— Бокова я избил не просто так. Тебя не стал, потому что нехочу врачей лишней работой утруждать. Через две недели вы оба должны быть в Иерихоне. Целые и красивые. Боков получил за то, что сделал давно. И за недавнее тоже получил. Представляешь, как дорого вы мне обошлись?

Я покачал головой и ответил:

— Не представляю. Дорого или нет — все твои расходы покроет Светлое будущее.

— Деньги не вернут людей, которых я потерял. — Лейн продолжил есть. — Ваша поимка стоила мне сотни хороших бойцов. И это только предварительные потери. Помимо этого, на нас теперь точат зуб огромное количество других наёмничьих кланов. Светлое будущее заплатит за вас, но расходов сумма не покроет. Слово имидж тебе знакомо, Ник? Убытки для меня не так важны, как важен имидж. Поймав вас, мы доказали, что являемся сильнейшими наёмниками этого мира. Теперь мы не просто огромный клан. Теперь мы свободная армия. Ты понимаешь это, русский?

— Плевать. — Я показал Лейну средний палец. — Ты ничтожество. Я так считаю. Ты ноль. Никто. Вся твоя шайка вьётся вокруг тебя по причине толстого кошелька. Не будет денег — не будет бойцов. Это ты понимаешь, американец?

Попытка вывести из себя не принесла результата. Лейн усмехнулся и сказал:

— Я не американец. Я англичанин. Своё мнение, русский, оставь при себе. Давай лучше к делу перейдём. От того, что ты скажешь, зависит твоё дальнейшее существование. Путь до Иерихона не близкий. Понимаешь это? Понимаешь, что две недели тебя будут обхаживать мои бойцы?

— Понимаю. — Я медленно встал и снова показал средний палец. — Скажу тебе только одно — иди ты на!

— Теперь это ваш дом, — сказал Саид, когда меня подвели к грузовику Мерседес Унимог. — Андрей уже внутри. Полезай, не задерживайся.

Я вздохнул. Дом так себе, если подумать. Унимог был переделан. Там, где должен быть кузов, теперь приделана здоровенная бронированная будка с единственной дверью, имеющей мощный наружный засов и складную лесенку. Передвижная тюрьма. Бронированный немецкий ГАЗ 66 с кунгом. Размеры почти аналогичные.

Наёмник-конвоир повозился с засовом, открыл дверь и, спрыгнув на землю, сделал пригласительный жест.

— Иду-иду, — тихо сказал я и полез в будку.

— Не скучайте, — сказал Саид и дверь бесшумно закрылась. Стало темно, как в склепе. Пахнет пластиком и потом.

— Никита, выключатель справа от двери на уровне груди, — хриплым голосом сказал Андрюха.

Поискав, я щёлкнул тумблером и в тюрьме стало светло.

Андрюха лежит на разложенной кровати справа. Тюрьма относительно радует. Всё не так плохо, как я думал.

Две кровати у стен внизу, две кровати под потолком. Шконки, если говорить правильно. Малейшими усилиями они складываются и раскладываются. В сложенном состоянии места не занимают совсем. Тюрьму можно смело назвать домом на колёсах. Шириной она чуть больше двух метров. В длину почти четыре. Высотой метра два с половиной. Помимо кроватей имеется складной столик и складные стулья, пара тумбочек, умывальник, душевая кабинка и унитаз. На стене висит плазменный телевизор, а в небольшой нише лежит ноутбук. Хорошо к пленникам Лейн относится. За это уважаю.

— Повернись и покажись, — попросил я, склонившись над Андрюхой.

— Подушка к роже прилипла, — ответил он. Лежит на кровати укрывшись тонким одеялом с головой. — Не хочу шевелится. Лейн, сука такая, отбил мне всё, что можно. Не тело, а сплошной кусок боли.

Порыскав, я нашёл в одной из тумбочек аптечку. Препаратов в ней полно, но по-немецки я читать не умею. Содрав с раны на руке коросту, полил на неё из бутылька прозрачной жидкости. Никакого эффекта. Написано «CHLORHEXAMED». Думаю, что это раствор хлоргексидина. Годится, но не совсем. Для начала не мешает отмыть раны. Поищем ещё.

На одной из пачек с таблетками написано «Furacin-Sol». Таблетки жёлтого цвета. Думаю, что это фурацилин. В отличии от российского фурацилина, немецкий сделан шипучими таблетками. Спасибо немцам, упростили жизнь. Налил в кружку тёплой воды, растворил в ней пару таблеток, взял все имеющиеся бинты и решительно подошёл к Андрюхе.

— Только не говори, что хочешь подлечить меня, — обречённо сказал он.

— Ага. — Я откинул одеяло. — Давай, друган, отлепляй рожу от подушки.

Сказать, что Боков выглядит плохо — соврать. Лейн потрудился на славу и превратил его тело в сплошной синяк. С лицом, если можно так сказать, Андрюхе повезло. Я насчитал восемь рассечений, благодаря которым кровь вышла, а не стала большой гематомой.

— Всё плохо, да? — спросил Андрюха, не открывая глаз, белки которых перестали быть белыми. Много сосудов полопалось и теперь глазные белки тёмно-красного цвета.

— Нормально, — ответил я, смочив в растворе фурацилина первый кусок бинта. — Через неделю будешь как новенький. Наверное…

Пятнадцать минут и лицо Бокова отмыто от запёкшейся крови. Свертываемость у него хорошая и раны почти не кровят. Стоило мне закончить, как дверь открылась и зашёл пожилой кореец с большим пластиковым чемоданом. Не сказав ни слова, начал осмотр. Осмотрев, приступил к лечению. Обколол лицо Андрюхи обезболивающим, а затем зашил все рассечения. Аккуратно зашил.

Закончив, переключился на меня. Осмотрев, снял наложенные ещё медведем швы, обработал составом, который неприятно жжёт и воткнул в наши задницы по уколу. Ушёл так и не открыв рта. Засов снова закрылся.

— Слабость, — пожаловался Андрюха. — Что этот Ким Чен Ын нам поставил, Никита?

— Не знаю, — честно ответил я, тоже почувствовав слабость и сонливость. — Скорее всего успокоительное вместе со снотворным. Надо бы шконку расправить, пока не отключился.

Стоило мне разложить кровать и улечься на неё, как сон взял верх. Бороться с ним было бессмысленно…

Медленные, почти не ощутимые, покачивания. Похоже, что нас уже повезли. Унимог, скорее всего, на пневматической подвеске. Либо дорога слишком хорошая, что маловероятно. Слишком мягко едет.

В тюрьме темно. Вставать не хочется, несмотря на то, что хочу пить и есть. Решил позвать:

— Не спишь?

— Не сплю, — отозвался Андрюха. — Около часа назад проснулся. Тело болит. Жду пока ты встанешь.

Я включил свет. На столике стоят шесть затянутых в фольгу контейнеров. О нас заботятся, что есть хорошо. Плохо, что еда остыла, а микроволновки нет.

— Что там? — Андрюха приподнялся на локтях и с любопытством посмотрел на контейнеры. — Плевать на боль. Ради еды я готов оторвать задницу от кровати.

Мы сложили шконки и разложили стол со стульями. На каждого приходится по три контейнера. Суп, второе и салат. Ещё нам принесли коробку с чаем и банку растворимого кофе. Чайник и вода в тюрьме имеются.

— Это Айнтопф, — сказал Андрюха, показав на суп. — Переводится как «Всё в одном горшке». Повар немец, я в этом уверен. Ешь, Никита, суп тебе понравится.

Я последовал Андрюхиному примеру и начал есть. Суп и правда вкусный. Жаль, что холодный. Состоит он из квашенной капусты, нескольких видов колбасок и сарделек, солёных огурцов, лука, а также специй и соусов. Густоват, что даже хорошо. Съел я его не заметив. Понравилось.

— А это Штрудель. — Андрюха задумался. — Или Штрудели. Тоже вкусная штука.

Штрудели мне не понравились. Основной их состав — мясо и картофель. Суховаты получились. Скорее всего их нужно было есть горячими. Остывшие никуда не годятся.

— А это салат из спаржи и красной рыбы, верно? — спросил я. — Как он называется?

— Не знаю. — Андрюха попытался улыбнуться, но скривился от боли. — Скорее всего так и называется — салат из спаржи и красной рыбы. Может вместо красной рыбы нужно говорить лосось, но лосося здесь нет. Есть его аналог — сарсан. По вкусу один в один. Покрупнее, правда.

Поев, я убрал со стола и налил чаю.

— Этот Унимог Лейн заказывал ещё в те времена, когда я работал на него. — Андрюха осторожно отхлебнул из кружки, но поставить её на стол не рискнул. — Три штуки таких должны были приехать из прежнего мира. Иногда нужно было перевозить особо важных шишек, а машин, пригодных для этого, у Лейна не было. Вот и заказал он три Унимога, которые немцы делали по спецзаказу. В этот мир Мерсы приехали, но потерялись. Искали их, да не могли найти. Нашли, видимо.