Медведь замолчал. Секунд десять стояла тишина, а затем её нарушил Андрюха. Ткнув меня кулаком в плечо, он воскликнул:

– А Никитос-то у нас избранный! И Угрх! Во дают, блин!

Мне до шуток Андрюхи дела не было. Все обдумывали сказанное в мой адрес, а я обдумывал кое-что другое. Медведь Ущхам сказал то, что никто из медведей до этого не говорил. Он, возможно, невзначай, а возможно, намеренно, поведал о завете пращуров. Не помогать людям – так звучит тот завет. Из этой фразы можно извлечь немалую информацию. Мы, люди и медведи, давно в том мире. И мы были знакомы. Нужно уточнить.

– Сколько ты живёшь, Ущхам? – тихо спросил я.

Медведь, продолжающий стоять, ответил:

– Шестьсот семьдесят один раз планета обогнула светило. Столько я живу.

– А пращуры, как давно жили они?

– Столь давно, что память смешалась на фоне поколений. Мне не вспомнить этого, человек.

– Значит, это было много тысячелетий назад? – кажется, я подошёл к разгадке наших миров слишком близко. Протяни руку, и она будет в ладони. – Это так, Ущхам?

– Это так, человек.

– Человек был здесь всегда. Верно?

– Верно, человек. Так говорит память пращуров.

– Спасибо, Ущхам. Я многое понял. Жаль, что без лжи не обошлось. Ранее мне говорили другое, и судя по тому, что сказал ты, это было неправдой.

Медведь, посмотрев на медведиц, попросил:

– Напомните ему, унк-Урхана и унк-Жума. Если он тот, о ком я говорил, то сможет вспомнить. Другого выхода у нас просто нет…

Почему никто из друзей не остановил медведей? Угрх, с поразительной скоростью оказавшийся за моей спиной, скрутил мои руки. Недовольные возгласы – всё, что услышал. Наверное, друзья просто не успели понять происходящего. Медведица, не знаю, которая из двух, что-то налила в мой рот, а затем надавила куда-то под челюсть. Непроизвольный глотательный рефлекс, и ужасно кислая жидкость провалилась в желудок. Секунды, и пространство поплыло. Последнее, о чём успел подумать, был обычный мат. Этакое мысленное недовольство. Знал бы, что ждёт, в жизнь бы не согласился…

Странно было вернуться назад. Жизнь стала похожа на киноплёнку, которую поставили на перемотку. Тридцать четыре года – как один миг. Пережил всё заново и понял, что на этом воспоминания не остановятся. И вправду говорят, что мозг человека уникален. Он хранит столь много информации, что, помня всю, мы бы просто сошли с ума. Функция забывания – своеобразная защита от сумасшествия. Даже воспоминания о нахождении в утробе матери до самой смерти сидят в наших головах, но мы не можем вспомнить ничего из того времени. Воспоминания есть, но они забыты. Почти навсегда.

Я, благодаря воздействию на мой разум, вспомнил всё. До мельчайших событий. Даже то, как появился на свет. Тяжёлое воспоминание, от начала и до конца сопровождавшееся таким страхом, что трудно держать самообладание. Моя мать, пока не знаю, кем она была, родила меня в кузове несущегося по ухабам грузовика. Роды принимали пожилая женщина и мужчина, сильно похожий на нынешнего меня. Наверное, это был отец. Восприятие меня новорожденного оставляло желать лучшего. Страх и боль мешали, но даже та немногая часть информации дала понять многое. В тентованном кузове грузовика «Урал», кроме матери, отца и пожилой акушерки, был ещё один человек. Парень лет семнадцати, смутно напоминающий кого-то, смотрел на происходящее с несвойственным возрасту хладнокровием. Кого же он мне напомнил? Нет, слишком мало увидел, чтобы понять.

Мне было минут десять от роду, когда не стало матери. Тяжелые роды и ранение в лёгкое – причина её смерти. Отец был жив и невредим ещё полчаса, пока грузовик мог ехать. Кто остановил спешащую в неизвестное мне место машину, я не знаю. Грохотало так, что без взрывов и выстрелов точно не обошлось. При опрокидывании «Урала» набок погибла акушерка, а спустя несколько секунд, прошитый очередью в грудь, упал отец. Я остался лежать на порванном тенте. Кричал и боялся. Ровно до тех пор, пока меня не подобрал тот самый парень лет семнадцати, справившийся с засадой в одиночку. Дальше было спокойнее. Меньше часа, и я узнал вкус молока. Оно было коровьим. Видимо, на тот момент выбирать было не из чего. Мой спаситель редко останавливался и продолжал бежать. Жаль, что я, новорожденный, много сплю. Информацию воспринимаю по минимуму. Моему спасителю, даже видя то, что доступно, тяжело. Постоянные стычки с агрессивным зверьём и ещё более агрессивными двуногими. Одно ясно наверняка: я родился не на Земле. Я родился в другом мире. В том, в котором теперь нахожусь. Вопросов становится ещё больше.

Спаситель шёл к цели так, как идёт в бой солдат-ветеран. Экономил силы, оценивал возможности и стойко переносил все тяготы и лишения ситуации, в которой оказался. Сомневаюсь, что будь я на его месте, смог сделать то же самое. Нет, безусловно, этот мальчуган достоин огромного уважения. Он сделал то, за что я должен быть благодарен ему всю оставшуюся жизнь, – он дал мне эту жизнь. Пусть она не такая прекрасная, но она интересная. Быть живым лучше, чем мёртвым. Это так же, как быть сытым лучше, чем быть голодным. Тупая простота.

Я перешёл портал на руках семнадцатилетнего парнишки, когда мне было от силы месяц. Не понимающий ничего, но уже способный усваивать информацию ребёнок. Человек, у которого забрали всё. Ведь для новорожденного ребёнка всё – это его мать. Вместе с ней забрали и отца.

На момент открытия портала в горах я не спал. Помню только спешку и горы. А затем красивый сосновый лес по ту сторону портала. Мой спаситель знал, где нужно переходить и как-то сделать, чтобы выжить. Он не так прост, этот мальчуган. Его готовили к такому, и он справился на отлично.

Ночью, в тишине, я был положен на обшарпанное крылечко одного из детских домов города Новосибирска. Спаситель сунул в одеяло, в которое закутал меня, записку и, приблизившись, сказал: «Ну вот и закончился наш совместный путь, Никитка. Сейчас ты мал и ничего не понимаешь. На время нам придётся расстаться. Потом, когда ты вырастешь, я найду тебя, и мы попытаемся сделать то, что не смогли сделать другие. Надеюсь, что у нас получится. До встречи, племянничек!» Произнесённые слова не подходили семнадцатилетнему мальчишке. Он был развит не по годам, поэтому смог спасти меня. Спасителя звали Вовкой. Сейчас он известен мне как Владимир Росс. Что ж, не соврал. Нашёл. Нам просто необходимо поговорить.

Вот так просто, благодаря возможностям мозга, который ничего не забывает, в отличие от сознания, и благодаря небольшому вмешательству медведей, я вспомнил всю свою жизнь от начала и до конца. Вспомнил, чтобы снова забыть ненужное. Защита сработала как надо и выбросила большую часть в небытие. Но теперь, когда информация потребуется, можно вытащить её при первом же желании. Мне это нравится.

Не знал я, что возможности мозга – это пустяки. Вот возможности ДНК и РНК – это сила. Каждый человек – это носитель информации. В нас, людях, её столько, что жизни не хватит всю просмотреть. Вот у медведей с этим проще. Родовая память у каждого имеется. Помнят. Мы же не помним. Забыли. И, хуже того, не знаем, как вытаскивать информацию. Иногда, достаточно редко, определённый человек, при определённых случаях, способен вытаскивать родовую память из макромолекул ДНК и РНК. Некоторые называют это реинкарнационной памятью. Верят, что все мы уже когда-то жили другие жизни. Увы, но это не так. Мы живём всего лишь раз, а затем умираем. Но наша память остаётся в наших потомках. Я, как бы фантастически это ни звучало, способен вспомнить жизни отца и матери. От их рождения и до смерти. И не только их. Всех предков, что были до них. Нас такими задумали. Намеренно или случайно, но информация сохраняется. Интересно, каким образом? Есть предположение, что информацию обо всём, что было, храним не только мы. Её хранит вся вселенная. Иначе зачем она существует?

Андрей Иванович Ермаков – так звали моего отца. Он родился в Ленинградской области в начале шестидесятых годов. Если точнее, то в шестьдесят втором. Обычная семья: мать, отец, старший брат, он сам и младшие братишка с сестрёнкой. После окончания школы отец был взят в разработку одним из множества отделов комитета госбезопасности, специализирующемся на изучении другого мира. Пять лет, и папу, в возрасте двадцати трёх лет, порталом отправили в неизвестность. К уже имеющимся в Ином мире сотрудникам на обучение. Так планировали. В прежнем мире отец как бы погиб на ученьях. Даже родные были не в курсе. Увы, но обучения он не проходил. Сразу же после перемещения попал в гущу событий. И почти сразу познакомился с моей матерью. А спустя год с небольшим родился я. Жаль, что память, хранящаяся во мне, отказывается контролироваться более подробно. Думаю, что нужно просто привыкнуть и освоить контроль над ней.