— Начали? — спросил он, когда увидел суету в наших глазах.

— Он Настю поднял и верёвку с букетом держит. Что делаем? — спросил я, дрожа от волнения и неизвестности.

— Клюёт! — разрядил дед сгустившийся вокруг меня воздух, а потом добавил: — Тянем-потянем, крещёных в наш мир перетянем.

Мы втроем еле поместились между сараем, Давидовичем и времянкой, и начали тащить верёвку на себя и дальше в сторону дедовой хаты. Павел пошагал вперёд с букетом и концом верёвки в растопыренных пальцах, а мы с третьим потащили её на себя, и начали пятиться от сарая.

— Стойте на месте, — скомандовал дед. — Руками перебирайте и в мою сторону попускайте, а то всё интересное пропустите.

Мы остановились, как вкопанные, и начали передавать верёвку из рук в руки, не оборачиваясь на деда.

— Мне почему-то страшно стало, — признался я товарищу.

— Тоже трясусь, — откликнулся третий. — А отчего верёвка не натягивается?

Я взглянул в распахнутую дверь сарая и ужаснулся. Верёвка прорезала бетонный пол нашего тайного убежища, как нож прорезает сливочное масло. Лишь неяркое голубое свечение виднелось на земле в том месте, через которое она проползала. И это свечение продвигалось к нам ближе и ближе, совершенно не пачкая проползавшую сквозь него волшебную верёвку.

— Мамочка, — услышал я дрожавший голос Александра.

— Не дрейфь, пехота, — ободрил я друга.

— Встань первым, а потом командуй, — взвизгнул бывший весельчак и рубаха-парень.

— Меняемся местами, — скомандовал я, когда снова услышал из-за времянки издевательский смех деда и разозлился на свой страх. — Вставай сзади, кому говорят! Не хватало чтобы мы с тобой всё испортили.

Третий мигом оказался за моей спиной, а я, сделав несколько шагов навстречу магической верёвке, перестал гипнотизировать себя непостижимым зрелищем и сосредоточился на дядьке с бедой на руках.

«Каково им между мирами? Не дай Бог, застрянут на полдороги», — думал я, а верёвка продолжала выползать в наш мир.

В конце концов, она легко прорезала незамысловатый порог сарая, а потом выскочила из-под земли. Не просто выскочила, а повисла в воздухе, заканчиваясь всё тем же светившимся ободком, из которого продолжила заползать в наш мир.

Всё вокруг уменьшилось до микроскопических размеров. Воздух замер, время остановилось. Я увидел себя сверху и сзади, и, замерев, вытаращился во все глаза, когда в том месте, откуда выползала верёвка, сначала появилось бледное облачко, которое на глазах густело и разрасталось, а потом Угодник с Настей на руках вышагнул из облака в мой родной мир.

Я выдохнул и медленно вернулся обратно в своё тело, всё ещё тянувшее верёвку.

— Сработало? — заулыбался Угодник, поставил Настю на ноги и протянул мне букет.

Я, ничего не соображая, машинально вцепился в букет и начал сматывать чудо-верёвку кольцами, точно такими, какие видел в пещере на нагеле. Только когда верёвка начала заканчиваться, и мой взгляд упёрся в деда со вторым букетом в руках, я начал осознавать, что случилось.

— Прутики отвяжи и приготовь к боевому походу, — скомандовал дед.

«Час от часу не легче, — опешил я. — К какому ещё походу? К какому бою? Дайте сначала успокоиться».

— Отчего у тебя руки трясутся? — спросил меня Угодник, когда вышел из времянки уже без Насти на руках.

— Это вам всё просто, а я не каждый день с чудесами сталкиваюсь, — попробовал я оправдаться, а руки у меня, и правда, тряслись.

— Всё элементарно, — начал объяснять Николай. — Веточки от мамы Кармалии, а верёвка из шерсти четырнадцати жертвенных агнцев из четырнадцати миров первого круга. Но не из чистой шерсти, а с добавлением её. Договор есть такой с каждым миром, как увидят кого на этой верёвочке, пропустят туда, куда она протянута. А веточки для проходов таких и нужны. Мы с тобой уже с их помощью миры пересекали. Или ты не понял, когда за мной на «Москвиче» ехал?

— Может не до конца, но понял, что вы с Давидовичем на дороге проход открыли, когда задымили. А разве имя Кармалии не секрет?

— Ещё какой, — сказал Угодник. — Но я уже давно к вашему делу приобщён. Только никому другому говорить об этом не надо. Если миры захотят, сами поимённо представятся. А если им не понравится, что кто-то их имена разбалтывает, беды не миновать. Станет тот, как Павел, непомнящим.

— Непомнящим? Как же он нас обучает? — изумился я.

— Всё что нужно для вашей учёбы он помнит. И беспамятство его временное. О нём он сам попросил у Скефия. Чтобы на старости лет не проболтаться и беду не накликать, — объяснил Угодник.

— Мне-то что делать? Ведь я не просил о таких знаниях, а меня в мороках чуть ли не под диктовку заставили их выучить. Теперь такая путаница. И места в голове уже не хватает… Для этих секретных знаний. Того и гляди проболтаюсь, — пожаловался я на посредническую жизнь.

— Не переживай. Тебя ещё по губам не били, когда собирался проболтаться? Если не били, то теперь начнут. Значит, ты все миры первого круга запомнил?

— Что толку, если мы им номерки с конца навесили. И тёток в нашем счёте нет, — подосадовал я о наболевшем.

— Ничего страшного. Разберёшься, — успокоил дядька и сменил тему разговора, потому что к нам подошли Павел с Александром-третьим. — Когда лошадка прискачет?

— Поутру обещался, — ответил дед. — Рассчитываться будем овсом или рублями?

— Как попросит, так и оплатим, — сказал Угодник. — Лишь бы Настя не заснула, пока ждать будем.

Мы недолго потоптались во дворе, потом Угодник оставил третьего выглядывать лошадку, а меня с дедом повёл в хату на разговор.

— Ты хоть помнишь, что там взрослым будешь? — начал он, когда мы чинно расселись по табуретам.

— Помню, — еле выдавил я из себя и в один миг стал маленьким и безвольным.

— А это ответственность. И за мальчонкой присмотр. И за языком, чтобы на людях недоумком не выглядеть. И покушать сготовить, и в магазин. Кем там представишься? А представишься Настиным братом. Но в первую очередь отыщешь Димку. Может его уже родственники какие-нибудь загребли? Или, не дай Бог, в детдом сдали. Так что проявишь инициативу, как с хоккеистами на Черёмушках.

— Как он нам весточку пришлёт? Ведь будет там как привязанный, — испортил дед, так складно начавшийся, разговор.

— Пролезет с букетом в соседний мир, перелетит на гору, и в гости к девчушке, — отрезал угодник.

— У него же метки нет, чтобы по тем мирам разгуливать, — удивил дед проницательностью и хорошей памятью.

— Она должна была её поставить, когда букетом одаривала, — не согласился Угодник. — Ты же получил метку? — уточнил он уже у меня.

— Конечно, — соврал я, незнамо зачем.

— Значит, с помощью Скефия пролазишь в первый мир второго круга, потом бегом к Настиному дому. Ищешь следы трагедии, а если их нет, быстро в следующий мир, и так далее. Уловил? — закончил Николай инструктаж.

— Ещё раз повторить можно? И помедленнее, — жалобно попросил я.

— Чудак-человек. Ты же башковитый. А чтобы двери между соседними мирами открыть, хватит трёх веточек из букета. Только знак особый ими показать надо, — огорошивал дядька каждым словом, а сам улыбался, как будто для меня всё это давно знакомое и плёвое дело.

— Какой ещё знак? — потребовал я объяснений.

— Особый. Первоначально круг надо перед собой начертить. В воздухе. Чертишь один круг, попадаешь в первый круг миров. Чертишь два – во второй. Смекаешь? Потом перекрестить его надо, а уже после цифру нарисовать всё так же, в воздухе. Номер по счёту в этом круге. Сразу же эти три веточки сгорят и дыма видимо-невидимо наделают, а ты шагай в дым. И всё. Считай, что уже там, куда просился. И это работает, когда из спящего мира выбираешься, а не походя из какого вздумается. Хотя и тогда, конечно, получается, но зачем зря драгоценность такую расходовать? Всё ясно?

Если что непонятное вспомнишь, на нашей прогулке спроси. Договорились? — прервал речь Угодник, заслышав топот ног бежавшего с улицы Александра.