Впрочем, не стоит забивать себе этим голову. Чем бы ни была занята Анкрен, возможности добыть денег она не упустит, он это заметил еще в Хонидейле.

Он решил сначала зайти в особняк Оранов, а потом – в крепость, к Бергаминам. Сомнительно, чтобы арестованные сообщили что-нибудь новое, но не стоит пренебрегать любой возможностью. А дальше – прочь из Галвина по следу преступников, вместе с Анкрен, как Мерсер и намеревался сделать летом. И он был рад этому. Но радость не была безмятежной, она была омрачена, и Мерсер не мог понять почему. Уж конечно, дело не в том, что у Анкрен есть ребенок. Он – не зеленый юнец, чтоб из-за этого переживать. Но что-то неправильное было в том безразличии, которое Анкрен проявила, узнав о его происхождении. Разве что она и впрямь обо всем догадывалась. Нет – обо всем она догадаться не могла.

Или все же могла?

А ведь он сказал ей правду. То есть правду он сказал не всю, но сказанное было истинной правдой. Даже история об утерянных герцогских регалиях, каковые Мерсер не собирался возвращать. Потому что, если он угадал верно, здесь шла игра с гораздо более крупными ставками, чем герцогские побрякушки.

Весь вопрос – знает ли противная сторона, насколько велики ставки?

Вот что должно его беспокоить, а не секреты Анкрен.

День выдался ясный, солнечный, небо очистилось от облаков. Казалось, посреди декабря наступила весна. Но Мерсер достаточно долго пожил в этой стране, чтоб доверять подобным посулам. Будет еще и холод, и пронизывающий ветер, и дорожную грязь затянет ледяной пленкой… Жителям Галвина это было известно еще лучше, и тем не менее пешеходы на улицах порой останавливались, глядя из-под руки в слепящую голубизну, и у них на лице играла рассеянная улыбка.

Но было в Галвине нечто, чью мрачность не могли развеять ни солнце, ни синева небес.

Часовня во дворе Оранов была по-прежнему словно выстроена из тьмы, отвергавшей существование света. Невозможно было поверить, что там, за дверями, – все как в обычной часовне, и даже тело заводчика не лежит в огненной преграде – его унесли, чтобы забальзамировать до приезда наследника. И Камня Захарии, Камня Крови, что был укрыт от мира за этими черными стенами, тоже здесь нет.

Флан Гарб, в сопровождении охраны появившийся во дворе, застал Мерсера за созерцанием церкви.

– Все никак наглядеться не можешь? – вопросил он. – Или хочешь зайти, грехи замолить? Отец Тирон уже служит, хоть и головой еще страдает. В дом, извини, не приглашаю. Иду на завод. Народ за те дни, что я с тобой за убийцами гонялся, совсем распустился. Потому и беру с собой молодцов с дубинками – придется мастеровых снова к порядку приучать.

– Раз так, идем. Ты по своим делам, а я в крепость, к коменданту.

С тем они и покинули двор особняка. Гарб, несмотря на боль в спине, в таратайке по городу не ездил. Может, хотел раздышаться ясным днем, а может, езда по здешним улицам была для него хуже, чем по промерзшим дорогам. Мерсер шел рядом, охранники держались сзади.

– Какие, по-твоему, грехи я обязан замаливать? – спросил Мерсер. – По-моему, я в Галвине никакого зла не творил, скорее уж наоборот.

– Ну, говорят, тебя вечером видели в «Рыцарском шлеме» с дамой. И ночевать в крепость ты не приходил.

– А ты и уши развесил.

– Не обессудь. Галвин – город небольшой. И убивают здесь нечасто, так что сплетничают по мелочам.

– Твои соглядатаи так бы пристально в свое время за мадам Эрмесен с подругами следили. Но тебе сказали правду – я вчера встретил давнюю приятельницу.

– Завидую. Потому что в ближайшее время меня от здешних дам будет воротить.

Чувствовалось, что этот легкий треп ведет к определенной цели. И Мерсер не ошибся.

– Так после приятной встречи ты в городе задержишься?

– Вовсе нет. Уеду. Причем вместе с дамой.

– Куда ты так торопишься? Рождество совсем скоро, остался бы на праздники…

– Нет, спасибо. Бергамин первым делом рассказал мне, что творят по праздникам твои рабочие. А теперь, пока новый хозяин не прибыл, будет и похлеще обычного.

– Вот и помог бы навести порядок. – Гарба разговорчивость коменданта не слишком обрадовала.

– Это было бы неуважением к способностям нашего друга капитана.

– Нужно ему твое уважение, – проворчал управляющий. Пожевал губами, раздумывая, добавить ли ему что-то к сказанному, и, кинув взгляд назад, на охранников, решил завершить беседу, бросив на прощание: – Ты все же загляни ко мне перед отъездом… вечером, днем я на заводе.

Бергамин встретил Мерсера более радушно – и не потому, что был меньше занят. Он встал спозаранку, успел погонять своих солдат и навестить узников, а сейчас решил подкрепиться. Магдалина в тот день не покинула крепость и не увела с собой Иснельду. Обе с утра оккупировали кухню, приготовляя различные кушанья. Что и было причиной хорошего настроения коменданта.

Других причин, к сожалению, не было.

– Молчат и запираются, – сообщил капитан, поводя длинным носом в ту сторону, откуда струились пряные запахи. Иснельда жарила рыбу. Здесь ее ели реже, чем на побережье, и не оттого, что не любили. Ближайшие к Галвину речки и ручьи обслуживали нужды литейного завода. Поэтому рыбу разводили в прудах, а для богачей вроде Орана ловили в горных речках. На стол Бергамина, разумеется, шла не форель из хрустальных горных потоков, а купленные на рынке карпы. Магдалина уснащала сковородку луком, морковью и прочим, что взошло на ее огороде между тюремными стенами.

– То есть не совсем молчат, – продолжал Бергамин, когда рыба, сбрызнутая лимонным соком, явилась на столе. – Но говорят такое… ну… это… – он готов был впасть в косноязычие, совсем как в начале знакомства. И не Мерсер его смущал, а присутствие сестры. Мало ли что она в жизни повидала. А повторять откровения публики из «круга» в обществе незамужней девицы благовоспитанному человеку не подобает. – Но это уже не моя забота. Моя забота – проследить за ними, пока меня от них не избавят.

– То есть до приезда Карвера Орана?

– И это тоже. Но наши судейские опускают руки. Никто из них не имеет достаточного опыта… нужной ком-пе-тен-ции, – последнее слово образованный комендант выговорил не без удовольствия, – чтоб разобраться в этом деле. Не то что в Фораннане или Скеле…

– Следовательно, их будут судить в Скеле? – Такой исход был вполне возможен, поскольку главная обвиняемая была родом оттуда. Если б речь шла об уголовном преступлении, дело попало бы под юрисдикцию верховного имперского суда. Но в вопросах канонического права решение оставалось за Карнионой.

– Н-не думаю. Судья упоминал о комиссии Карнионского нобилитата… собирались писать и кардиналу Скельскому… Так что разбирательство будет здесь.

Худшие опасения Гарба сбывались. Наверное, об этом он и хотел конфиденциально побеседовать с Мерсером. Что ж, представление будет по полной программе. Вот радость-то для выездной комиссии! После стольких дутых процессов (торговка М. угостила ребенка пирожком, после чего на него напала икота – явный признак злого духа; столяр Н. в кабаке уверял, что вчера, после четвертой бутылки, явственно видел диавола) – чистое, неподдельное дело о колдовстве!

– И я этому рад. Арестовывать преступников, охранять преступников я согласен. Но выбивать из них признания, особенно у женщин… это недостойно дворянина! – Бергамин уткнулся в тарелку, проглатывая слова с кусками карпа. – Скорее бы все это кончилось…

– Как ваша трагедия? – спросил Мерсер. Он вовсе не хотел, чтоб комендант в расстройстве поперхнулся рыбной костью.

Магдалина у дверей едва заметно улыбнулась и кивнула.

– Стоит, – мрачно сообщил Бергамин. – Как можно шлифовать стих в подобной обстановке!

– Кстати, хочу спросить у вас, как у драматурга… в любой пьесе должно быть пять действий?

– Непременно.

– А почему, например, не четыре или шесть?

– Но это же непреложный закон жанра! – Тема увлекала Бергамина не в пример сильнее следственных трудностей. В негодовании он бросил вилку. – Он освящен античной традицией… мудростью Аристотеля… даже дикие англичане в своих безумных писаниях соблюдают его, хотя отвергают все остальные правила.