Сложнее обстояло с подругами. Лоренс считал, что у дочери они должны быть. Его благоприобретенное женоненавистничество не распространялось на девочек, и некому было сказать ему, что женщина – всегда женщина, от колыбели до могилы. Но при характере Сайль обзавестись подругами было трудно. Дочери соседок, столь нелюбимых, но привечаемых Вериной, посещали дом Бенаров скорее из вежливости и лишь по большим праздникам вроде Рождества и Пасхи.
Исключение составляла Мажента ди Кабра. Назвать ее соседкой было бы не совсем верно. Она обитала за два квартала от Бенаров, на берегу реки Ганделайн, там, где были дома несских аристократов. Ди Кабра и были аристократами, но давно обеднели, а отец Маженты проиграл в кости последнее, что имел, включая собственный особняк, и был заколот в стычке, возникшей при неудачной попытке отыграться. Это случилось незадолго до приезда Бенаров в Нессу. Мать девочки умерла еще раньше, и Мажента жила в доме тетки – женщины суровой, порицавшей склонность жителей Нессы к легкомыслию, распущенности и чревоугодию. В доме Бенаров, по сравнению с теткиным, не то чтоб царило веселье, но было не в пример свободнее, и Мажента пропадала там часами, по собственному признанию отдыхая душой, а заодно и отъедаясь. У тетки стол был аскетический, а Бенар любил вкусно поесть и держал хорошую кухарку, потому что от Сайль на кухне толку было мало. Мастеру Лоренсу угощенья было не жаль, и он был скорее доволен, что у дочери есть компания, – если, конечно, замечал присутствие Маженты, а это бывало далеко не всегда.
Сама Мажента являла собою полную противоположность Сайль. Маленького роста, темноволосая, миловидная, она была отменной рукодельницей, способной с помощью яркой ленты или полоски кружев оживить старые тусклые платья, доставшиеся ей из гардероба суровой тетки. Сайль благодаря щедрости отца имела множество нарядов, но была к ним абсолютно равнодушна и нередко под любыми предлогами дарила их подруге. Для работы в мастерской эти платья не годились, а значит, были бесполезны.
Так проходили годы, достаточно благополучные и спокойные. Мастер Лоренс сдавал все сильнее, его мучила одышка, он становился по-стариковски многоречив и склонен к философствованию. Темы его бесед с дочерью оставались все те же – подлая женская натура и устройство мироздания, замысленного Господом как идеальный механизм.
Трудов своих он, однако, не оставлял. И потому, что они приносили доход, и потому, что был искренне ими увлечен.
Но однажды в дом пришла стража Святого Трибунала и увела мастера Бенара. Он почитал себя добрым католиком, еретиков и вольнодумцев осуждал и мысли не допускал, что может быть к ним сопричислен. Но у Трибунала было на сей счет другое мнение. Бенар, поглощенный своими занятиями, церковь не посещал, у исповеди не бывал – одно это давало обильную пищу для подозрений. А его суждения стороннему уху могли показаться вполне еретическими.
Неизвестно, как дальше бы повернулось дело. Инквизиция в Карнионе не свирепствовала так, как в Тримейне, и обычно жестоко преследовала лишь протестантов и упорствующих в еретических заблуждениях. Возможно, Лоренс Бенар отделался бы тюремным заключением. Или штрафом и публичным покаянием. Но мастер был не в том возрасте и не в том состоянии здоровья, чтоб выдержать допросы, даже те, что проходят без применения специальных средств. Он умер от удара в самом начале следствия, и это было сочтено достаточным основанием для признания его виновным. Края были цивилизованные, посмертно в Карнионе не казнили. Но обстоятельства смерти не позволяли хоронить его на кладбище. Тело не было выдано дочери, и труп мастера Бенара был закопан во рву вместе с останками других преступников.
Во всем остальном суд проявил достаточно милосердия. Сайль не была арестована. То обстоятельство, что она по воле отца вынуждена была соблюдать внешние приличия и являлась доброй прихожанкой, сыграло свою роль.
Возможно, также было сочтено, что женщина, тем более – юная девица, слишком глупа и невежественна, чтоб ученый еретик стал делиться с ней своими воззрениями. Поэтому решено было оставить Элисабетту Бенар в подозрении, но на свободе. Кроме того, имущество Бенара не было конфисковано, как полагалось бы в случае, если б он был осужден. Правда, на него был наложен арест. Вывезены были все деньги и ценности, а кроме того, все, что могло служить уликами при следствии. То есть фактически жилище было разграблено, но Сайль из дома никто не выгонял.
Никто никого не выгонял. Кухарка сбежала сама. Соседи, друзья и знакомые не переступали порога дома. Сайль этого не замечала. Отец был для нее единственным по-настоящему близким человеком. Лишившись его, она словно бы выпала из жизни. И сочувственные слова в этом случае лишь усугубили бы горе. Но никто и не думал выражать ей сочувствия.
Из дому она не выходила. Чем питалась – не помнила: наверное, в погребе что-то оставалось. Часами сидела в пустой мастерской, тупо уставясь в одну точку. Здесь и нашел ее человек, благодаря которому это бессмысленное существование изменилось.
Надобно наконец сказать, чем занимался в Нессе мастер Бенар. А также кто были его работодатели. Это были не городские чиновники, не богатые купцы и не просвещенные аристократы, хотя в Нессе имелись и те, и другие, и третьи. Большой был город Несса, приморский и весьма торговый. И не такие там были мягкие нравы, как могло показаться со стороны. До таких мощных мятежей, как в Фораннане, дело не доходило, знаменитая «кровавая Масленица» случилась более ста лет назад. Но – противоборство промышленников и торговых компаний. Но – стычки между местными дворянами, барнабитами и людьми адмирала Убальдина. Но – религиозная рознь. Но – разрешенное рабство, корабли, уходящие в Дальние Колонии, и пути, уводящие в Открытые Земли. И это – под жарким южным солнцем и полито горячей кровью, которая, как известно, в жару играет сильнее. Короче, в Нессе всегда находились люди, которым необходимо было встать на Дорогу Висельников. А следовательно, и люди, готовые туда вывести.
Для своих операций Дорога Висельников должна была быть оснащена лучше, чем ее противники. На Дороге никогда не могло работать много людей, а противостоять приходилось если не армиям, то весьма многочисленным отрядам. Стало быть, нужно было оружие, с которым можно с ними справиться. И люди, способные такое оружие придумать и изготовить.
И Дорога Висельников обратила внимание на мастера Бенара. Его также увлекла поставленная задача.
Все время, прожитое в Нессе, за исключением разве что первого года, Бенар работал на Дорогу Висельников. Совершенствовал готовые образцы пистолей и мушкетов, изобретал новые, экспериментировал со взрывчатыми веществами. Если не мог чего-то изготовить в своей мастерской, ограничивался чертежами и описаниями и передавал их представителям Дороги.
Бенар не считал, будто поступает дурно. Прежние высокопоставленные заказчики зачастую требовали от него чего-то в том же роде. Только они были капризны, невежественны, сами не знали, чего хотели, и в денежных расчетах на них нельзя было полагаться. А Дорога хорошо платила тем, кто был ей полезен. Хотя из одной корысти Бенар работать бы не стал.
Разумеется, мастер не был столь наивен, чтоб не понимать, что его покровители стоят вне закона, и никому не говорил о них. Даже Сайль, помогавшая отцу в последние годы, не знала, на кого он работает. Хотя заказчиков знала в лицо, а кое-кого и по именам. Но кто они – не ведала, да ее это и не волновало. Заказы забирают, деньги приносят – и ладно.
Человека, который курировал мастера Бенара, звали Фелимид Воллер. И когда Бенара арестовали, ему, мягко выражаясь, было крайне не по себе. Да, Бенара взяли не за связь с Дорогой, иначе дела повернулись бы совсем по-другому. Однако старик вряд ли выдержал бы допрос с пристрастием, а знал он довольно много. Дороге Висельников пришлось бы сворачивать всю свою деятельность в Нессе, Воллеру и его связным – срочно уносить ноги.
Но Воллеру повезло, даже вдвойне повезло. Лоренс Бенар умер, не успев ни в чем сознаться. А очередной заказ у него забрали незадолго до ареста. Химикалии, перегонные кубы, токарный станок и всяческий инструментарий в мастерской вполне могли проходить по ведомству «ересь». Чертежи и наброски Бенара также были приняты за проявление игры развращенного ума. Тех, кто вел следствие по делу Бенара, технические нововведения не волновали.
