Мультиков насмотрелся жизней на десять вперёд. Были они разные. Некоторые вполне безобидные, а некоторые настолько бредовые, что и не сразу понимаешь, что к чему. Чего только не было. Хорошо, что всё закончилось. Я очнулся.

Лежу на кровати, смотрю в белый потолок и радуюсь лучам солнца, которые греют лицо и тело. Хочу скинуть простынь, вот только руки и ноги связаны. Не пошевелиться. Боли не чувствую. Бодр и свеж. Помнится, что меня ранили. Неужели всё успело зажить?

Судя по тому, как простынь топорщится в районе печени, повязка там нехилая. И со спины что-то немного давит. Значит, и там повязка.

– Ник, ты как? – спросил хриплый голос. Знакомый голос. Мертвецу принадлежащий. Или всё-таки нет?

Палата просторная, на две кровати. В полутора метрах от меня, тоже связанный по рукам и ногам, лежит Зубарь. Посмотрев на его лицо, я испугался. Постарался не показывать испуга, но, видимо, получилось плохо.

– Судя по твоей роже, – забормотал Зубарь, – моя страшнее раз в десять. Хотя мою теперь и рожей-то не назовёшь…

Всё-таки Зубарь не погиб. Получил ранение в голову, но не погиб. Живучий и везучий. Ключевое слово в данной связке «везучий».

Пуля вошла Зубарю в районе носа со стороны левого глаза и, забрав нос с собой, вышла под правым. Глубоко вышла. Глаз тоже с собой прихватила. И костей в придачу. Изуродовала Зубарю лицо до ужаса. Фильмы жанра хоррор отдыхают.

Ольга лечила Зубаря как могла. Где-то зашила. Там, где шить было реально. Там, где сделать ничего не смогла, оставила всё как есть. Рана успела покрыться коростами, а это значит, что лежим мы здесь достаточно.

– Я теперь пират, – попытался пошутить Зубарь. – Как выгляжу, Ермак?

Я улыбнулся и ответил:

– Не совсем плохо. Страшноват, но жить можно.

– Прорвёмся, – улыбаться Зубарю теперь не дано. – И не такое бывало. Прорвёмся…

Больше не говорили. Зубарь незаметно уснул, а я смотрел в окно и радовался. Радовался тому, что остался жив. Как тут не порадуешься?

Жив, не чувствую боли и полон сил. А проблемы, какими бы большими они ни были, подождут.

Из коридора начали доноситься звуки. Кто-то катит каталку и стучит каблуками по деревянному полу. В палату вошёл доктор Бруннерман в компании Ольги Барковой. Каталку вкатил худой блондин с огромным синяком под левым глазом. Остановив её между кроватей, гневно посмотрел на меня и перевёл взгляд на Зубаря.

– Никита в себя пришёл, – сказала Ольга и склонилась надо мной. – Как себя чувствуешь, сибиряк?

– Лучше, – ответил я. – Если развяжете, будет вообще хорошо.

Бруннерман подошёл ко мне, недовольно посмотрел и повернулся к Зубарю. Сказал лаборанту что-то на немецком, и тот засуетился.

– Пару минут подожди, – попросила Ольга.

Зубаря погрузили на каталку и увезли в неизвестном направлении. Я точно не у Ольги дома. В какой-то больнице нахожусь. В посёлке Двойка больниц вроде нет.

– Санитара кто раскрасил? – спросил я, когда Ольга начала освобождать меня от пут.

– Ты раскрасил, Никита. После операции тебя почти сутки жёстко накрывало. Агрессивно себя вёл, не подпускал никого, дрался. Санитар переоценил свои возможности и получил.

Руки получили свободу. Затекли ужасно. Всё-таки я тоже переоценил свои возможности: не так бодр и свеж.

– Что-то поплохело… – пожаловался я. – Таблеточку бы какую… и поесть…

Я был развязан полностью и подвергнут экзекуциям. Сперва Ольга поменяла повязки, а затем сделала несколько укольчиков. Про другие, самые щепетильные процедуры, вспоминать тошно. Не заметил, как уснул. Худею слишком быстро. На капельницах далеко не уедешь. Нужно срочно поправляться.

***

Наступило очередное утро, которое принесло немного позитива. Ко мне пришли посетители. Максим Ефименко и Боков Андрюха. Ольгу я со вчерашнего дня не видел, а поговорить с ней как следует не успел. Новости! Меня интересуют новости! Зубаря обратно так и не привезли. Надеюсь, что с ним всё хорошо. Страдает мужик.

– Мы поесть принесли, – сказал Максим и поставил пакет с едой на прикроватную тумбочку. – Не знаю, можно тебе это или нет. Посоветуйся с врачами, прежде чем что-нибудь съешь.

– Сказали, жирное не есть, – соврал я и мечтательно посмотрел на пакет. – Остальное всё можно. Ну… кроме алкоголя…

– Алкоголь тебе категорически запрещён, Никита. Пить ты не умеешь! – Боков вытащил из пакета стеклянную бутыль, наполненную молочно-розовой густой жидкостью и, протянув мне, сказал:

– Питьевой йогурт. Натурпродукт. Употреби, а то испортится.

Я не заметил, как опустошил полулитровую бутыль с йогуртом. Попросил добавки, и мне дали интересный фрукт, напоминающий по вкусу что-то среднее между яблоком и апельсином, а по внешнему виду сильно похожий на огурец. Чувствую, что могу съесть его без опасных последствий. Организм у меня крепкий. Быстро восстанавливается. После фрукта употребил парочку спелых помидоров. К ним добавил булочку с маком и запил её кефиром.

– Кабы не пронесло его… – с опаской пробормотал Боков. – Всё-таки советую воздержаться от столь чрезмерного поглощения еды. Мне не жалко, если что.

– Пофиг, – отмахнулся я. – После того, что со мной было, унитазом точно не испугаешь.

– Пусть будет по-твоему, – нехотя кивнул Боков. – Но всё же знай: от поноса умирают чаще, чем от сифилиса.

– Давай показывай, – попросил Максим и кивком указал на простынь, которой укрываюсь.

– Гляди, – ответил я и продемонстрировал огромную повязку. Под ней прячется небольшой шрам. Сантиметров десять в длину, не больше. Что на спине, пока не знаю, но думаю, что там всё намного лучше.

Боков Андрюха слегка похлопал меня по плечу и, широко улыбнувшись, сказал:

– Я рад, что всё обошлось. Сильно ты меня напугал, Никита. Каюсь, виноват.

– Да забей, – отмахнулся я. – Всё позади уже. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз…

– Тому в глаз, – улыбнулся Андрюха. – Будь по-твоему, Никита. Забыли и не вспоминаем.

– Зубарь выжил, – решил удивить новостью Максим. – Он в этой больнице вместе с тобой находился. Жаль, что теперь с лицом у него проблемы. Большие проблемы.

– Он тут лежал, – я показал на соседнюю кровать. – Рожа у него далеко не симпатичная. Была… Теперь вообще жуть. Вчера увезли его. Куда и зачем не знаю.

– В курсе, значит, – Максим посмотрел на кровать Зубаря. – Если увезли вчера, то должны были прооперировать и привезти. В Светлом, оказывается, есть пластический хирург. Хороший хирург. За большую сумму он должен был попытаться восстановить Зубарю лицо.

– Восстановить то, чего нет? – удивился я. – Плохо верится… Ну да ладно. О Зубаре потом. Меня интересуют новости. Первое – где мы сейчас, и как я сюда попал.

– В посёлке Рог, – ответил Боков, задумчиво глядя в окно. – Тут самая оснащённая больница. Оперировали тебя в Двойке, у Ольги дома. Там ты находился почти до обеда. Было это позавчера.

С временными рамками разобрались. Начало третьих суток, как я на больничном. Вот только зачем меня перевезли в Рог? И где Осипов? Его ведь тоже ранили. А может, ещё кого. Решил спросить:

– Сюда меня зачем привезли? И где остальные? Осипов, раненный в плечо?

Боков продолжил отвечать на вопросы:

– Осипову больничный не понадобился. Еще пару бойцов Зубаря зацепило. Все, кроме вас двоих, на ногах. Перевезли тебя в эту больницу, потому что сюда поехала Ольга. Всё из-за Зубаря. Скверно вышло…

– Ну продолжай, продолжай! – потребовал я. – Ненавижу, когда на самом интересном останавливаются.

Боков облокотился на подоконник и, покачав головой, дал понять, что рассказывать не хочет. Вместо него продолжил Максим:

– Накосячил, вот и стыдно. Все, кто остался, накосячили. Когда лагерь проверили и убедились, что всё безопасно, в первую очередь занялись девушками и детьми. Ну и Олаффсоном этим с его немногочисленными наёмниками, которые чудом выжили. О Зубаре даже не вспомнили. Мёртвому ведь без разницы. Андрюша скомандовал принести его тело в лагерь и завернуть во что-нибудь. Так и сделали. Лежал Зубарь до рассвета, завёрнутый в одну из порванных палаток. Потом был загружен в один из грузовиков и привезён в Двойку. Прошло на тот момент почти восемь часов, как он был застрелен. При выгрузке Зубарь неожиданно очнулся… Как тебе такой расклад?