До самого вечера Оливер старательно пыхтел за спиной, волоча на себе двойной груз. С моей стороны нагружать наследника, конечно, плохо, но мне хотелось хоть немного отыграться за его непослушание и желание сделать все по-своему. Если в голове что-то есть, то поймет, и впредь дурацкими выходками заниматься не станет.

— Все! Больше не могу! — послышался глухой удар, я обернулся и увидел весьма прелюбопытную картину. Оливер, будущий король в каком-то колене, лежал на пузе, широко раскинув руки, уткнувшись носом в прошлогоднюю перепревшую листву. На его спине возвышался огромный горб из двух вещевых мешков. Килограммов сорок, не меньше.

— Не можешь, не надо, — мне и самому порядком надоело брести по однообразной местности и размышлять над превратностями судьбы и жизни варркана, — Сейчас, мой юный друг, устроим ночлег, разведем костер, набьем животы калориями.

— Не ем я калории, — прохрипел Оливер, спихивая груз, — Отец предупреждал, что ты, варркан, всякой гадостью подножной питаешься, а я, лично, не приучен.

— Тогда дуй за дровами, — объяснять, что к чему молодому наследнику было лень, — Только далеко не отползай.

Развалившись на подходящей кочке, я закрыл глаза и внимательно контролировал каждое движение Оливера, который, послушался дельного совета и, кряхтя и постанывая, переползал с места на места, собирая сухие ветки.

Но молчит. Зубами скрипит, но ни слова. Правильно народная мудрость говорит, с кем поведешься, от того и научишься всяким хорошим, а также, совсем нехорошим, вещам.

Неблагодарное дело по разведению самого костра я взвалил на свои натруженные плечи. Костер в лесу развести просто. Каждый сможет. Но правильно, так, чтобы не одна гадость нелюдская дым не почуяла, нет. Здесь требуются подготовка и умение. И немного, самая малость, колдовства. Чтобы дым по земле не стелился, а рассеивался невидимым облаком. Чтобы ветки в пламени не трещали. Чтобы запах от готовки по ноздрям нежелательных соседей не гулял.

— И как же ты, родимый, собираешься науку колдовскую постигать? — спрашиваю я у наследника, поджаривая на огне кусок хлеба, — Я так думаю, что вокруг на сотни и сотни километров ни одного порядочного колдуна не осталось. Кроме меня, естественно. Остальных или скушали, или сами в нелюди подались. Что молчишь?

Оливер валялся на спине, закинув растопыренные ноги на пенек и, не моргая, пялился на только ему известную точку в вечернем небосводе. Разговаривать со мной ему явно не хотелось.

— Нет, так нет, — подытоживаю я, — Вот что, Оливер, как там тебя по батюшке, Луизович. Я вздремну немного, а ты на страже стой. Или лежи, ежели тебе удобней. Но стой. Если что почувствуешь, то буди немедленно. И не засни. От тебя, Оливер Луизович, зависит сохранность наших жизней. Часика в четыре утра я тебя сменю.

Не дожидаясь со стороны наследника справедливых возражений, я подложил под голову котомку с двадцатью килограммами серебра, завернулся в плащ и демонстративно засопел с легким налетом варркановского храпа.

Оливер поругался немного, негромко, правда, и принялся охранять наш покой и сон.

Я был бы самым последним глупцом, если бы полностью доверился наследнику. Варрканы, вообще, никому не имеют права доверять. Не та профессия. Поэтому предусмотрительно, пока Оливер ползал за дровами, поставил вокруг нашего временного пристанища широкий Круг Чистоты. Очень слабый Круг, предназначенный исключительно для предупреждения появления нежелательных гостей.

Да и сон у варркана слишком чуток и неспокоен. Тело спит, тело отдыхает. Но разум внимательно прочесывает окрестности в поисках посторонних и подозрительных шумов. И я уверен, что даже если та самая мышь, на соседней полянке, которая сегодня явно переела кузнечиков, запищит от колик в животике, сознание варркана, услышит, доложит и примет все надлежащие меры.

Ровно в четыре утра я проснулся. Так и хочется сказать, что эта привычка вырабатывалась годами. Но, чего нет, того нет. Выспался, вот и проснулся.

Костер практически догорел, только редкие головешки переливались красными огоньками. Можно, конечно, подремать до солнышка, но нет никакой радости лежать у остывшего костра.

Повертев головой, я обнаружил наследника метрах в двадцати от места ночлега. Оливер сидел на пеньке, спиной ко мне и даже не храпел. Жаль медали раздавать не положено.

Осторожно, без шума, приблизившись к наследнику, я заглянул через его плечо.

Оливер мурлыкал какую-то местную песню про то, как весело шумят зеленые листья в кронах вековых деревьев, когда их срубаешь под самый корешок, и, закусив верхнюю губу, старательно сооружал из тоненьких веточек венок. Ветки постоянно ломались, но наследник был парнем настырным.

— Что за дамские штучки? — тихо спросил я, предвкушая удовольствие от реакции наследника. Но, к моему удивлению, Оливер даже не вздрогнул. И, что уж совсем являлось наглостью с его стороны, не повернул голову.

— Это семейная традиция, — промурлыкал он, — Мы всегда, когда хотим растянуть время, плетем венки. А что?

— Да нет. Ничего, — Ну и семейка! То веночки по ночам, то молнией по голове.

— Так я пойду спать? — Оливер встал, потянулся и даже слегка улыбнулся, показывая белые зубы.

— Со спаньем не получится, — озабоченно произнес я, наблюдая, как любопытно вытягивается физиономия наследника, — Пора в дорогу, мой юный друг. Да ты не волнуйся. Часа через три на месте будем, там и отоспишься.

Оливер только окинул меня злым взглядом и отправился собирать вещи.

Я усмехнулся. Парень умнеет на глазах. Того и гляди совсем исправится. Был он кем? Простым островным наследником. А станет покорителем чужих территорий. Если, конечно, доживет до этого светлого часа.

Я соврал. То место, о котором говорили лешие, находилось совсем близко. Час ходьбы. Не больше. Можно было бы и вчера дойти, но всем известно, что лешие по ночам никого не принимают. Ни друга, ни врага. Вот рано утречком, другое дело. Встретят на опушке, поздороваются приветливо. А там, смотря как по настроению. Могут и в чащу завести, а могут и в гости позвать. Чтобы потом, естественно, усыпив всякую гражданскую бдительность гостя, опять же, обобрав до нитки, в чащу кружить отправить. Прямо скажем, вредный народец.

Я не торопился. До восхода солнца было еще далеко. Вокруг все чисто, нет даже намека на нежить. Куда спешить? Тем более, имея такой пыхтящий за спиной обоз. Идет, качается, глаза закрыты, но с ноги не сбивается. Все строго по указанию. Шаг в шаг, след в след. Все же чему-то его там, на острове, научили.

— Стоп, караван! — я придержал наследника, который пытался по инерции проскочить место прибытия, — На месте мы. Подожди падать. Сейчас к Пророку зайдем, там и свалишься. Если, конечно, он нас примет.

Дуб Пророка, и в самом деле, прожил на свете не менее тысячу лет. Впился в землю многочисленными корнями, захочешь, с места не сдвинешь. Ни ветрами ураганными, ни силой волшебной. В таких крепостях только Пророкам и жить. Тихо и, практически, безопасно. Главное, чтобы огнем не надумали выкурить. Да и то, дело бесполезное. До кореньев тысячелетних разве доберешься.

Как советовали лешие, я постучал по дубу три раза, а потом и обошел его вокруг, волоча за собой ничего уже не соображающего наследника. Как только наш торжественный обход закончился, из дерева послышался кашель, а потом и сам голос:

— Тебе что, погань человеческая, здесь надобно? Или раньше времени подохнуть желаешь? Так это мигом, не затрухает. Превращу вот сейчас в пенек гнилой, чтоб на тебя вороны бестолковые гадили. Вали отсюда, инвалид недоделанный.

— Красивые слова говоришь, Пророк, — я прислонил Оливера к стволу, а сам тихонечко поскреб ногтями по коре каменной, — Сначала посмотри, кто явился, а потом уж слова грозные говори. Не простой человек к тебе пожаловал, а варркан самый что ни наесть всамделишный.

Я подождал немного, пока Пророк осознает услышанные слова, потом вежливо постучал по дереву сапогом.