— Что ему надо? — насторожился Димка.
— Вэлкам. Вэлкам, — махал мужичок и продолжал улыбаться, явно догадавшись, кто мы и откуда.
— Понятия не имею. Главное, что он на деда Пашу не похож. Разберёмся, — пообещал я себе и подошёл к автомобилю.
— Главное, на деда Макара не похож, — согласился Димка.
— Америка ор Совьет Юнион? — спросил мужичок, приоткрыв дверцу автомобиля.
— Совета просит, — решил знаток иностранных языков Дмитрий и, обращаясь к мужичку, выпалил: — Не знаем, что тебе посоветовать. Дорога тут одна, так что не заблудишься. Езжай дальше в свою Америку.
— Раша? Раша-а! Оу-кей, Раша. Вэлкам, — обрадовался мужичок ещё больше и выскочил из авто.
— Бешеный какой-то, — заподозрил я неладное.
А очкарик уже вовсю запихивал Димку в автомобиль и что-то объяснял ему на голландском.
«С младшенького начал, — струхнул я не на шутку, решив, что нас всё-таки забирают в плен, как вражеских шпионов. — Сколько раз с друзьями играл в такое, но чтобы в жизни… Почему ты нас, Стихиюшка, не сокрыла?»
— Он нас к рынку подвезти хочет, — обрадовался Димка, нисколько не испугавшись заморского плена, и сам запрыгнул на заднее сидение.
— И поэтому хохочет, — запоздало зарифмовал я и кивнул мужичку, а потом произнёс первое нерусское слово, значение которого не знал: — Дала-кай. Согласен на подвоз к рынку.
— Вэлкам, — кивнул мужичок, подтвердив, что уговор состоялся, и я влез на сиденье рядом с водителем.
Мы поехали по дороге вдоль пруда, в который меня окунула Стихия, и только в этот момент я понял, что выбрался из воды совершенно сухим.
— Димка, это не морок, часом? Может, мы спим? — поделился я обоснованными сомнениями.
— Может, ракета и была ненастоящей, зато мужик этот всамделишный. Видишь, как чешет на своей бибике.
— Нам тюльпаны нужны, — объяснил я иноземцу цель нашего прибытия. — Тюль-па-ны. Ферштейн?
— Йа-йа. Нацюрлих, — сразу понял водитель.
— Не нацюрлихай нам, фриц поганый, — процедил сквозь зубы Димка и скорчил свирепую мину.
Сообразив, что своим немецким словечком спровоцировал голландца перейти на ненавистный киношный язык, я успокоил напарника:
— Он не немец. Это из-за меня он расхэндыхохлился. Не обижай его, он же рулит.
— Ай эм ноу джёмен, — замотал головой несостоявшийся фриц.
— Дала-кай, — согласился я. — До деревни нас, пожалуйста. А там мы семян тюльпанов купим и домой, — пообещал я и Димке, и мужичку.
— Йес. Тьюлипс. Ви файнд райт нау. Вот кайнд ю прифё? — завёлся голландец, как по команде, и сильнее надавил на газ.
— Говорит, что тюльпаны кончились, а остались только тьюлипсы, — поспешил Димка перевести на русский.
— Вот кайнд? Вот калар? Эксплейн плиз, — согласился мужичок с Димкой.
— На водку меняет, но спрашивает какой колер и какой плиз. А водку требует «Экстру». Давай, говорит, «Экстру» и объясни, какой колер тебе нужен, — авторитетно заявил знаток голландского и водки.
— Нет у нас «Экстры», — объяснил я мужику, как можно понятнее. — Нету. А колер нужен красный. Кра-сный. И плиз такой, чтоб всем тёткам понравился.
— Оукей. Андэстуд, — закивал мужичок. — Джаст шоу ми он пикчерз ат зе фли-маркит.
— А сейчас о чём он? — спросил я Настевича.
— Ругается, что водки нет, — тут же перевёл недоросль.
— Ты так скоро сам на голландском заговоришь, — позавидовал я его таланту схватывать всё на лету.
Через несколько минут мы подъехали к центру маленького сказочного городка. Остроконечные черепичные крыши двухэтажных домишек с раскрашенными в разные цвета фасадами вплотную соседствовали с такими же чудными магазинами с огромными витринами вместо окон, или с уличными ресторанами со столиками и резными стульями, стоявшими прямо на тротуарах.
Все улыбались, здоровались, снимая шляпы. Играла духовая музыка, напоминавшая мелодию из мультфильма.
— Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, — пропел я и понял, что мелодия, хоть и похожая, но отличалась от советского мультика.
— Вэлкам, — предложил мужичок выйти из его авто и, помогая себе жестом, помахал нам рукой.
— Что-то у них слов мало, — удивился Димка. — Залезайте – вэлкам, вылезайте – вэлкам. Бедный какой-то язык. Такой можно быстро выучить.
Мы выбрались из голландского «Запорожца» и направились к ближайшему рынку.
Оказалось, что большинство торговцев продавали только странные горшечные цветочки, не успевшие зацвести, семена и семечки всяких размеров и калибров, но большей частью у всех и каждого на прилавке имелись горки разноцветных луковиц. И красных, и белых, и даже фиолетовых, но всегда каких-то странных, очищенных и приплюснутых. Может быть, сорт у лука был местный голландский, а потому мелкий и плоский, было не ясно.
Остальные торговали разнообразными ручными поделками, старыми вещами, новыми вязаными кофтами и шапками, лежавшими на маленьких раздвижных или разборных столиках. В общем, куда ни глянь, каждый, что хотел, то и продавал.
— У нас на базаре харчей и то больше. Тут же, окромя лука и рассады, ничего съестного нету, — прокомментировал свои впечатления Настевич, побывавший разок на рынке.
— Кто осенью рассадой торгует? Разве что, голландцы, — засомневался я, что всё увиденное мы поняли правильно.
Когда я остановился подождать мужичка, обещавшего продать тьюлипсы вместо тюльпанов, залюбовался на местных женщин. Большинство из них были со странными белыми чепчиками-пилотками на головах и в одинаковых длинных платьях с вертикальными, и почти пижамного вида, полосками. Все фрау-мадам под музыку одновременно кружились, поворачиваясь то влево, то вправо, отчего их наряды надувались колоколом, и пейзаж становился ещё волшебнее, ещё неправдоподобнее.
— Тьюлипс, мистер. Вэлкам, — вернулся к нам мужичок и настойчиво пригласил к продавцам.
— На кой нам их лук? — опешил Димка. — Не чернушка, не сеянец. Такой мелкий чистить намучаемся.
— Он договариваться нас ведёт. Чтобы без водки всё получилось. А семена, может, у них в машинах валяются. Кто их разберёт? — понадеялся я на лучшее.
Мужичок подвёл нас к продавцам, которые тотчас поздоровались с ним, обзывая его «манеером», наверное, так по-ихнему звучит наше слово «товарищ».
— Главное, чтобы, как шпионов в милицию не сдали, — припомнил я недавние опасения и перестал подслушивать аборигенов.
Мужичок о чём-то сговорился с торговцами, те сначала закивали, что согласны продать тьюлипсы не за водку, а потом разбежались к своим автомобилям.
— За семенами побежали, — предположил я и взялся разглядывать остальные прилавки.
Продавцы начали возвращаться к мужичку без семян, но с какими-то цветными картинками. Я уже заподозрил неладное, но когда увидел, что это цветные фотографии тьюлипсов, вздохнул с облегчением.
— Сейчас глянем, какие бывают колеры и плизы. Всё будет в лучшем виде, — гарантировал я Димке.
Голландцы гурьбой подошли к нам и начали показывать цветные картинки, тыча в них пальцами, а я с Димкой стал их разглядывать и прицениваться к плизам.
— Их тьюлипсы на наши тюльпаны точь-в-точь похожи, — удивился я.
— Тьюлипс. Йес, — загомонили продавцы хором
Я взял одну из картинок и ткнул пальцем в красные цветочки.
— Вот колер. Красный нужен. Кра-с-ный, — объяснил им доходчивее. — А оплата в крупинках. В серебряных рублях.
Сразу же достал из кармана пару монет и предъявил их на обозрение.
— Крупский? Стёрлинг сильвер! — ахнули голландцы, но от денег сразу отказались.
— Ноу-ноу. Презент. Онли презент. Джаст презент. Квонтити шорт. Бат, ноу мани. Ол тугезе, — что-то скомандовал землякам наш водитель-манеер, после чего они потеряли к нам интерес и разошлись к своим прилавкам.
— Сказал, что им брезент нужен, а не рубли. Накрывать на зиму что-то от дождя и снега. А мы свои парашюты потеряли, — перевёл с голландского расстроенный Димка.
— Сейчас в другое место сходим и там поищем, — успокоил я ребёнка.