На душе радость от перспективы «золотого дождя» от Его Императорского Величества. Как-никак спас самого царевича, об этом едва ли не каждая собака в империи и за её пределами осведомлена, ибо шила в мешке не утаить, тем более если это «шило» имели счастье лицезреть не одна тысяча пар человеческих глаз. Да еще корреспонденты сработали оперативно. Фотография моей улыбающейся во все тридцать два зуба физиономии рядом с хмурым Даниилом Петровичем Бельским, чье инкогнито было так удачно для меня нарушено, буквально через пару дней украшала передовицы множества газет и журналов, в том числе зарубежных. Представляю реакцию Надир-шаха Каджара, такого «жирного гуся» упустить. Наверняка до сих пор локти кусает и всех «причастных» к данному конфузу голов лишает.

Короче, я герой, надеюсь, в скором времени получу дворянство, ну и орденок какой. Даже не надеюсь, непременно получу, вот только вопрос каким дворянством меня пожалуют, личным или наследственным, с землей или без? Если получится с землицей, то есть у меня определенные планы на этот счет. Пока не стану их озвучивать, ибо боженьку смешить желание отсутствует.

Недолгое путешествие на наемном возке по земле боровеской, и я в поместье Третьяковой, своей обожаемой бабули. Много раз, глядя на эту юную черноволосую даму с огромными бездонными глазищами, идеальными чертами лица и весьма ладной фигуркой, зарекался называть её бабушкой, но ничего с собой поделать не могу. Вот и сейчас нежно приобнял свою благодетельницу, выбежавшую на крыльцо встречать «свово Андрюшеньку», поцеловал в щечку и на ушко шепнул, чтобы никто не подслушал:

— Ну здравствуй, бабуля. Как же я по тебе соскучился.

На «бабулю» Василиса Егоровна лишь заулыбалась, обнажив два ровных ряда идеальных по форме жемчужин.

— И я рада, внучок. Ты не представляешь, как рада.

Пров Николаевич Черемисов, оказался тут как тут. Из писем Егоровны я узнал, что их официальное бракосочетание должно состояться по весне следующего года. Данное обстоятельство, впрочем, никак не мешает любящей друг друга паре вполне себе спокойно сожительствовать и вести совместное хозяйство.

Майор в отставке, для начала, придирчиво осмотрел меня со всех сторон. Похоже, остался доволен моим бравым видом. Затем крепко по-мужски обнял и троекратно расцеловал, блин, в губы (ох уж мне эти русские обычаи!). Впрочем, после генеральских лобызаний как-то попривык и воспринимаю их уже боле спокойно. Лучше бы носами терлись, как чукчи, но не я придумал все эти брутальные мужские поцелуи, не мне их отменять.

— Герой! — громко воскликнул Пров Николаевич. — Наслышаны мы все тут о твоих ратных делах, Андрей Драгомирович. Самого Великого Князя избавить от позора плена! Сие великий подвиг есть!

— Дык я тогда даже не подозревал, кого именно спасаю. — Всякий раз, когда кто-то в моем присутствии поднимал тему вызволения из плена царевича, мне отчего-то становится весьма и весьма неловко. Вот и сейчас моя физиономия залилась густым пунцовым румянцем.

— Да ты не смущайся, Андрюшенька! — Егоровна четко уловила эмоциональный фон своего подопечного и поспешила успокоить. — Пойдемте лучше в дом. У нас всё к обеду готово. Оно хоть тебя и не ждали, чем накормить непременно найдется.

Едва переступил порог дома, мне на плечо с громким приветственным мявом обрушилась мохнатая пудовая туша и от избытка чувств принялась терзать когтями погон, при этом котяра умудрялся лизать шершавым язычком мою щеку. Еще один любитель мужских поцелуйчиков на мою бедную головушку. От неожиданности едва равновесие не потерял, благо косяк дверной вовремя подвернулся под руку.

— И я рад тебя видеть, Сидор, — сказал я, аккуратно снимая с плеча разошедшегося не на шутку кота. По ходу оценил его здоровье. Нормально поживает зверь на бабушкиных-то харчах. Глистов, правда умудрился где-то подцепить, но это дело поправимое, завтра же займусь избавлением от напасти, благо всяких травок-корешков и прочих ингредиентов у моей благодетельницы завсегда в избытке.

При виде полного солдатского креста Михаила-Воина, майор и моя опекунша на какое-то время и вовсе дар речи потеряли. Я специально не упоминал в своих письмах Третьяковой о столь высокой награде, так что сюрприз вполне удался. Не часто можно увидеть на груди солдата подобное украшение. Разумеется, начали задавать вопросы. На что я лишь пожал плечами и, сославшись на подписку о неразглашении, взятую с меня офицерами Тайной Службы, уклонился от дальнейшего разговора на данную тему.

После сытного обеда меня все-таки изрядно поспрошали о перипетиях моего боевого жития. Особую активность в этом плане проявил Черемисов. Крайне дотошный майор заставил меня обстоятельно рассказать, в частности, некоторые моменты во время боестолкновения нашего полка с превосходящими силами противника. При этом частенько вскакивал со стула, вышагивал какое-то время по комнате, затем возвращался на место и засыпал меня новыми вопросами. Бабушку более всего интересовали бытовые мелочи, особенно: «Как там кормят солдатиков, одевают, обувают, дают ли выспаться?».

Наконец я был милостиво отпущен для отдыха с дороги. За что был премного благодарен Егоровне, поскольку избыточно-эмоциональный майор успел основательно меня достать своими профессиональными расспросами. И с чего привязался как банный лист? Читай «Военный Вестник», там все изложено и не с позиции какого-то прапорщика. На страницах уважаемого издания солидные генералы и полковники уже проанализировали ситуацию на Кавказском фронте с точки зрения опытных военных профессионалов, за плечами которых не одна кровопролитная кампания.

На следующий день я съездил верхом на лошадке в Боровеск. Отметился в «Военной Канцелярии». Представился городничему в его официальной резиденции. Везде был милостиво принят и (тьфу на всех их) многажды расцелован.

Также посетил Давида Моисеевича Михельсона. По случаю рождественских каникул в городской гимназии, где тот преподавал естественные науки, мой приятель оказался свободен. Мы попили чаю с баранками, сыграли партию в шахматы, поболтали на разные темы. К вечеру я отправился обратно в имение Третьяковой.

Следующие несколько дней я много и вкусно кушал, отсыпался без ограничений, гулял в окрестностях усадьбы. Календарная зима уже давно началась, на носу празднования Рождества и Нового Года, а снег еще не выпал. Такое часто бывает в средней полосе европейской части России данной реальности. Зима без снега, для меня звучит дико. Местные воспринимают подобные вещи вполне спокойно. Какие именно факторы повлияли на глобальный климат данной реальности, я так и не смог понять. Впрочем, не стану занудствовать, если царь-батюшка обо мне не вспомнит ближайшие пару месяцев, и покататься на коньках и лыжах еще успею, поскольку уже через пару недель грянут морозы и повалит снег.

Ага, планировал, покатался и на лыжах и на коньках, да еще сельскую гулянку собирался посетить, ну и еще много чего сделать. Не получилось. Если бы вел себя немногим более осмотрительно, все пошло бы по-другому сценарию, и в жизни моей не случилось бы замысловатого загиба, оказавшего весьма и весьма существенное влияние на всю мою последующую судьбу.

Произошло все, спустя четыре дня после начала моего отпуска. Шагаю я, значит, после прогулки по ближайшему лесочку вдоль обочины раскисшей от дождя дороги. Навстречу мне два мужика. На вид среднестатистические пейзане, одеты в обычную крестьянскую одежонку, на ногах густо промазанные салом сапоги, у обоих за плечами котомки а руках деревянные посохи. Идут себе своей дорогой, на меня внимания особо не обращают, даже наоборот в ментальном поле от них исходят волны откровенной благожелательности и дружелюбия. Хорошие люди, сразу видно, похоже, богомольцы. Много в здешней России разных чудиков, коим с наступлением не сильно загруженного сельскохозяйственными заботами сезона непременно нужно посетить пару-тройку монастырей, а по пути желать блага всем встречным-поперечным, ну типа карму этим они повышают и увеличивают вероятность попадания в Рай после смерти. Впрочем, некоторых и вовсе тянет в жаркие Палестины ко Гробу Господню. Обычно богомольцы ходят большими толпами, эти решили путешествовать вдвоем.