть время стоит. Душой оттаю и обратно до дома. Обещаю.

Скефий подхватил меня прямо с забора и понёс на Фортштадт, аккуратно укрыв от ветра невидимым одеялом.

«И этот какой-то ласковый. Я не заболел? Какой-нибудь инопланетной болезнью? Один раз уже бо… Стоп! Когда это я болел?.. И ладно. Прилетел уже. Нащупать бы в темноте вход», — перестал размышлять и аккуратно прошуршал в пещеру.

В темноте все чувства усиливались многократно, но никакого испуга не было, и я нырнул головой в ракушку.

* * *

— А вот это совершенно не ясно. На астероиде днём и ночью светло? — уставился я в потолок, когда увидел, что пещера всё также освещена из верхнего лаза. — Почему раньше этим не заморачивался? Бывал же тут ночами. Может, потому что убывал в ночь, а не прибывал из потёмок. Ладно. Включить ЭВМ надо. С ней веселей будет.