Дед сунул руку за пазуху и достал оттуда карманные часы. Открыв крышечку, глянул на них и быстро повторил все движения в обратной последовательности. Тихо рассказал:

– Вчера утром я вышел на охоту, достиг леса, а затем вокруг меня всё заискрилось, затрещало и…

– Ты оказался в совершенно другом лесу, – закончил я. – А затем ходил, пытался найти путь домой, но вместо этого повстречал человека и решил пойти за ним. Почему ты решил, что именно я виновник случившегося, дед?

– А кто? – удивился старый. – Помимо тебя я тут никого не встречал! Странный лес, странный путник. Ты чёрт!

– Спасибо за комплимент. Я в долгу не останусь, пень ты трухлявый. Мозгов совсем не осталось, да? Откуда хоть будешь, Петрович? Меня, кстати, Никитой зовут. И ещё Ермаком, фамилии благодаря.

– Брянщина, село Бровничи, – ответил дед и с удивлением спросил: – Дак ты что, не чёрт?

– Рано обрадовался ты, Петрович, мы оба живы. – Кивнув на рюкзак, я поинтересовался: – Есть там что-нибудь съестное?

Дед, нахмурившись, буркнул:

– Ну есть.

Потерев ладони друг об друга, я с довольным видом сказал:

– Доставай тогда, обедать будем…

Дед смотрел на то, как я ем, слишком пристально. Жадность и злость читались в его глазах. Когда в моём рту оказался первый кусок копченого сала, у него аж зубы заскрипели. Мне, человеку достаточно голодному, было плевать. Силой ничего у него не отбирал.

Дело дошло до чеснока. Давным-давно не ел его, поэтому почистил сразу четыре зубчика, но в рот закинул лишь один. Жуя, порадовался жжению, чеснок у старого хороший. Странно, но именно сейчас он начал смотреть на меня иначе. Как-то по-доброму. Неужели причина…

– А ведь я хоть и сомневался, но знал, что ты не чёрт! – дед начал потрясать указательным пальцем. – Нечисть всякая от чеснока бы завыла, известно мне это, а ты рубаешь только хруст стоит, не морщишься нисколько. Отлегло, камень с души!

Петрович полез в рюкзак и достал из него армейскую алюминиевую фляжку. Открутив крышку, сделал глоток и ничуть не поморщившись, сказал:

– Двойная перегонка, сам делал, год на дубовой коре настаивал! Будешь?

Хотел отказаться, но последовало дополнение к ранее сказанному:

– Чёрт точно не выпьет, но ты же не чёрт? Докажешь ещё разок, что к нечисти никакого отношения не имеешь, сынок?

Махнув рукой, я сказал:

– Давай, для аппетита не помешает.

Самогон обжёг рот, а затем, продолжая гореть, устремился вниз по пищеводу. Вернув деду фляжку, к которой больше не буду прикасаться, закинул в рот солёный огурец. И загрустил, потому что вся эта роскошь совсем скоро кончится. Задаю самому себе вопрос – Ермаков, зачем ты загнал себя в такое положение? Отчего бегу? Нет, даже в худших моих жизнях такого не позволял. Ответ, увы, известен, хоть и стараюсь не думать о нём. Прошлое, первая жизнь, вот что жмёт сильнее всего. Мне бы память стереть, да сначала всё начать. Или всё-таки оставить себя таким, каким стал? Не знаю, что будет дальше, но знаю точно, что от прошлого не откажусь. Буду помнить, потому что дорожу всем прожитым!

– Не пошло? – Петрович приложился к фляжке повторно и на этот раз сделал не менее трёх глотков. Мощно выдохнув, пробормотал: – Надо было разбавлять…

– Всё нормально, дед. – Я начал чистить варёное яйцо. – Просто вспомнил кое-что, и взгрустнулось.

– Я, когда войну вспоминаю, тоже грущу. – Дед посмотрел на небо. – Все мои товарищи и моя любимая давно там уже, а я тут. – Петрович осёкся. Пристально взглянув на меня, осторожно спросил: – А мы вообще где? На Земле или?

– В другой мир ты попал, дед. В портал зашёл и оказался на планете под названием Тауран.

– На другой планете? Нет, не верю! Пожалуй, выпью…

Приложиться к фляжке Петрович не успел, я ловко забрал её у него. Слегка захмелевший куда не шло, но пьяный в стельку он мне точно не нужен.

– Оставим твой самогон в лекарственных целях, – сказал я. – Он у тебя крепкий, почти спирт, надо беречь.

Дед, хмурый от произошедшего, кивнул на рюкзак и прошепелявил:

– Так у меня зелёнка, йод, таблеточки от давления, полный комплект с собой ношу. Можем допивать!

– Не, не убедил. Если что-то можно оставить про запас, то оставляем.

– Что же ты, Никитушка, тогда сало не оставил? Такой шмат спорол!

– Чтобы не испортилось, не зима ведь, лето.

– И часто у тебя, сынок, копчёное сало портится? – дед с надеждой смотрел на фляжку секунд пять, а затем махнул рукой и, кивнув на пять варёных яиц, буркнул: – Вот что срочно съесть надо, а не то потом все кусты наизусть выучить придётся. Давай, Никитка, налегай. И продолжай чушь про другой мир нести, может и поверю когда-нибудь, что в другом мире оказался я.

Улыбнувшись собственным мыслям, я сказал:

– Уже сегодня поверишь, Петрович, обещаю тебе…

* * *

Похоронив жену ещё семь лет назад, Петрович остался один. Жил он до вчерашнего дня в деревне, и имел всего одну радость в жизни – любил охотиться. В зверей без нужды не стрелял, оружие при себе таскал чисто по привычке, а под охотой подразумевал прогулки по лесу. В прошлом служил в армии и на момент ухода на пенсию имел звание полковника. Наверное, воевал, а может быть и нет, кто его знает? Ничего об этом старик не рассказал, зато про своё деревенское хозяйство – кур, свиней, корову и овец все уши прожужжал. Беспокоится, осталась скотина без хозяина, голодает. Успокоил его, долго дом без присмотра не останется, дети, узнав про пропажу отца, быстро порядок наведут. Двое их у деда, сын и дочь, уже сами внуков нянчат. С отцом, по его же словам, вообще никак. Может он такой плохой, а может обстоятельства какие к этому подвели, но уточнять я не стал. Зачем мне такая информация? Мне, а точнее потерявшемуся Вите, кое-что другое важнее.

Петрович, по сути, для Витька в данный момент единственная надежда на спасение. Из меня следопыт не сказать, чтобы совсем никакой, найти человека, убежавшего по песку на много километров, без труда смогу, но без песка уже нет, сложно. Деду, по его словам, такое под силу. Поверил на слово, но и проверить сказанное не забыл. Старый, немного прогулявшись со мной по лесу, показывал следы зверей. Есть оказывается, живность в этой местности, как хищная, так и травоядная. Я удивлялся дедовскому умению видеть след там, где его, по сути, не видно. А он удивлялся форме следов и часто чесал макушку, не забывая снимать панаму. Думаю, что настоящее удивление ждёт его в будущем, когда познакомится с каким-нибудь местным хищником.

– Я бы сказал, что здесь прошёл… – Петрович в который раз почесал макушку. – Проскакал будет точнее, конечно же, но разве можно приставить скачущим зайца весом в пять пудов? Вот эту кылку видишь?

Дед показал на то, что было приличным растением, этаким гибридом, подсолнухом снизу и папоротником сверху. Ранее мы видели подобных представителей флоры в этом лесу, поэтому без труда поняли, чем был при жизни торчащий из земли огрызок некоторое время назад.

– Назовём растение папоротник-растишка, – сказал я и добавил: – Видимо, зайцу оно нравится, раз сожрал до земли почти.

Глядя на меня как на идиота, Петрович пояснил:

– На Земле есть папоротники, рядом с которым этот малыш будет смотреться как белочка возле жирафа. Зови растение просто папоротником, потому что оно им и является, просто разновидность.

Пожав плечами, я буркнул:

– В папоротниках не силён.

– Да не в них дело, а в зайце. Ведь след, Никитка, заячий, а заяц должен прыгать, но этот просто шёл. А делал он так, потому что большой. Я не по общей форме сужу, а именно по самой лапке. У зверя передние и задние лапы полностью соответствуют заячьим лапам. Но он слишком крупный, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я. – Но хочу так же, чтобы понял и ты, мне до этого зайца дела нет совсем. Попросил найти след человека, а ты на зверей каждые пол часа натыкаешься и голову ломаешь. Такими темпами мы вряд ли найдём Витька целым и невредимым, а вот по частям – с вероятностью гораздо большей. Петрович, достал, давай уже след бери!