— Мы готовы рассказать почти всё, что нам известно. Почти, потому что есть тайны, которые должны остаться тайнами до нужного момента. Если у тебя есть вопросы, Лейн, то задавай их.

— Как там поговорка-то ваша звучит… — Лейн задумался. — Я тебе про Фому, а ты мне про Ерёму… верно?

Я кивнул:

— Верно, Лейн. Мы ответили на заданные вопросы. Ответов ты не услышал по простой причине — мы сами их не знаем. Почему нам помогал медведь? Не знаем. Помогал и всё. Цель у него была, и я уверен, она есть всё ещё, но мишка о ней не рассказал. У медведей столько секретов, что мы в сравнении с ними пустяки. Теперь ещё один вопрос — почему за нами охота и откуда такие суммы. Частичный ответ — мы накосячили. Перешли дорогу Светлому будущему, плюс я прибыл в этот мир с целью убить Власова. Меня слили. Всё закрутилось, завертелось. Что ещё тебе рассказать, Лейн?

— Ничего. — Предводитель сильнейших наёмников этого мира встал и пошёл к выходу. Стукнув два раза в дверь, развернулся и сказал: — Мы доставим вас в Иерихон и контракт будет закрыт. Для вас и нас всё вернётся в прежнее русло. Врагами мы не стали, я надеюсь. Друзьями тоже. Я и мои парни в вашем распоряжении, если хватит денег. Никогда не уважал Светлое будущее и ни буду уважать его теперь. Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся при более приятных обстоятельствах. До встречи, парни. И удачи…

Стоило двери закрыться, я вскочил и выпалил:

— Лейн знает о доброжелателе!

— Уверен? — удивился Андрюха, сильно нахмурившись. — Что такого ты услышал в его словах?

Я покачал головой:

— Ничего не услышал. Просто чувствую. Лейн многое не сказал, но я уверен, что он знает о доброжелателе и блокнот к нам попал с его помощью. Смею предположить — Лейн доброжелатель. Или работает с ним. Всё не так просто.

Андрюха рассмеялся:

— Всё не так просто — это мягко сказано. Хромому ежику даже понятно, что всё совсем не просто. Мы по-прежнему в заднице, Никита…

— Имя сменить не хочешь? — Андрюха встал с кровати и потянулся. — Тебе подойдёт Анар и Нуржан.

— На себя посмотри… — буркнул я. — На русского тоже мало похож. Акцент не проявляется?

Сегодня ровно тридцать дней как мы были захвачены в плен наёмником Семёном Черным. Тридцать долгих дней длится канитель, в которую повезло попасть. Сколько она продлится ещё мы не знаем. Тридцать дней я не был в посёлке Двойка и не видел свою рыжую красавицу.

За все тридцать дней мы ни разу не брились и, тем более, ни стриглись. Похожи на двух леших. Лейн не удосужился дать нам бритву, сколь мы не упрашивали. Или просто те, кто приносит еду, все наши просьбы пропускали миму ушей.

— Вчера ночью мы не доехали до Иерихона пары сотен километров. — Андрюха прислушался. — Едем уже часа четыре. Дороги близ города хорошие. По моим подсчётам скоро должны приехать. Готов?

Я пожал плечами:

— Не готов, но что это изменит? Хотел на Иерихон посмотреть… не судьба. Окон в тюрьме не предусмотрено. Он красив?

— По-своему, Никита. Иерихон самый крупный город этого мира. Можно считать его и самым красивым. Не слишком отличается от земных городов. Богатый, что немаловажно. Если ты был в США — Иерихон сильно похож на типичный штатовский городок. Особое место в городе занимают две организации. Башня Единого банка, полностью покрытая золотом. И огромный комплекс, принадлежащий Светлому будущему. Последний роскошью не блещет. Огромная бетонная уродина. Ощущение, что проектировалась она идиотом. Жаль, что ты ничего не увидишь. Тюрьмы на высоте не размещают. Под землю нам…

Около часа Унимог-тюрьма полз по ровной дороге. Полз, а затем остановился. Дверь медленно открылась и два наёмника вывели нас, не забыв перед этим нацепить на руки одноразовые наручники, а на головы мешки. Мы молчали, спокойно ожидая участи. За время, проведённое в пути, удалось смериться со статусом пленников. Если Лейн обращался с нами слишком хорошо, то Светлое будущее таким вряд ли порадует. На теплый сытый приём можно не рассчитывать.

Шли минут двадцать. Слышали звуки открываемых дверей, спускались по недлинной лестнице, поворачивали то на лево, то на право. Запомнить маршрут не представилось возможным. Потерялся я во всех этих коридорах.

Скрип засова, затем давно не смазанных петель и лёгкий толчок в спину. Стяжка на руках перерезана, мешок с головы сдёрнут. Я в камере. За мной молча закрыли дверь-решётку. Ну здравствуй, тюрьма.

Конвоиры удалились, так и не проронив ни слова. Суровые здоровяки, одетые в чёрные костюмы, похожие друг на друга, словно братья. Всего их было пятеро. Двое вели меня, двое Андрюху, а один шёл позади, держа обстановку в прицеле пистолета-пулемёта. Можно выдохнуть.

Тюрьма представляет из себя длинный бетонный коридор с тусклыми лампами в потолке, света которых явно не хватает. Камеры сделаны из толстых стальных прутков, вмурованных в бетон. Для надёжности к вертикальным пруткам приварены горизонтальные прутки. Получилась клетка размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Все камеры сообщаются между собой. Размер имеют два на три метра. Из удобств только одноместная железная шконка с до ужаса засаленным матрасом и отхожее место. Судя по затхлому запаху — пленники в этих камерах сидят редко. Слишком редко.

Меня поселили в первую от входа в коридор камеру. Андрюху в третью. Во второй камере сидит пленник. Мне и Андрюхе его отлично видно. Толстяк, возраст которого давно перевалил за пятьдесят. Одет в тёмно-синий строгий костюм, который успел сильно измараться и порваться в нескольких местах. Интересно, кто такой этот толстяк? Есть подозрения, что это…

— Ну как тебе тюрьма, Никит? — громко спросил Андрюха, проверяя шконку. Эхо его голоса распространилось по коридору-тюрьме и вернулось быстро стихающим «кит-кит-кит».

— Нормально. — Я приблизился к прутьям и посмотрел на толстяка. — Радует, что мы здесь не одни. Ещё радует, что относительно тепло и влажность не высокая. Ещё бы кормили хорошо — хоть годами сиди. Шучу, конечно…

Андрюха позвал:

— Эй, мужик, ты живой?

— Живой, — ответил толстяк, даже не пошевелившись.

— Как звать тебя? — спросил я, оценивая качество матраса. Воняет кислятиной. Спать на таком не стану. Отбросив его, увидел доски, постеленные на железные уголки. Лучше на досках посплю. Хорошо, что нет насекомых. Всяких клопов и прочих ползучих-кусачих гадов. Ненавижу, паразитов!

— Пётр, — тихо ответил толстяк. — Пётр Васильевич Толстой.

Андрюха громко хмыкнул и сказал:

— А я думал, что Власов Владимир Витальевич. Не так ли тебя зовут? Или мы ошибаемся?

Толстяк медленно встал с кровати. Посмотрел сперва на Андрюху, а затем на меня. Лицо прилично разбито и похоже на прокисший помидор. По сальной роже прилетело чем-то тяжёлым и минимум раза три. С ноги врезали, уверен в этом.

— Вроде не похож, — сказал я. — Или похож. Мы надеялись, что встретим в темнице Власова Владимира, а встретили Петра Толстого. То, что ты поменял имя, ничего не меняет. Как тебе в роли пленного, Вов… тьфу ты! Петь!

— Как вы поняли? — спросил Власов и устало опустился на кровать. Тихо завыл.

Я первым подошел к прутьям, отделяющим мою камеру, от камеры Власова, и схватился за них. Боков сделал тоже самое. На толстяка это никак не подействовало.

— Мы догадливы, Вов. — Я сымитировал злобный смех. — Хуже того, именно для тебя хуже, Вова, мы очень злые на тебя. Ты не представляешь, насколько злые. Веришь?

— Верю. — Власов снова всхлипнул. — Злые вы или нет, но для меня это мало, что меняет. Я уже мёртв. Меня подставили. Поверите?

— Попытайся объяснить, — с интересом в голосе попросил Андрюха. — Мы в такой заднице, что готовы верить даже в китайские сказки. Пытайся, Вова.

— Изначально всё должно было быть иначе. — Власов выдержал трёхсекундную паузу. — Я не хотел, чтобы всё было так. Я и вы — чья-то умелая хитрость.