Не похоже. Он же меня из второго круга дожидался, чтобы к папке в гости нагрянуть. И об этом он ещё до моего отбытия говорил. А я, с его слов, уже неделю тут. Неделю, как вернулся. Якобы вернулся.

Что-то между пальцами проскальзывает. Почему не помню того, что помнят другие? Или они знают обо мне что-то такое, из-за чего даже праздник отложили. Чтобы я потом не забыл, как бананы ел? На кой ему это? В утешение? Полетай, Супермен. Полетай, Фантомас. Из летающих человеков знаю только Барона Мюнхгаузена. Летал верхом на пушечном ядре. Сгонять нужно на эти новые фильмы. Умора, говорят. Фантомас – умора, а супер этот ещё неизвестно кто. Расспрошу его сейчас. Где же он провалился?»

Через несколько минут Николай заглянул в сарай, но входить не стал.

— У тебя сейчас кризис. Ещё немного, и выздоровеешь, — сказал он, обращаясь ко мне. — Ещё чуть-чуть и подключишься ко вселенскому разуму. Будешь запросто к Скефию обращаться с любым вопросом, а он отвечать будет и через прохожих, и через телевизор или радио. Сам он у нас неразговорчивый, но… В общем, начинается новейшая история посредничества.

«Почему в сарай не входит? Нужно его как-нибудь заманить. Потом поближе к подвалу, а уже в нём побеседовать по-родственному. По душам побеседовать. Скефия приплёл. Явно говорит, чтобы тот уши грел», — догадался я и начал думать о помехах, позабыв хоть как-нибудь ответить Угоднику.

Николай снова отступил от двери сарая, но отсутствовал недолго.

Когда он в следующий раз открыл двери и вошёл, сразу кивнул мне на правый открытый лаз погреба, после чего начал спускаться первым. Я поспешил за ним, сначала недоумевая, почему именно в правый, который ведёт в Корифий, но потом решил, что дядьке виднее.

— Сейчас мы с тобой следы запутаем, а по дороге поговорим, — прошептал Николай, когда я опустился следом. — Мы, вроде как, к дружку твоему сейчас. К третьему. Он из Далания, а тот весельчак, как ты говоришь. Значит, не подведёт.

Мы вышли в Корифий и, перекинувшись парой ничего не значащих фраз, снова влезли в подвал. Там мы ненадолго остановились, и Угодник начал разговор.

— Ты уже понял, что они за тобой усиленно следят?

— Вроде того, — согласился я. — Мне один дух посоветовал в подвале разговаривать, чтобы меня никто не слышал. То есть, меня и того, с кем говорить буду. Кармалия же не всегда тут в… Жаба! В смысле, в жабу играет. Из-за неё этот день называется праздником Жабы и Дирижабы?

— Конечно. С сегодняшнего дня мы с тобой можем в подвале беседовать в открытую. В ту войну, которую тебе объявили миры, когда узнали о подмене душевной искры, Кармалия не вступает. Она знает наверняка, что и от нашего Бога искра в тебе имеется. Что всё сделано с его ведома и согласия. А вот деточки её этого не понимают, — доверительно сообщил о чём-то дядька, только я ни слова, ни полслова не понял.

— Какую ещё искру? Какую войну? Что-то случилось такое, о чём я ни в зуб ногой? Ты меня напугать решил? — очумел я от сногсшибательных новостей.

— Девчушка доложила. Ты же, когда в первый раз домой вернулся, душу потерял. Не было в твоих глазах жизни. Вернее, души. Да-да. Сам ты здесь был. Ходил, бродил, учился. А настоящего тебя, вроде как, не было вовсе. Потерялась твоя душа по дороге. Я это дело на раз вычисляю. Поэтому ты ничего о своём возвращении не помнишь.

Я с Павлом тебя сразу на карантин. Чтобы ни с кем не общался. Подумал, что в течение недели тебя обязательно исправят. Всё так и вышло. Потом удочка с тобой была, — продолжил Угодник запугивания. — Теперь перебираемся в следующий подвал. Если и сейчас ведут за нами слежку, то запутаем их.

Мы вылезли в Гвеодий, и дядька, не торопясь влезать в подполье, заговорил о Супермене и Фантомасе.

— В его форму одеться нужно. Я бы на твоём месте надел синее трико с красным плащом и вволю поиздевался над легковерными американерами. Полетал бы там по улицам. Мини-Супермен. Кларк Кент, только десятилетний. Про него там комиксы и фильмы уже вовсю. Так что хохма будет высшего класса. Круглосуточные магазины там есть, значит, жду от тебя суперменские бананы, — посмеялся Николай и начал спускаться обратно в подвал, но уже в другой лаз.

— Понятия о нём не имею, — поддержал я непринуждённую беседу. — О Фантомасе слышал, но сам в кино не ходил. Теперь у мира попрошу о сокрытии и рвану куда-нибудь, где его бесплатно посмотрю. Родителям только ничего не скажу.

С этими словами я спустился следом за дядькой, и мы продолжили наш серьёзный разговор.

— Знаешь, как «удочка» работает? Сразу объясню. Тебя выдёргивают из твоего времени и возвращают на неделю назад. Ты снова эту же самую неделю проживаешь, только в другом мире, а потом возвращаешься. Так в идеале. А с тобой какая-то ерунда была. Ты в первый раз, вроде как вернулся, но душу по дороге потерял. Вот тебя снова назад, но уже через «удочку». И во второй раз тоже не всё гладко вышло. Искра твоя то ли потерялась, то ли заболела.

— Это которую Бог для рождения даёт? Она у меня выпала? — припомнил я что-то смутное из своей «неправильной» памяти.

— Вот-вот. Только когда тебе её меняли на новенькую, казус произошёл. Чужой Бог перехватил нашу и свою тебе вставил. Ну, это будто бы так было, а на самом деле совсем не так. В твоей первой семёрке душевных фибр всё в норме было, и родился ты, как и все, а вот потом с твоей душой что-то интересное происходило. Тогда ни с того ни с сего сама Кармалия тебя своей искрой наделила. Представляешь? А уж она свою душу просто так никому не открывает. Не тот уровень. Вот и закрадывается впечатление, что она тебя второй божьей искрой наделяла, а не своей. Соображаешь? Ты до девяти лет с двумя божьими искрами жил. И сейчас их у тебя столько же. Одна от нашего, а вторая…

— От Провидения, — озарило меня, наконец.

— Откуда знаешь, как самого старшего Бога называют? — опешил Угодник.

— Он сам мне сказал. Если какие-нибудь недоразумения случатся, то объяснить, что так Провидение решило. Или захотело, — выговорил я дядьке, очумев от запоздалого прозрения.

— Но это не его имя, сам понимаешь. Это его звание. Как старейшина в деревне. Когда он уйдёт, это звание передастся следующему самому старшему. Уловил? Так что же там с тобою случилось, от чего во всём первом круге такой переполох?

— Не знаю. Только прошлой ночью я умудрился провалиться в неизвестную пещеру с этим самым Провидением. Целиком и полностью провалиться. Телом, душой и разумом. Он это назвал…

— Телепортировался, — подсказал Угодник. — А дальше?

— Я там задремал. Так вот, оказывается, кто мне свою искру подсунул. Пещерный дух. Самый старший из богов. И наш Бог ему в этом подсобил. Они что, мною, как в мячик играют?

— Тьфу на тебя. Ладно. Прерываемся и меняем место, — скомандовал Николай и начал вылезать из подвала.

— А где взять синюю форму? Ещё и с плащом? Меня там за шпиона не примут? — безынтересно спросил я о своём банановом приключении, отправляться в которое не было никакого желания.

— Могу подсобить. Но лучше будет, если сам всё сделаешь. Прилетишь, сориентируешься и решишь, что и как начудить. Главное, не обидеть их, а рассмешить, — продолжил нотации Угодник, остановившись посреди захламлённого сарая. — Не передумал третьего на подмогу звать?

— Третьего мира или третьего кумира? — ухмыльнулся я, но то, о чём спрашивал Угодник, не понял.

— Ладно тебе. Они оба в боевой обстановке проверены. Оба надёжные. Спроси у Далания, где сейчас его глазастого помощника носит. Если что, или его к нам, или нас к нему. А потом обратно. О празднике ещё не забыл? С папкой сегодня фальшивый самогон пить будем. Плацебо. Потом петь будем. Правда, разум всем домашним твоим немножко усыпим. С душами общаться будем. Посмотришь на домочадцев, когда они без кольчуг.

— Без каких кольчуг? — опешил я от легальных новостей Николая, которые он сыпал на мою, пока ещё не суперменскую, головушку.

— У знакомого поэта такая строчка есть: «Я продолжал, наивный, верить в чудо: “А вдруг, родится Пушкин среди нас?” Но все мы носим равнодушия кольчугу, нас вдохновенье покидает всякий раз».