Девушка замолчала, прислушалась к голосу Ифритора.

— Ну ладно-ладно. Литейный цех? Не знаю я. В Красе нет литейных цехов. Ну… кузница есть, но небольшая. Так. Куют безделушки для дворян. О… предки, — она тронула заспанные глаза, — зачем тебе двести пятьдесят килограммов стали?

— Ром, — с интересом посмотрела на меня Нина.

— Да?

— Может, ты все же поспишь? Уже поздно, — она зевнула, — вернее… Рано.

— Высплюсь днем, — я отложил смартфон, — а вечером снова за дело. Предстоит тяжелая неделя.

— А у тебя были легкие? — Несколько иронично улыбнулась девушка, — такое ощущение, что каждая твоя неделя — тяжелая.

Я не ответил, сдержанно засмеялся, потом тихо сказал:

— Иди спать. Я скоро присоединюсь.

— Ага, — Нина встала из-за барной стойки, потянулась, — если все еще смогу заснуть. И кстати, думаю, ты не выспишься днем.

— Это еще почему? — я оторвал взгляд от Фырчика, который превратился в простую бумажную фигурку. Взглянув на Нину, я изогнул бровь.

— Напоминаю, — Нина зашлепал босыми ногами, уходя из кухни. Ее попа была невероятно аппетитной даже в растянутой футболке, — что сегодня у тебя суд. Ты забыл? Этот Волго-Вятский подал иск.

— А… Зараза, — нервно выдохнул я, — я действительно забыл про этот балаган, — кроме повестки ничего больше не приходило?

— Нет, — отрицательно качнула головой девушка.— Плохо. Но ладно. Придумаю, что с этим делать утром.

— Может, не пойдешь? — девушка застыла в широкой межкомнатной арке, — красиво повернулась на носочках, будто демонстрируя фигуру. Язык ее тела явно давал понять, что она хочет видеть меня в своей постели.

— Нет. Схожу, — я мотнул головой, — я ответчик, а это значит, что они могут решить там что-нибудь даже без моего присутствия. Хочу иметь возможность как-то влиять на процесс. Да и наверняка там какая-то мелочь.

— Ну, как хочешь. Блин, — Нина потерла шею, — ты разбудил меня. Точно теперь не засну.

— Заснешь. Я тебе с этим помогу, — я подмигнул девушке.

— Жду, — она сладко улыбнулась. Хотела было уйти, но остановилась, обернулась, — Ром.

— Ну что? — я снова оторвался от Фырчика.

— Что ты так пристально смотришь на эту бумажонку?

Мда… Не расскажешь же Нине, что я не просто смотрел на “бумажонку”. Я использовал ифритное зрение, чтобы понять, какие элементы ифрита лишние, какие следует убрать, чтобы он работал эффективнее, а какие переиначить, чтобы его развитие пошло как можно быстрее.

— Ничего. Не обращай внимание. Иди, Нин. Скоро приду.

— Угу, — девушка задумчиво подняла взгляд к потолку, — и вот еще что. А зачем тебе двести пятьдесят килограмм стали?

— Это, — я показал Нине бумажную лисичку, — для Фырчика.

Конечно же, я не выспался и явился в здание сословного суда Нового Краса в ужаснейшем настроении. Причин тому было две. Первая, как раз отсутствие нормального сна. Ну тут уж я сам виноват. Нужно было ложиться, а не сидеть и размышлять всю ночь о том, как действовать дальше.

Вторая же причина заключалась в том, что я не смог снять с Ниной все нервное напряжение. Мне просто не хватило одной девушки. Мы занимались любовью долго, но тихо. И к семи утра Нина совершенно выдохлась.

— Рома, — глубоко дыша, слабым голосом проговорила она, я не могу… У меня во всем теле мышцы сводит… И соски болят. Который это уже раз?.. — ммм... А ты обещал, что поможешь мне заснуть!— Я не обманул, — глядя в потолок, спокойно сказал я, — днем будешь спать, как убитая.

Так, неприятное чувство напряженности, отдававшееся во мне повышенной раздражительностью, все еще свербело в мозгу. Эмоции стало сложнее контролировать. Я держался, хотя чувствовал себя вредным и колким.

Войдя в большое, с колоннами, здание сословного суда, я прошел приставов. Те, кратко осмотрев меня и пропищав детектором, указали, куда идти.

— Вам на второй этаж, в приемную, — гортанно пробурчал старый усатый пристав из детей боярских, — и предупреждаю, господин Селихов, что в здании суда запрещено использовать магию. Это влечет за собой уголовную ответственность.

— И часто бывают прецеденты? — я сунул паспорт в карман черного кителя, поправил серебряный дворянский орден в петлице.

— Обычно нет. Но вот недавно был случай. В прошлом году один унтер поджарил судью молнией, — понизил голос другой, молодой пристав. И хотя ему явно было меньше тридцати, на высоком лбу, у висков, уже появились залысины.

— Это за что же?

— Бракоразводный процесс, — пожал плечами усатый, — сложный был и длинный.

— Угу, — и скандальный, — сказал молодой. За ним полгорода следило. Вы разве не слышали?

— Нет, не слышал.

— Надо же, — удивленно моргнул усатый, — в общем, судью убили молнией.

— Угу. Когда решение вынесли, — молодой хлопнул детектором по ладони, — истец, он же убийца, взбесился. Заявил, что его супруга, уважаемая боярыня, ушла от него именно к этому судье.

— Вот так мелодрамам, — хохотнул я, — настоящий сюжет для кино.

— Вот и судья так сказала, — пожал плечами усач, — а потом заявила что все это поклеп и тут же получила шаровую молнию в лоб.

— Сказала? Она женщиной что ли была?

— Ага. Зоя Михайловна Лахтенхгаузен, да упокоят предки ее душу.

— У нее осталось трое мужей, — буркнул молодой.

— После двух браков, — внезапно добавил усатый.

— О боги... — Спеша удалиться, раздраженно пробурчал я себе под нос.

— Встать! Суд идет! — пискнула секретарь, молодая, но полноватая девушка, с кудрявыми рыжими волосами и веснушками на пухленьких щеках.

Истец, светловолосый боярин с худощавым лицом, впалыми щеками и аккуратно стриженными усами, подскочил со своего места. Вытянулся по струнке. Его адвокат, невысокий и плотный дворянин с высоким лбом и баками, переходящими в короткую бороду тоже поднялся. Правда, в отличие от своего подзащитного сделал это чинно и с чувством собственного достоинства.

Я поднялся нехотя, только когда в большой, но пустой зал судебного заседания вошел долговязый судья. Одетый в широкую мантию с белым воротником, он проследовал за широкую трибуну, громко положил на стол материалы судебного дела.

— Садитесь, пожалуйста, — неприятным голосом проговорил он. Его лицо, худощавое и бледное, словно бы обтянутое кожей, приняло строгое выражение. Судья изломил бровь, привстал, как бы вглядываясь в лица окружающих. Потом сел на место. Извлек из недр мантии крохотные очёчки, нацепил на крючковатый нос.

— Дело истца, Евграфа Семеновича Волго-Вятского из бояр, при участии его адвоката, Захара Алексеевича Мыткина из бояр, к ответчику Роману Евгеньевичу Селихову отступнику из детей боярских, о возмещении ущерба, объявляется открытым, — он посмотрел на меня из-под очков, перевел взгляд на истца. — Истец, — строго сказал судья, — слово предоставляется вам, — иск поддерживаете?

— Поддерживаю! — подскочив, пискнул Волго-Вятский.

— Хорошо. Представитель истца, иск поддерживаете?

— Поддерживаю, — встал мужчина, которого назвали Захаром Мыткиным, — прошу удовлетворить в полном объеме.

Происходящее начинало меня раздражать. Я решительно не понимал, что тут происходит. Совершенно не был в курсе дел, и у меня создалось впечатление, что никто и не собирался разъяснять суть иска. Я нахмурился.

— Я прошу прощения, — встал я, — я не понимаю, в чем суть происходящего? Какие претензии ко мне существуют у этого, — я кивнул на истца, — человека.

Представитель истца посмотрел на меня с подозрением. Истец же и вовсе почему-то состроил испуганное лицо. Судья недоуменно изогнул бровь.

— Не торопитесь, ответчик, — проговорил судья, — сядьте и дождитесь своей очереди.

Я не ответил, нахмурился сильнее. Глубоко вдохнул и выдохнул. Потом сел. Судья заглянул в дело, поднял глаза на меня.

— Встаньте, ответчик.

— Ваша честь, — гневно сказал я, поднялся, — при всем уважении, вы издеваетесь?