В общем, несмотря на то, что Абдрахмана они упустили, это был наиболее удачный рейд за предыдущие месяцы. Но возвращение в Крук-Маур было отнюдь не триумфальным. Пусть кавалеры святого Барнабы Эйсанского разводят церемонии, для капитана Нитбека эта была рутинная вылазка. Люди устали… Что ж, в Крук-Мауре много дешевого вина. И довольно мало свободных девиц. А это означает, что опять не миновать драк между гарнизонными солдатами и барнабитами.
Сигвард отправил Менда в увольнительную, рассудив, что так порядка в городе все равно будет больше. Не полезут же барнабиты драться с офицером, даже пьяным. Если, конечно, Менд сам не устроит потасовку. Хотя вряд ли успеет – для него и дама найдется, и вино получше и покрепче. Сам же, прежде отдыха, выслушал доклад Бокехирна и заодно его соображения по поводу происходящего.
Лейтенант был склонен созерцать грядущее в сумрачном освещении.
– Вот увидишь, Фусбер и это к счету припишет, когда опамятуется. Вроде как мы у них победу отобрали. Накатает слезницу Великому Приору, а тот – Великому Магистру, а тот – императору, и ушлют нас отсюда.
– Куда? Мы и так в пограничье. А ежели направят за пределы богоспасаемой нашей империи – ничего, развеемся.
– Зачем же за пределы? Вот пошлют в Карниону еретиков давить, они ж там в последнее время расплодились, хуже некуда… И что людям спокойно не сидится? Края богатые, вина – хоть залейся, так нет же, лезут проклятые протестанты, как клопы из-под перины.
Увы, Карниона, Древняя земля, была не так богата и щедра, как казалось со стороны, особенно из Эрдского герцогства. И мятежи городской бедноты, среди которой и впрямь было немало протестантов, следовали один за другим. Об этом Сигвард знал, равно как о том, что тамошние власти предпочитают расправляться с мятежниками с помощью имперских войск, не желая мараться самим. Но ему, как и Бокехирну, претило участие в карательных операциях, да еще внутри страны.
– Это вряд ли. Его величество нынче слушает то, что говорит адмирал Убальдин. А Убальдин сам южанин, из Нессы родом, и чужих в Карниону не пустит.
– Он приберегает огород для себя! – Бокехирн хохотнул. – Кстати, капитан, пока ты там с рахманами развлекался, гонец был из каких-то торгашеских агентов, привез письмо тебе. Из Тримейна. Прости, что сразу не сказал.
– Да бог с ним, вряд ли там что важное…
Из Тримейна ему писал только один человек – Бранзард, а тот нередко использовал служебное положение в личных целях, посылая письма с императорскими гонцами либо курьерами южных торговых домов, которые были попроворнее императорских. Так что письма Сигвард получал более-менее регулярно.
Печать на письме и впрямь принадлежала Бранзарду, и капитан Нитбек не стал торопиться его вскрывать. Сунул письмо за пазуху и прошел к себе. Тащиться сегодня в таверну решительно не было сил, и он послал Ловела на поварню за обедом. Поел, выпил скельского, принесенного из погреба, вновь пожалев об отсутствии пивоварен в Южном пограничье. Решил вздремнуть. И лишь стягивая рубаху, вспомнил о письме, поскольку оно само упало ему в руки.
«Сигвард! Не знаю, застанет ли тебя это письмо в Крук-Мауре, поскольку, возможно, ты уже получил известия из Веллвуда. Если же нет, спешу уведомить тебя, хоть радости в том нету. Мой человек, ездивший по делам в Тернберг, сообщил, что с твоим отцом случился удар и он более не встает. Не хочу предполагать худшего, но, если хочешь застать отца в живых, ты должен выехать в Веллвуд…»
Из завещания Торольда Веллвуда.
«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Я, Торольд Веллвуд, владетель замка Веллвуд, а также поместий Лайсреан, Одарнат, Барэм, маноров Клайв и Карвен, а также примыкающих к ним земель, находясь в здравом уме и твердой памяти, но чувствуя приближение неминуемой смерти, изъявляю свою последнюю волю и завещание.
Я признаю Сигварда, рожденного мне Энид Маркхейм и доселе носившего фамилию Нитбек, своим сыном, и да не отнимет никто у него право носить родовое имя Веллвудов. Я прошу прощения у своего сына за то, что так долго медлил с его признанием.
В согласии с древним тримейнским правом, я объявляю своего старшего сына, Сигварда Веллвуда, наследником, которому отходит замок Веллвуд, а также владения Лайсреан, Одарнат, Барэм, Клайд и Карвен и все получаемые с них доходы.
Мой младший сын, Кенельд Веллвуд-и-Стенмарк, является наследником баронского рода Стенмарков. К нему должно отойти все, что приобретено мною в качестве приданого за его матерью, с тем условием, что он выделит из своего наследства достойное приданое для своих сестер, моих дочерей Герберты и Милдред.
Моя супруга, Ориана Веллвуд, урожденная баронесса Стенмарк, получает вдовью долю из наследства своих детей и право распоряжаться этим наследством до совершеннолетия младшего сына моего Кенельда.
Дано в Веллвуде, 5 мая сего 1548 года, в присутствии свидетелей – графа Адельма Гарнета, Константа Хольстера из Хольстерхейма, мэтра Леона Гиффера, председателя судебной палаты Тернберга, а также отца Бавона, веллвудского капеллана».
Комната была затянута черным. И даже если бы ее освещало более пяти свечей, чье пламя колебалось над подсвечником, она не стала бы от этого менее мрачной. Находились в комнате двое, также одетые в черное. Мужчина давно оставил позади лучшую половину жизни. Женщина находилась в зените лет и еще несколько дней назад выглядела пышной и цветущей, но сейчас казалась бледной и измученной, а веки ее покраснели. Однако, когда она заговорила, в ее голосе не было ни намека на слезы.
– Надеюсь, вы понимаете, граф, что завещание моего покойного мужа не имеет законной силы и ему не следует придавать значения.
– Но, – промямлил тот, к кому она обращалась, – оно уже получило огласку. Ведь ваш покойный супруг препоручил это дело мэтру Леону, уж не знаю, почему он не ограничился обычным судейским…
– Зато я знаю, – на лице женщины появилась тень презрительной усмешки, – хоть я и не уроженка этих мест. Мэтр Леон был другом адвоката Маркхейма, который приходился отцом небезызвестной Энид. И он отстаивает интересы внука своего приятеля… Неважно. Против ваших провинциальных юристов найдутся юристы столичные. Они без труда докажут, что завещание противоречит положениям моего брачного контракта. Для того чтобы начать тяжбу, я завтра же вместе с детьми выезжаю в Тримейн.
– Но к чему такая спешка?
– Я не хочу встречаться с так называемым наследником.
– Но Сигварду еще не известно о смерти отца.
– Да, мы не сообщали ему. Но это мог сделать кто-то другой. Уверена, что он скоро приедет. И я не хочу испытать унижение, будучи выставленной из собственных владений.
– Но, сударыня, может быть, не все так страшно. Сигвард никогда не питал к вам вражды.
– Я тоже не испытываю к нему вражды. Сигвард – славный юноша.
– Какой он юноша, ему под тридцать…
– Неважно, – она поморщилась.
– Да, неважно. Возможно, вы придете к соглашению…
– Никаких соглашений! Я не для того оставила столицу и двор и похоронила себя в глуши, чтоб заключать соглашения! Я спасла жизнь Торольду и его ублюдку – и что получила в награду? Меньше того, что унаследовала бы, останься в старых девах! Нет, я этого так не оставлю! Кенельд получит все! Кстати, – она внезапно успокоилась, – вы, граф Гарнет, будете сопровождать меня в этой поездке.
– Я?
– Разумеется. Вдова с детьми не может путешествовать без достойного спутника. Кроме того, на суде вы подтвердите, что мой муж был не в своем уме, когда диктовал завещание.
– Но Хольстер…
– Этот «боевой товарищ» Торольда – из породы вечно пьяных рубак, к нему не прислушаются. Вы – другое дело.
Поддавшись спокойному тону собеседницы, граф Гарнет заговорил увереннее и даже попытался перейти в наступление:
– Да с чего вы взяли, сударыня, что я это скажу? Конечно, у меня есть долг перед вдовой покойного друга…
– Друга? Вы думаете, я не знаю, где хранятся документы, с помощью которых Торольд подчинил вас себе? Ваша переписка с врагами короны – в надежном месте, и вас по-прежнему можно обвинить в государственной измене.
