— И дара не терял.

— Тут все сложнее. Нельзя ведь потерять то, чего не имеешь.

— Ты не Антошин.

— Ответ на этот вопрос тоже не будет однозначным. Строго говоря, я Игорь Антошин. Но не известный тебе как обер-секретарь князя Благовещенского.

И хотя Самойлов ничего больше не спрашивал, я ему все рассказал. Делать это во второй раз оказалось куда проще. Я уже не путался в словах, как делал в беседе с дядей Ваней, а вполне осмысленно и связно излагал историю. Даже дополнял ее своими догадками о причинах и следствиях. И в чем прелесть мира, в котором магия — реальность, никто с ходу не называл меня сумасшедшим. Магия же! Мало ли что могло произойти! А вот в моем мире такая история практически гарантировала вызов санитаров и будущее в палате с мягкими стенами.

Да и Глеб оказался на удивление прагматичным молодым человеком. Надо полагать, его очень интересовала фигура обер-секретаря как крайне необходимая в реализации собственных планов. Так что, выслушав меня, он молчал меньше минуты. После чего спросил:

— Еще кто-то знает?

— Дядя Ваня. В смысле Иван Павлович Кобяков. Он у меня сосед по лестничной площадке.

— Отставной наставник? Это хорошо, старикан не из болтливых. Да и помочь сможет, если что.

— Да чем тут поможешь?

— Не ной для начала! Давай рассуждать последовательно. Примем: ты не Игорь, а его двойник. Твой двойник исчез, а согласно закону сохранения энергии, если ты здесь, значит, он там. Свалил он, скорее всего, сам — тут я склонен с тобой согласиться. Наворотил дел, запутался и решил таким образом избежать ответственности.

— То есть такое здешними магами практикуется?

— Я такого никогда не слышал, если честно. Но ты пойми другое: никто ведь не знает возможностей царской магии! Только боевое применение, да и о нем — только то, что в газетах пишут. А твой двойник — племянник князя. То есть родная кровь. И вполне возможно — носитель не только боярского, но и царского дара. О таком, как ты понимаешь, открыто не говорят.

— Ты избранный, Нео! — не удержался я.

— Чего? — вопросительно посмотрел на меня сбитый с толку Глеб.

— Шутка из моего мира, не бери в голову! То есть такое возможно?

— Примем, что да. Но это не так важно!

— Да ладно! А что тогда важно?

— Мне — прижать Арцебашева. Тебе — для начала, думаю, выжить. Двойник ведь не собирался тебя живым оставлять.

Тут он прав. Выжить — это для меня сейчас приоритетная задача. Номера уно, так сказать. И будет это сделать ой как непросто! С учетом, во что втравил меня долбаный обер-секретарь.

— Так что в тюрьму меня везти не надо, — резюмировал Самойлов. — Я остаюсь. И мы продолжаем работать, как договаривались.

А вот это очень хорошая новость! Просто прекрасная! От избытка чувств я чуть не обнял напарника, но, посмотрев ему в глаза, сообразил, что он этого не оценит.

— Отлично! — вместо этого сказал я. — Какой план?

— Поехали поедим для начала.

У него что, черная дыра вместо желудка? Мы же недавно в «Даурии» были! Однако, бросив взгляд на часы в приборной панели «москвича», сообразил, что с момента посещения ресторана прошло уже часа четыре. В интересных делах время летит незаметно.

— «Даурия»?

— И давай я сам за руль сяду. Ты же города не знаешь, возишь по всяким дорогим тошниловкам!

Что я там говорил про лидерство недавно?

Обедали мы на природе. Глеб заскочил в какой-то лубочный фастфуд, украшенный по фасаду скоморохами, набрал блинов, запеканок и маринованных овощей — и со всей этой роскошью привез меня на берег Зеи.

— У воды хорошо думается, — пояснил он. — И плохо подслушивается.

Он быстренько сервировал наш обед на бумажной скатерке, прихваченной в той же забегаловке. Прямо на камне возле воды. И без всяких формальностей, вроде «приятного аппетита», принялся уминать фаршированный блин.

Зея была прекрасна. Она мне куда больше Амура нравилась и дома. Сильная река, с характером, но таким — не напоказ. Ровное серое полотно, небольшие водоворотики, с берега глядеть — кажется, что течения и нет вовсе. Но мне как-то довелось посмотреть, в какое чудовище река превращается во время паводка. А один раз едва не случилось в ней утонуть.

Плаваю-то я как рыба, все же вырос во Владивостоке, у моря. И всю воду так и воспринимал всегда: плотной, соленой и неподвижной. Утонуть в которой способны только дети и пьяницы. А здесь, точнее там, дома, полез однажды на спор доказывать, что Зею переплыву. Ширина ведь не слишком большая для хорошего пловца. Разумеется, не учел течения, тех самых водоворотов. И еще одного незначительного факта — речная вода человеческое тело держит куда хуже морской. В общем, выловили меня спасатели, у них на Зее штаб-квартира, когда меня мимо проносило течением. Орущего и перепуганного до смерти! С тех пор я воду речную уважать стал.

В моем Благовещенске набережной Зеи все время грозились заняться и превратить ее в такую же красоту, которую сделали на Амуре. Но в реальности никогда даже не брались за дело. В результате ее берега, где крутые, а где с удобным подходом к воде, заросли непроходимым кустарником. И мусором, оставить который своим долгом считали все отдыхающие.

Здесь набережная тоже не была упрятана в бетон: трава, камни и деревья. Только тут было чисто. Берег, куда меня привез Глеб, походил на очень окультуренный парк: из-за желтеющей листвы деревьев проглядывали крыши беседок, везде стояли лавочки и ларьки со всякой снедью для гуляющих.

— Зачем твой двойник собрался переезжать? — Проглотив первый блин, Самойлов нацелился на второй, но затем решил повременить и помучить меня вопросами. — И куда? Это, я считаю, самый важный вопрос. Найдем его и получим ключи ко всем остальным.

Мне такая постановка показалась странной. Отталкиваться следовало, к бабке не ходи, от убийства посла. Но Самойлов был следователем, плоть, так сказать, от плоти этого мира, поэтому, вероятно, знал что говорил. Поэтому я уточнил:

— Почему ты именно его переезд считаешь ключом?

— Тут все просто. — Глеб не удержался и все-таки взялся за второй блин. — Двойник твой — фигура. Второй человек после князя. Чем его можно купить? Деньги отметаем сразу. То есть как довесок к основному призу деньги он взял бы, но только как довесок.

— Он настолько богат?

— Не буду спрашивать про то, как у вас все устроено. А то запутаюсь. А у нас княжеская семья — акционер практически во всех серьезных предприятиях. С учетом того, что родни у князя немного: жена, сын малолетний да сестра родная с племянником-оболтусом — это я про тебя, — сам подумай, насколько он богат?

— Настоящий олигарх, выходит, — подумав, признал я.

— На людях только не ляпни такое, ладно? — предостерег меня Глеб. — Можно получить так, что и титул не поможет.

— Понял-понял. — Не олигарх — значит, не олигарх. Я же разве против? Только за! — Значит, деньги для него не мотив.

— Нет. Была бы у него возможность, он мог себе княжество купить.

На этом месте следователь внезапно замолчал. Натурально завис с открытым ртом, не донеся блин до губ всего на несколько сантиметров. Я уставился на него вопросительно, но не сразу сообразил, что он этого не увидит.

— Дьявол! — выдохнул он через десяток секунд. — Вот ведь сука!

— Ты про что?

— Про кого! Про двойника твоего. Сам князем захотел стать, мразь!

Реакция Глеба меня очень заинтересовала. Он был возмущен. Так, словно Игорь Сергеевич не князя своего предал, а лично его. Особенность феодальных отношений? Очень может быть. Верность господину тут, похоже, в крови.

— А это возможно?

— Все возможно. Если действовать осторожно. Ну да! Сходится все! Княжеством его купили! Больше нечем!

— Господин Самойлов, поговорите со мной, прошу! — напомнил я о своем существовании.

— А? Да-да, сейчас. — Глеб с явным усилием оторвался от созерцания разворачивающихся в его голове схем и взялся за объяснения. — Понимаешь, это политика… Нет, тут с другого надо начать, чтобы ты понял. Смотри: на западе роды вырождаются. Серьезно так вырождаются, во многих княжествах стол держат самые сильные бояре. У нас, на востоке, ситуация получше, но тоже не без сложностей. Но мы тут всегда под ударом, под угрозой экспансии теми же минцами или маньчжурами, так что не расслабляемся. Даже мнение такое есть, что царский дар может затухнуть, если его не применять с некой периодичностью. У нас это есть где сделать, а вот на западе — сложнее. Особенно во внутренних княжествах, у которых со всех сторон — русские.