— Как думаешь, по часовой стрелке искать или против? — спросил у напарника, но тот ничего не ответил.

«Крепко осерчал», — отвлёкся я на мгновение, но потом встрепенулся и заголосил:

— Девчушка! Девчушенька! Мне одиннадцатый верёвки не помогает искать.

В шутку пожаловался я природной начальнице и начал ходить против часовой стрелки. Под руки ничегошеньки не попадалось, и я продолжал поиски невидимой верёвки и такого же нагеля.

— Слива! Слива-а! — завопил одиннадцатый в таком ужасе, что я мигом подпрыгнул и вытаращился на дружка, который указывал куда-то вверх.

Из потолочного отверстия, шевелясь и извиваясь, к нам опускались живые стебли неведомого растения.

Одиннадцатый от страха влип в стену так, что его, наверное, и на ощупь нельзя было найти. А я, завороженный зрелищем, наоборот, подходил ближе и ближе к снижавшимся и дёргавшимся лианам.

Страха не было. В душе я понимал, что бояться их незачем, поэтому продолжал наблюдать за фантастическим представлением.

Толстые и неуклюжие побеги, достигнув дна пещеры, замерли передо мной, и тут же следом за ними начали опускаться другие тоньше и гибче первых, даже кое-где с листьями винограда.

— Ёшкин-кошкин! — опешил я. — Виноградные лозы. Как дед и опасался. Так ему никто не сказал, что лесенки нет? Получается так. Санёк, они сейчас ступени сплетут, и мы мигом поднимемся.

— Нашёл чему радоваться. А если они нас кверху тормашками поднимут и завялят, как папка окуньков? — огрызнулся одиннадцатый, оттаивая от первобытного ужаса.

— Не бойся. Если что, я один по ним прогуляюсь.

Лозы продолжили вырастать и накрепко сплетаться в подобие лесенки, потом удлинялись и заплетались дальше вниз. Когда они закончили непостижимую разуму работу и замерли, я подошёл и потрогал плетёную конструкцию. Проверил на прочность и окончание шевеления.

Всё замерло, ничто не двигалось и не дёргалось. Настала пора забираться в мир девчушки.

— Полезешь? — коротко спросил у дружка, даже не взглянув в его сторону.

— Нет, — ответил он.

— Ладно. Стартую, — сказал я и приготовился к встрече с пугавшим и таинственным, а потом спросил разрешения у лесенки, потому что не решался встать на её первую ступеньку. — Лозы-лианы, ничего, если на вас наступлю? Прощения заранее прошу. Мне к девчушке нужно. Договорились?

Лозы ничего не ответили, но зато не дёргались. Я взялся повыше за боковые толстые побеги и, подтянувшись вверх, наступил на нижнее переплетение. Потом ненадолго замер, ожидая неприятностей, и приготовился тотчас сигануть, куда подальше. Но всё было тихо, а неприятности решили погодить пока поднимусь выше.

«Ладно уже. Лезу», — решился я и начал подниматься.

— Говорили невидимая, а она вон какая красавица, — подбадривал себя, но вниз не оглядывался, а лез всё выше и выше, тратя намного больше сил, чем требовалось.

Долез до самой норы или выходу, или верхнему окошку. Как не называй, а словами не передать ощущение животного страха, которое испытывал, когда вползал в ракушечную трубу высотой в несколько своих ростов и шириной в пару метров. Вползал, как в звериную пасть, которая так и норовила оцарапать то локоть, то коленку.

Карабкался, а мои страхи высоты умирали, перерождаясь в новые и другие. Теперь уже боялся эту бесконечную трубу с её торчавшими зубами-ракушками, а ещё больше того, кто жил наверху.

Выбравшись на поверхность вполне благополучно, лишь слегка оцарапался, но, пока не отошёл подальше от раззявленной пасти лаза, никуда по сторонам не глядел. Наконец, выпрямился и осмотрелся на тринадцатый по дедовым подсчётам мир.

Мир, как мир, только и разницы, что оказался не на Фортштадте, а где-то на альпийском лугу.

Свет лился сверху из ярко-белого неба, а самого солнца не было. Что-то напоминало увиденное во сне, но островков с разной природой и климатом не увидел. Зато красотища какая! И цветы, цветы повсюду, докуда доставал взгляд.

— Виноград взаправду волшебный? — спросил я вслух и оглянулся посмотреть, где же корни стеблей, доросших до дна пещеры.

За спиной оказалась неказистая избушка на высоком, но узком фундаменте, зато окошки у неё были со ставнями, как у бабушки с станице. И деревянная лесенка со ступенями, ведущая на крылечко.

«Ни дать, ни взять, избушка на курьей ножке», — подивился я диковинному строению. А перед избушкой был виноградник с разноцветными кистями на побегах, заботливо прикреплённых к столбикам. Из этого виноградника в мою сторону тянулась толстенная лиана, которая у лаза разделялась сначала надвое, потом делилась ещё и ещё раз, а потом спускалась в пещеру.

«Вдруг здесь не девчушка живёт, а Иуда?» — попугал я себя недолго и пошагал к крыльцу, таращась не на окошки, убранные тюлевыми занавесками, а на волшебный виноград.

Уже перед самой избой увидел позади неё цветочную клумбу и скамейку, точь-в-точь, как Америка у деда Паши. Подойдя к скамейке, покосился на цветы, оказавшиеся обыкновенными полевыми и даже сорняками, но с крупными и красивыми соцветиями. «Незабудки, ирисы-петушки, одуванчики, пионы, васильки, маки…» — зажмурился и перечислил по памяти увиденное, а потом приготовился к магическому вызову.

— Девчушка-старушка, стань передо мной… — начал вызов девчушки.

— Наконец-то. Хоть что-то сделал по правилам, — услышал позади знакомый голос.

— Дочитывать просьбу? — спросил у гадалки, всё ещё не открывая глаз.

— Можно и не дочитывать, но, сам понимаешь, дисциплина. Через неё, голубушку, сама здесь кукую.

— Стань передо мной, глаза мне открой. Я посредник двенадцатый мирный. Стою в мире твоём и жду тебя смирно, — отчеканил я каждое слово, еле сдержавшись от переименования себя в тринадцатые посредники.

— Отворяю глаза твои! Открываю тайны свои! — торжественно произнесла девчушка чужим взрослым голосом.

— Теперь на тебя смотреть можно?

— Смотри, — разрешила кудесница.

Я открыл глаза и обернулся на голос собеседницы. Она была почти такой же, как и в первую нашу встречу пару лет тому назад.

— Ты в том же платьице? А то меня мировая мамка наряжала разок… Не в твоё? — сморозил я глупость вместо приветствия.

— Здравствуй, Александр из Скефия, — поздоровалась девчушка.

— Здравствуй, девочка. Старушкой тебя назвать, язык не поворачивается, — потупился я в ответ.

— Намекнул, что имя моё узнать собрался? — рассмеялась девчушка звонким голоском, а огромные глаза так и остались грустными.

— Сама меня по имени назвала. Даже Скефия припомнила.

— Зови меня Стихией. Но сразу скажу, что это не настоящее имя. Это всё равно что тебя шкодой назвать или шалопаем.

— Здравствуй, стихийная девочка, — поздоровался я и отвесил земной поклон.

Девчушка расхохоталась пуще прежнего, а вместе с её смехом послышался ещё один, более взрослый, но тоже женский смех.

— Уморил, Головастик. С чем пожаловал?

— С верёвками невидимыми разобраться, с тобой повстречаться, всему научиться и потренироваться.

— А кто там на тебя смотрит? — спросила она и кивнула в сторону лаза в пещеру.

— Почему на меня? Может, на тебя? Вообще-то, это Александр из Татисия. Вместо рыбалки здесь страдает и мучается.

— Меня он не увидит, пока не произнесёт заветных слов. Так же, как и ты пока не видишь дерево с верёвочной лесенкой.

«Нарекаю девчушку совсем не старушку Стихийкой», — торжественно произнёс я в уме и обрадовался удачной придумке.

— Называй, как хочешь, — отмахнулась девчушка, услышав мои мысли.

— А откликаться будешь? — поймал её на слове, нисколько не удивившись, что так запросто забралась в мою голову.

— «Стихия» звучит поэтичнее, конечно. Но так как ты мал и бестолков, ладно, разрешаю дразниться. Пошли водой особой тебя умою, чтобы дерево увидел и верёвки на нём. А то не будет нас… Не будет меня дома, так тебе по ним залезать придётся, — сказала девчушка и поднялась со скамейки.