– Пока что ты не давала повода в себе усомниться.

– Это хорошо. – неопределенно отозвалась Бессейра

– Но ты, пожалуй, права. Мы слишком много говорили о Джареде. Хотя со времени твоего возвращения нам еще не удавалась как следует побеседовать обо всем остальном.

– Теперь времени будет навалом. Мы решили, что до того, как соберется парламент, Бесс из Финнауна должна исчезнуть из дворца. Я к тебе и шла, чтоб об этом сообщить. Сейчас нам нужно представить Норберта в наилучшем свете, и удаление развратной южанки будет очень кстати.

– Пожалуй… Это и для тебя безопаснее будет. Доктор Поссар заболел как-то очень ко времени, и не успел предпринять мер…

– А он действительно болен? Это не ловушка?

– Нет. Я проверил. У него воспаление мозга, он не покидает дома. К сожалению, от этой болезни не всегда умирают. Но у нас появилось время для нового хода… Но вернемся к наследнику. Поскольку он сейчас проводит в Новом Дворце не меньше времени, чем в Старом, как ты собираешься поддерживать с ним связь?

– Через Исдигерда. Он пока остается при своей должности.

– Брат Эльфледы? Она тоже здесь замешана?

– Более чем.

– По правде сказать, когда я узнал от графа Несского, что она делает все, дабы скрыть болезнь императора, я начал задумываться, не была ли ты права, подозревая ее в злоумышлениях. Разумеется, в конечном счете, это было нам на руку…

– Так вот – это ты был прав, а я ошибалась. Конечно, она все скрывала. А что ей было делать? Приступ случился с императором, когда он был с ней в самом пикантном положении. Хорошо еще, она не совсем потеряла голову…а может, заранее запаслась медицинскими познаниями…Короче, она сделала все, чтобы вести не выбрались из опочивальни. Кое что просочилось – мы же узнали… но она к тому времени успела выслать гонца, с которым мы, к счастью, в дороге не разминулись. Я обогнала остальных, прискакала в город, и мы с ней позаботились о том, чтобы к возвращению Норберта ворота были открыты.

– С чего вдруг такая заботливость?

– Вынужденная. Норберт – при определенных обстоятельствах – не казнил бы ее за убийство отца. Или покушение на убийство. А Раднор может… К тому же, она к нему, похоже, привязана.

– К кому?

– К императору. Сейчас ему лучше. Он может ходить, опираясь на палку, и говорит довольно членораздельно. Но даже льстецам понятно, что прежним он уже не будет. И женщина ему понадобится разве что в качестве сиделки. Но Эльфледа готова согласиться и на это…

– И что?

– Норберт не позволил. Все по тем же причинам. Блудница изгоняется из дворца… и все такое. Горожане в восторге. Подобные приемы всегда имеют успех. Исдигерд тоже лишится своей должности, как и другие родственники фаворитки, хотя они об этом еще не подозревают. Она в семье самая умная, все поняла и согласилась. Тем более, что наследник не собирается отбирать у нее то, что подарил император – как ценности, так и недвижимость.

– Что ж, довольно разумно. Он сам додумался, или ты посоветовала?

– Сам, сам. В решительный момент он хорошо соображает.

– И он в самом деле собирается созвать парламент, или это очередная уловка?

– Это необходимость.

– Но парламент в Тримейне не собирался более шестидесяти лет, с тех пор как был разогнан Освальдом Кротким. Это не Карниона, где парламент заседает постоянно.

– И все же, по закону, только парламент может утвердить правителя, на время малолетства или болезни императора…

– Регентство?

– Здесь не любят это слово… Тем более в данном случае оно неприменимо. Йорг-Норберт – законный наследник, он не просто родственник императора, каким может быть регент. Но – это, пожалуй, главное: нынешний парламент будет не тот, что в прошлом веке. Он созывается по примеру карнионского…

– То есть, представлена будет не только знать, но и горожане? Однако именно попытка провести подобную реформу вызвала мятеж баронов бывшего королевского домена, из-за чего император Освальд парламент и разогнал.

– Теперь другие времена. Города и горожане набрали силу не только в Карнионе. Те из владетелей, кто поумнее, это учитывают. Церковь тоже получит свой кусок, и, можешь мне поверить, это будет жирный кусок – хватит и князьям церкви, и монастырям, и орденам.

– Святой Трибунал этим не подкупишь. Он стоит совершенно особо, и, как ни кощунственно это звучит, его служители, судя по всему, мыслят себя не внутри Церкви, но над нею.

– Поэтому Норберту и важно, чтоб его признали правителем как можно скорее. И еще Раднор…

– У вас есть о нем известия?

– Он все еще в своих владениях. И туда же, едва Норберт успел прибыть в Тримейн, поскакали Жерон-и-Нивель с Гвернинаком. Это меня и смущает. А отправиться вслед за ними….

– Не стоит. Я посылал в те края Девлина. Подняться в высшие сферы, подобно тебе, он не может, но ему и опасностей там грозит меньше. И то, что он рассказал, меня несколько смущает. Узнав о болезни дяди, Раднор принялся скликать вассалов. И лично не поленился съездить в Тернберг, где держал речь о своих правах на престол.

– Там стоит императорский гарнизон, верно? Это плохо, очень плохо.

– Да, впору было ожидать, что верные люди Раднор поднимутся, солдаты из крепости Тернберга перейдут на их сторону. И сокрушитель Эрдского мятежа сам встанет во главе мятежников. Так бы и случилось, но Раднор дальше Тернберга не двинулся. Он вернулся к себе. Причина – обильные снегопады, метели, выступить невозможно. И все. Пошла неделя за неделей, верные вассалы принялись потихоньку разъезжаться. Девлин не мог более ждать, и двинулся в Тримейн.

– Ему-то ни метели, ни распутица не помешали… Странно все это. Ты, правда, не вмешивался?

– Рад бы присвоить заслугу. Но тебе я никогда не лгу. Раднор как будто чего-то выжидает.

– Он ждет… а доктор Поссар болен?

Они посмотрели друг на друга. Потом Лабрайд сказал:

– По крайней мере, мы выиграли время. И у нас есть союзник, который не знает, что он наш союзник.

– Да, ради того, чтобы увидеть дочь императрицей, Тирни Йосселинг, пожалуй, согласится сменить hommage plain на hommage lige.

– Южное дворянство, безусловно, поддержит кронпринца. И Кайрел ап Тангвен… ты говоришь, он согласился? – Поскольку ее молчание могло служить положительным ответом, Лабрайд продолжал. – Так вам с Джаредом не удалось раскусить этого человека? Ни Дар, ни обычная наблюдательность не помогли. Посему не стоит обольщаться насчет нашей неизменной удачливости.

– Не стоит. – Бессейра встала, и подошла к окну. Но сейчас за ним была не синяя ночь зимнего Эрденона, еловые ветви и фонари, а серая гладь реки, лодки перевозчиков и темная громада Старого Дворца. – Вот зима уже прошла, – пробормотала она, – дождь миновал, перестал…

– О чем ты? Не было никакого дождя.

– Это я так… Вспомнилось. Извини, что отвлеклась. Итак, парламент…

Парламент собрался в первый понедельник апреля. Как и в прошлом веке, он заседал в большом зале Дворца правосудия, который ради такого случая спешно отремонтировали. Сейчас по новым статутам, утвержденным Малым императорским советом, и Яном-Ульрихом лично, из трехсот представителей почти половину составляли горожане – купцы, финансисты, представители наиболее древних и почтенных цехов. В благородном сословии преобладали нетитулованные дворяне, носящие рыцарское звание. И так же среди церковных представителей большинство состояло из настоятелей монастырей. И парламент, не без некоторых дебатов, выслушав предложение канцлера, признал принца Йорга-Норберта правителем на время болезни императора Яна-Ульриха, а также – уже без ограничения времени, главой Малого совета.

На следующий день в Новый Дворец потянулись дворяне, стремившиеся засвидетельствовать правителю верность. Среди тех, кто первыми принес присягу, были глава Карнионского нобилитата Фаррел ап Бладуд, граф Нессы, и представитель герцога Эрдского Арвид Гормундинг. Никаких праздников за этим не воспоследовало. Правитель сразу дал понять, что пока император болен, пошлые увеселение неуместны. Помимо сыновней почтительности, причиной было не лучшее состояние, в котором Норберт обнаружил казну, но это обстоятельство он афишировать не собирался. Разумеется, сетованиям по поводу упадка куртуазности в Тримейне, и тому, что грядет мрачное царствование скупердяя и святоши, не было конца. Но бюргерам, никогда не участвовавшим в придворных увеселениях, и крякавшим в досаде, что налоги тратятся на этакие расточительные лупости, нововведения пришлись весьма по сердцу. Добродетельные их супруги с плотоядным удовольствием потирали ручки, пухлые – или костлявые, кому как повезет, услышав об изгнании «дворцовых шлюх». С немалой благосклонностью взглянула в сторону молодого правителя и церковь, указуя с амвона на заботу его о своей душе, как на благой пример для паствы. А благородные, но безземельные и голодные рыцари, вместо того, чтобы взывать к оружию, поскольку попрано все самое святое, переговаривались о каких-то грядущих денежных и земельных пожалованиях.