Слышу. Я слышу тебя Граф. И странно мне слушать слова твои. Но еще более странно, видеть глаза твои, когда рассказываешь мне о вещах невозможных. Люди… Кровь… Звери… Уж не путаешь ли ты что? Уж не пытаешься ли обмануть меня, человека? Чем докажешь ты нелюдь, слова свои странные. Странные и страшные.

— Слышу, Граф. Мне не нравятся твои слова. И ты прав, я не верю. Чем подтвердишь свои обвинения?

— Идем, варркан.

Граф схватил меня за рукав. Затрещали нитки кафтана. Но Луиз даже не обратил на это внимание.

— Идем, варркан. В тот, последний раз, когда люди напали на нас, мои подданные сумели захватить в плен трех человек. Я покажу тебе их. Посмотри на них, а потом говори, что хочешь.

Я последовал за Графом. Почти прыжками, еле поспевая за нелюдем. Мимо суровых стражников. Мимо завешанных окон. Через богатые комнаты, через пустые коридоры. По лестницам витым. По пыли и сырым камням. Вниз, вниз, вниз, в подземелье.

Дорогу нашу освещали факела. И чем ниже спускались мы, тем плотнее становилась тьма, и тем больше было развешено по стенам зажженных смоляных светильников. Словно хозяева подземелья боялись, что темнота разорвет эти каменные стены, погасит слабые и непрочные огни.

— Здесь, — боболок дышал тяжело, и даже слышно было, как стучит его огромное сердце, — Мы пришли. Вон там, за решеткой. Только не приближайся слишком близко.

— Почему вы держите их здесь? — горло мое пересохло от ненависти, — Почему вы не убили их, а продолжаете мучить в этих подвалах? И зачем ты привел меня сюда?

В слабом свете факела печально было лицо Графа.

— Мы могли бы убить их, варркан. Для этого не нужно большого ума. Но тогда… как бы ты поверил мне? Смотри на них и скорби о душах, а не о телах.

Я вырвал из лап несопротивляющегося Луиза чадящий факел и поднял его высоко над головой.

И смог увидеть я то, что никогда бы не захотел увидеть ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем.

Увидел я троих несчастных. Трех человек, лежащих на грязных, кишащих насекомыми и паразитами, тряпках. И страшен был их вид. Скомканные волосы, перемазанные грязью и нечистотами, давно немытые тела с остатками рваной одежды, длинные, не стриженые ногти. И зрачки. Жуткие, наполненные непонятным блеском, зрачки.

— Господи…, - разум мой не верил глазам моим.

— Господи…, - глаза не верили разуму.

— Что сделали вы с ними, — едва не задыхаясь, я повернулся к Графу, еле сдерживая себя, чтобы не вцепится в его шею.

Граф опустил морду и вздохнул, тяжело и удрученно.

— Я знал, варркан, что это будет непосильно для тебя. И знал, что услышу слова обвинения. Но, все равно, я должен был показать их тебе. Поговори с ними. А уж потом суди нас. Нас, нелюдей. Потомков тех, кто ненавидел ваш человеческий род.

Я оттолкнул от себя Графа и прижался лицом к холодным прутьям решетки, обхватив их дрожащими пальцами.

— Вы слышите меня?

В ответ ни слова.

— Вы понимаете меня?

Только блеск трех пар глаз в ответ.

— Эй! — в мольбе я протянул руку к несчастным.

Разорвалась тишина, и словно темные сгустки ненависти бросились ко мне навстречу. В один миг тишина наполнилась нечеловеческим криком. Ярость и ненависть услышал я. И если бы не Граф, который отшвырнул меня от решетки, то не знаю, что стало бы со мной.

— Господи…

Три оскаленных лица, три пары рук, пытающихся дотянуться до меня. И это были не человеческие лица. Не человеческие руки. Зверь, в этот мир пришел зверь в лице человеческом. С разумом человеческим. Перевернулся мир. Сошел с ума.

— Господи…

Граф помог мне подняться с каменных плит.

— Мы тоже пытались говорить с ними. Пытались напомнить им, что они люди. Но все тщетно. Они не понимают нас. И тебя тоже не понимают. И это уже не люди. Даже дикие звери не ведут себя так. Посмотри, что с ними стало.

Граф достал из стоящего рядом ящика кость с остатками полусгнившего мяса.

— Это единственное, что они принимают. Мы предлагали им пищу с нашего стола. Они отказываются её есть. Но они с удовольствием поедают сырое мясо.

Граф с величайшей осторожностью приблизился к решетке и бросил внутрь кость.

Три тела, до этого молча наблюдавшие за нами злыми, бездушными глазами, сорвались с места и набросились на подачку.

Внутри меня все передернулось, когда я увидел, с какой силой их крепкие зубы разгрызают твердую кость и рвут на себя добычу. И не увидел в трех переплетенных телах ничего человеческого.

— Я не могу больше здесь находиться.

Я задыхался. Сознание мое плыло, и готово было покинуть слабое тело. Я не хотел больше смотреть на то, что раньше называлось человеком.

Граф схватил меня за руку и потянул наверх. Туда, где царствовал свежий воздух. Туда, где не было чадящих факелов и непереносимых запахов умирающей человеческой души.

Прочь. Прочь.

На верхней лестнице я чуть отстал от Графа. Опершись рукой о стену, я склонился, и выплеснул из себя все то, что поглотил на торжественном приеме. Только после этого стало немного лучше.

Граф ожидал меня у дверей. И молчал. Он не оправдывался. И не оправдывал свой народ. Потому, что делать это ему было не нужно. Я почти верил ему. И Граф знал это.

Уже сидя в кресле, возле камина, со стаканом воды в руке, я пришел в себя.

— Неужели они все такие?

Граф, не глядя на меня, чуть развел лапами.

— Среди тех, кто приплывает на кораблях, есть разные люди. Мы слышали, как некоторые из них разговаривают между собой. Но речь эта мало похожа на человеческую. Отрывистые возгласы, неясные фразы. Год назад я посылал два корабля в ту сторону, откуда приходили люди. Мы должны были знать, с кем имеем дело. Один корабль пропал. А те, кому посчастливилось вернуться, рассказывали страшные вещи. Нет больше государств. Нет больше человеческого мира. По заброшенным дорогам бродят одичавшие люди, бросающиеся на все, что движется. В заброшенных, полуразрушенных городах и деревнях рыскают звери в облике человеческом. Только в глубине континента, в нескольких днях пути от побережья, сохранилось подобие былого величия человеческого рода. Мои лазутчики докладывают, что там, среди голой равнины еще стоит человеческий город, крепость, где существует и власть и закон. Последний бастион великой расы. Но вот что странно, варркан. Похоже, что именно из этого замка-крепости и исходит все зло, которое мы знаем. И происходит это от имени некого Императора. Именно с именем Императора умирают те, кто нападает на нас. Именно этим именем прикрываются те, кто творит бесчинства на континенте.

— Подожди, Граф.

Я вскочил с кресла, склонился над нелюдью и заглянул в его глаза.

— Ты понимаешь, Граф, о чем сейчас говоришь? Кем бы ни были эти люди, они одной крови со мной. Одной. А ты… И твои… сородичи… Вы мои враги. Я убивал вас. И для меня это было не два века назад. А всего две недели. И когда я уходил, все было иначе. Объясни, Граф, как такое могло случиться? Почему я должен верить тебе до конца. Те люди в подземелье… Не доказательство. Они не враги мне. Может, они просто сумасшедшие. Такое бывает. Сумасшедшие, но не враги. А вы, нелюди, вы — враги.

— А что есть доказательство? — Граф не опускал глаза. Граф выдерживал мой взгляд.

— Доказательство?

Я отстранился от боболока, который продолжал сидеть прямо, вцепившись лапами в подлокотники кресла.

— Доказательства… Доказательства… Я не знаю. Там люди. И я всегда сражался за людей. А здесь… Здесь вы. Порождения Зла. Тьмы. И сейчас я должен убить тебя. И всех тех, кто окружает тебя. Я должен выполнить свою работу. Понимаешь ты это?

— Успокойся, варркан. Я знаю, как трудно тебе. Но ответь на один единственный вопрос. Что случится, если я представлю доказательство того, что люди престали быть людьми?

Я закрыл глаза. Я вздохнул глубоко-глубоко. Чтобы подавить злость и ненужную ярость.

Что я сделаю? Я сделаю то, для чего меня перенесли в этот мир. Разберусь и приведу в соответствие.